Каббала и бесы

– Прямо сейчас.

С этого момента жизнь Гевера на острове протекала следующим образом: с самого утра, после молитвы, он давал урок по недельной главе «раввину» и всем присутствующим в Доме собрания. Затем приходили жители ближайшего поселка, и Гевер повторял урок для них. После завтрака его уже ждали мужчины из более отдаленной деревни, а к обеду поспевали обитатели противоположного конца острова.

Такой образ жизни Гевера вполне устраивал, раздражало лишь одно: каждый ученик просил надеть тфиллин и делал это с такими гримасами восторга, топотом и повизгиванием, что Геверу становилось не по себе. Нет, он, конечно, понимал радость еврейской души, получившей наконец-то возможность исполнить столь важную заповедь, но способы выражения этой радости приводили его в замешательство.

«Раввин» приходил накладывать тфиллин утром и на закате. И хоть твердил ему Гевер, что тот, кто добавля– ет, – уменьшает, «раввин» оставался при своем мнении.

– Для меня тфиллин, – говорил он, жадно наматывая ремешки, – деликатес, изысканное лакомство. Хочу насладиться им полной мерой.

Через месяц «раввин» пригласил Гевера к себе в дом на субботнюю трапезу. Субботняя служба проходила необычайно быстро – возможно, оттого, что Тору не читали (ведь свитка в синагоге не было), а молитвы были несколько иными, чем те, к которым привык Гевер. Ничего удивительного в этом он не усматривал, ведь островитяне очень давно оторвались от еврейского народа.

Молились островитяне по памяти, и только у кантора, торжественно выводившего свою мелодию, была книга. Но заглянуть в нее по непонятной причине Геверу не давали. Во время молитвы кантор прикрывал ее полами таллита, а сразу по окончании запирал в шкаф. На просьбу посмотреть, что написано в молитвеннике, «раввин» отказал, туманно ссылаясь на разные законы, обычаи и порядки. Гевер не решился настаивать: не хотят, ну и ладно, хотя, честно говоря, любопытство разбирало – как же молятся потомки десяти исчезнувших колен?

В доме «раввина» за столом, уставленным всевозможной снедью, чинно восседала большая семья. Гевера представили всем по очереди. Когда процедура закончилась, ему указали место рядом с хозяином дома. Но не успел он сесть, как дверь отворилась и в комнату вошла девушка. Гевер взглянул на нее и замер. Такой дивной, невозможной красоты он и представить себе не мог.

– Это моя дочь – Махлат, – произнес «раввин». – Да садитесь, садитесь, неужели она так напоминает Сдом и Амору, что вы превратились в столб?

– Она прекрасна, – едва смог вымолвить Гевер, опускаясь на скамью. – Я в своей жизни еще не встречал такой красавицы.

– Хм, – кашлянул «раввин». – Ну, коль вы так считаете, женитесь на ней. Для меня будет честью породниться с великим знатоком Торы.

– Но я женат. На Кубе меня ждет семья.

– Эхо-эх! – вздохнул «раввин», – Где она, эта Куба? Боюсь, что вам ее больше не увидеть. Да и чем плохо у нас? Вас уважают, вся ваша жизнь посвящена Торе, осталось только жениться и создать семью. Махлат, ты согласна выйти замуж за нашего гостя-мудреца?

Гевер хотел было возразить, но Махлат, поспешно кивнув головой, одарила его таким взглядом, что всё его прошлое, все удачи и неудачи, рождение детей, тихие радости семейной жизни и вообще всё, всё, всё на свете стало неважным и малозначительным. Тоска по дому, родным, друзьям, то, что плавало на поверхности его памяти, бередя и смущая, словно корабль, с легким «чмоком» ушло вниз и скрылось в мутной глубине подсознания.

– А вы, достопочтенный гость, – продолжил «раввин», – согласны ли вы взять в жены мою дочь Махлат?

– Согласен, согласен, – пробормотал Гевер, сжимая губы, чтоб не закричать от радости.

