Царь Давид

– Поразить беззащитного – это настоящее убийство, – сказал Саул. – Я не хочу тебя больше видеть, Самуил. Слышишь меня, пророк?

Самуил бросил меч у трупа, будто не слышал слов Саула.

– Слово господина исполнено, – сказал он, в его глазах сверкало безумие. Он подобрал лохмотья своего плаща и вышел в ночь.

Царевичи и офицеры долгое время стояли неподвижно, созерцая труп Агага, каждый предаваясь своим мыслям. Саул размышлял о силе Самуила, когда тот завладел его мечом, чтобы убить пленного войны, в которой он даже не участвовал. Затем они набросили покрывало на убитого, подняли его и вынесли из шатра, чтобы похоронить. Саул поднял свой меч, нашел тряпку, смочил ее маслом и долго, в задумчивости, начищал клинок, время от времени нацеливая его на воображаемого врага при свете ламп. Когда он закончил, он бросил замаранную тряпку в огонь, выйдя из шатра, окруженного солдатами. Те смотрели на него с немым вопросом. Они не могли слышать крик Самуила, поскольку складки шатра были плотными, звуконепроницаемыми, однако они, наверное, были удивлены столь внезапным уходом пророка. В ночи раздавались звуки флейты.

– Намерения Всемогущего выполнены, – сказал им Саул.

– Разделите между всеми вами вино, имеющееся в наличии.

В скором времени по лагерю распространилось оживление и веселье, солдаты праздновали победу и пили за здоровье царя.

Ионафан засыпал пропитанный кровью грунт свежей землей, когда его отец вернулся в шатер. Саул положил ему руку на плечо, и молодой человек обнял отца, сдерживая слезы.

– Оскорбление отца оскорбляет сына, – сказал Саул, – и если это не так, такой сын не может носить своего имени, ты своего достоин.

Три царевича и офицеры, когда они вернулись после погребения Агага, нашли их именно так – один против другого. Они присоединились, вошли в их молчаливый круг.

– Кто может сказать, какой дух говорит с пророками? – сказал наконец Саул, выходя из круга. – Может, это и бог, а может, и дьявол. Победа наша, и никакие безумные речи пророка не отнимут ее у нас.

Они слушали его, не говоря ни слова, это было в первый раз, когда он подвергал сомнению авторитет пророка.

– Осталось выпить вина, – добавил он, показывая на прерванную трапезу. – Завтра мы войдем в Гиву. Победа останется, слова улетучатся.

Но, засыпая, он прошептал: «Судья… Кто дал ему право судить?»

И его сыновья долгое время не могли заснуть.

Неподалеку от шатра сидел Ахиа, он слышал всю ссору Саула с Самуилом. Он видел также Самуила, стряхивающего придорожную пыль с сандалий перед тем, как он влез на мула. Он окаменел, как женщина Лота. Слова волшебницы еще звенели в его ушах.

Глава 5

РАССКАЗ АБИМЕЛЕКА

Спустя несколько часов после возвращения Саула и его сыновей в Гиву не осталось ни одного горшка, который бы не поставили на огонь, ни одного вертела, который бы не вращался. Казалось, по улочкам шел снег от пуха и перьев домашней птицы и дичи: гусей, индюшек, уток, цыплят, куропаток, перепелов. Ягнята и овцы блеяли под ножами с тех пор, как гивцы заметили первых солдат и по их лицам поняли, что над ними трепещут крылья славной птицы – победы.

Когда Саул на коне, а его сыновья на спинах мулов стали подниматься по холму, на котором расположилась Гива, воздух наполнился криками детей, рабов, лаем собак. Крики терялись в деревьях миндаля, персиков, абрикосов, виноградниках по склонам, пугая ласточек и зайцев. Три тысячи человек, несомненно, изнуренные и забрызганные грязью, но сияющие от гордости, поднимались по дороге славы.

Сначала толпа бросилась к царю Израиля и его сыновьям, хватая их руки, ноги, колени, покрывая их поцелуями. Именно поэтому Саул с трудом наконец достиг своего дворца, где его ожидали две его жены: старшая Ахиноам, растерянная, изменившаяся из-за волнений, и его молодая наложница Риспа, мать его младших сыновей. Развели огонь, чтобы согреть воды для всех этих усталых мужчин, чтобы помочь отдохнуть их усталым членам, перевязать их раны и умастить маслом их волосы. Потом до последнего сосуда достали из погребов вино.

Вечером победу праздновал весь город. Певцы надрывались до захода солнца. По улицам бежали танцовщицы и заканчивали свое круженье во дворцовых садах, где собралась большая часть города, танцовщиц сопровождали толпы мальчишек, повторяя их движения. Звенели систры и треугольники, заливались флейты, звучали тамбурины. Шум был такой, что и мертвые бы встали.

Вот это был праздник. Весна предлагала все свои прелести Иудее: живописное небо, пахучий воздух, теплая земля. Сады дворца развернули единственный навес, достойный воинов-победителей, – звездное небо. Кортеж носильщиков ходил между домами и царскими садами, подавая печенье и дичь, приготовленную в собственном соку, с зернами тмина и кориандра, и ягнят, зажаренных на вертеле. Огонь, по указанию Саула, продолжали поддерживать, чтобы мясо было горячим. Рабы несли кувшины с вином.