Свадьбу сыграли через неделю. «Раввин» подарил зятю дом, полный всяческой утвари, и началась новая, счастливо бегущая жизнь. Махлат оказалась чудесной женой – чудесной во всех отношениях, и в ее смуглых объятиях Гевер нашел покой и забвение.

К лету она забеременела и на осенние праздники уже еле смогла подняться на второй этаж Дома собрания, где располагалась женская половина. Поэтому на Симхат Тора[33 - Симхат Тора (на иврите – радость Торы) – праздник, в который завершается годичный цикл чтения Торы (http://www.eleven.co.il/index.php?mode=article&id=14133) и сразу же начинается новый.] Гевер настоял, чтобы Махлат осталась дома.

Этот праздник гуляли на острове по-особенному. После короткой молитвы все уселись за столы, накрытые в малом зале. На столах в изобилии стояли бутылки с местной водкой, убойной жидкостью, которую гнали из гуавы. Один раз, в гостях у тестя, Гевер отхлебнул глоток и навсегда зарекся прикасаться к этой отраве.

Островитяне заглатывали пойло целыми стаканами, хищно и жадно, и быстро хмелели, а, захмелев, возвращались в главный зал и пускались отплясывать вокруг «бимы». Вскоре Дом собраний оказался заполненным пьяными. С раскрасневшимися лицами они мерно ходили по кругу, горланя песни, размахивая руками, подпрыгивая, как бы изображая веселье и упоение. Картину народного ликования портили только лица: одеревенелые, с застывшими навыкате глазами.

Один из танцующих вскарабкался на «биму» и, с трудом балансируя на перилах, начал размахивать огромным желтым флагом. На флаге была изображена корона, под которой огромными буквами вилась надпись: «Да здравствует Царь!»

О каком Царе шла речь, было непонятно, но Гевер решил, что, по всей видимости, имеется в виду Всевышний, Царь своего народа.

Стоящий на «биме» сделал слишком резкий замах, покачнулся и, отбросив в сторону флаг, рухнул прямо на головы танцующих. Разнесся испуганный «ах» – наверное, кому-то досталось – толпа сначала замерла, а потом раздалась, оставив на полу неподвижное тело.

Все взоры устремились в сторону раненого, а Гевер, дернув дверцу шкафа, в котором прятали молитвенник, обнаружил, что ее забыли запереть. Наконец-то представилась возможность рассмотреть, что же там написано! Быстро распахнув дверцу, он засунул в шкаф голову и наугад раскрыл молитвенник. Спустя несколько секунд, отпрянув, словно укушенный змеей, он в ужасе прислонился к стене. В молитвеннике там, где обычно пишут имя Б-га, было написано Ашмедай.[34 - Имя царя демонов.]

– Так вот оно как! – в остолбенении шептал Ге– вер. – Значит, я полгода учу Торе демонов, и полгода они накладывают мои тфиллин. Сколько же несчастий они причинили миру благодаря полученной от меня силе. А «раввин» – он же по два раза в день приходил подзаряжаться!

Гевер вспомнил о жене и задрожал всем телом.

– Б-же, мой, Б-же, Б-же мой, значит, и Махлат – демон, а ребенок в ее чреве – моё потомство от демона!

Оставшуюся часть праздника Гевер просидел за стеной Дома собрания, мрачно уставясь во влажный сумрак ночи. Из ярко освещенных окон доносилось пение танцующих бесов.

– Что они празднуют? – думал Гевер. – Если все создано в зеркальном отражении, то у них, стало быть, тоже есть своя Тора и свой день ее получения. Но мне, мне-то как быть со всем этим?

План созрел часа через два. Гевер вернулся в синагогу и слился с толпой.

После праздника все пошло по заведенному порядку. Гевер вел себя так, будто продолжал пребывать в полном неведении. В субботу на третьей трапезе за столом у тестя он вдруг предложил.

– Все-таки, есть недостаток в нашем служении Всевышнему, и я знаю, как его исправить.

– Как же, сынок? – поощрительно улыбнулся «раввин».

– Я вернусь на Кубу, куплю самый лучший свиток Торы, несколько десятков пар тфиллин и привезу на остров.

– Но ты не сможешь даже отплыть от берега. Пучина засасывает всех, кто до сих пор пробовал это сделать.

– У меня особая шлюпка, – ответил Гевер. – Так же, как я добрался сюда, я смогу вернуться в открытый океан, а оттуда достигнуть Бермуд. Мне нужен мой экипаж: матросы для гребли и капитан для ориентации по звездам.

«Раввин» задумался. Гевер хорошо представлял, что крутилось в его бесовской голове. Нежелание отпустить уже прирученную жертву сталкивалось с пьянящей перспективой заполучить настоящий свиток Торы плюс десятки пар тфиллин.

– Хорошо, – произнес «раввин» после долгого раздумья. – Но ты дашь клятву, что вернешься не позже, чем через год.

– Много ли стоит клятва, данная демону? – усмехнулся про себя Гевер и согласился.

Прощание с Махлат оказалось нелегким. На последнюю ночь она приберегла такие уловки и приемы, что утром Гевер с трудом заставил себя разомкнуть ее объятия и выбраться из постели.

Почти всё население острова собралось на берегу пожелать шлюпке удачного плавания. Впереди в белом балахоне, поддерживая горестно плачущую дочь, стоял «раввин». Он молча пожал Геверу руку.

– Смотри, сынок, не забывай клятву, – то ли предупредил, то ли пригрозил он.

Через сутки шлюпка благополучно добралась до Бермудских островов, Гевер сел на корабль и, навсегда зарекшись плавать по морю, вернулся на Кубу. О демонах он никому не рассказал, но стал особенно усердно молиться и увеличил количество занятий Торой. Тфиллин, привезенные с острова, он сразу похоронил в генизе.[35 - Специальное место в синагоге, где хранятся испорченные ритуальные принадлежности и книги.]

Год прошел быстро, и чем ближе подступала дата обещанного возвращения, тем сильнее наваливалось на Гевера беспокойство. В ночь окончания срока он почти не спал, а день провел в синагоге. Но ничего не случилось. Совсем ничего. Миновал еще день, и еще один, неделя, другая…

Когда секретарь объявил о приходе очередной посетительницы, Гевер не обратил на нее никакого внимания. Он даже не поднял голову, дочитывая срочную бумагу. Каждый день в его контору приходили десятки просителей, и все хотели поговорить именно с хозяином. Как правило, их дело заканчивалось небольшой суммой, поэтому мелкие деньги Гевер держал в выдвижном ящике письменного стола. Дочитывая письмо, он машинально выдвинул ящик и засунул в него руку.

Подняв голову, он замер с рукой, запущенной в письменный ящик. Перед ним стояла Махлат – еще более красивая, чем при расставании, а на руках у нее спало их общее дитя – маленький кудрявый демон.

– Отец давно понял, что ты догадался, – сказала Махлат. – И отправил меня к тебе.

Гевер молчал. Происходящее казалось сном, фантазией, дурной сказкой. Махлат расплакалась.

– Разве я виновата, что родилась демоном? Разве ребенок виноват, что ты его отец? И нам хочется немного любви и радости. Мы ведь тоже твоя семья! Гевер молчал. Он ожидал чего угодно, но только не такого поворота событий. Ребенок проснулся, покрутил лобастой головой, посмотрел на Гевера и заплакал. Махлат присела на стул, не стесняясь, обнажила крепкую молодую грудь и засунула набухший сосок в ротик младенца. Он приник к ней и принялся жадно сосать.

Тысячи разных мыслей, планов и решений промелькнули в голове Гевера. Но обнаженная грудь подняла в нем волну такого безумного вожделения, что все эти планы, мысли и решения мгновенно испарились, сгинули без следа, словно морская пена под жаром полуденного солнца.