Пришел Саул. Гибкая походка, после горячей ванны и растирания, умащенные и надушенные нардом волосы, новая кожаная юбка, которую поддерживал пояс с золотой пряжкой. Он расцвел от славы, приветственные возгласы устремились к нему. Улыбка пряталась в его короткой бороде и смягчала его сумрачный взгляд. Все вставали, чтобы обнять его, поцеловать ему руки, предложить ему печенье, вино, сласти. Дети цеплялись за его золотые браслеты, что заставляло его смеяться; он поднимал наглеца на руки, кружил его к удовольствию мальчишки или девчонки. Но он пришел к своим солдатам; он склонялся к ним, не делая различия в чинах, приседал, если нужно было поговорить с тем или иным тяжело раненным, клал руку на плечо с сочувственным или задумчивым взглядом.

Некоторые пылко беседовали с ним. Хватая его за края одежды, они в деталях рассказывали ему о своих подвигах, сопровождая резкими жестами и криками. Приблизив лицо, торопясь, брызгая слюной, они проявляли к нему особое доверие. Издалека казалось, что они бранятся, а благословения, которые они призывали на Саула, были горячи, как проклятья. Иногда они заговаривались, убеждая, что одна из их стрел пронзила троих людей, а также что копье вонзилось в землю, пронзив всадника и лошадь. Но Саул сохранял улыбку, кивал головой, расточая ободряющие слова. Он узнал в их глазах блеск, что дает вино из белены, этот пристальный взгляд и эти зрачки – узкие, словно горчичное зерно. Да, чтобы переносить усталость, жажду, голод, которые без конца сопровождали их в бою, им нужно было воодушевиться вином из белены[1 - На улице Рута Гравеолен было более девятисот видов кустов, широко используемых в древней античности. Листья, которые жевали, невзирая на их горький вкус, помогали переносить палящее солнце, но их сок в действительности оказывал тонизирующее действие. Белена, Hyoscyamus niger, содержит возбуждающие вещества гиосциамин и скополамин.].

Несколько листьев оказывали на них обезболивающее действие. Постоянно напряженные мускулы, пронизывающий, порой безумный взгляд, в бреду кровавой ярости они выпивали глоток этого вина, которое им готовили знахари, чтобы утопить в нем горечь. Эти наркотики были нужны, чтобы резать тела, вонзать копья в грудь, отрубать руки и ноги, добивать хрипящих раненых, чтобы переносить собственные раны и сломанные кости… И чтобы потом вновь стать человеком и легко выдержать взгляд Бога и женщины, не говоря уже о взорах мужчин.

Филистимляне употребляли его только до сражений, что не позволяло им полностью использовать его преимущества. Саул тоже пил это вино, чтобы сопротивляться бессонным ночам после дней боевых кровопролитий. Теперь он знал, что напряжение в бою и действие этих наркотиков способствовало расслаблению: мужчины становились сентиментальнее, а после вина даже слезливыми. Теперь они мучались от стойкой эрекции. А через девять месяцев все способные женщины родят. Новорожденных назовут детьми улицы и белены.

Его сыновья неотступно следовали за ним во главе с Ионафаном. Ионафан был горд, словно бросал вызов Вселенной. Но сильнее этой величественной выправки был его веселый нрав: смех разливался по его лицу, словно сок граната, который взрывается на солнце. И в этот вечер, коронованный золотом храбрости и триумфа, Саул не сводил с него веселого, одобряющего взгляда. Женщины и девушки пожирали его глазами. Он смаковал восхваления, насмешки, веселый взгляд, озорной язык, отталкивая льстеца твердой рукой, осознавая одновременно и границы дозволенного. Потом царь и царевичи покинули праздник, чтобы вернуться к себе домой. Они достаточно уделили времени братьям по оружию, а теперь устремились к своим супругам, наложницам, детям, близким. Солдаты торопились рассказать случаи, которые должны были быть услышаны. Этой ночью в городе было рассказано около двух тысяч случаев о городе, когда-то проклятом и печально известном, который Саул и Ионафан взяли у филистимлян[2 - За два века до избрания Саула царем Израиля Гива – столица племени вениамитян – стала объектом карательной экспедиции других племен, потому что левит Эфраим, который остановился там на ночь с наложницей, смог найти приют лишь у одного старого человека – эфраимита, все остальное население отказалось его принять ночью, люди Гивы постучали в дверь старика, требуя, чтобы он выдал им своего гостя. Левит, чтобы избежать конфликта, отдал им его наложницу, которую они насиловали всю ночь и труп которой они бросили на пороге дома. (Судьи VIII, 19 – IX, 20). Экспедиция из «четырехсот тысяч человек» (возможно, в сто раз меньше) прибыла, чтобы наказать вениамитян за злодеяние. Из племени выжило лишь несколько человек. Гива, ставшая префектурой филистимлян, была отвоевана благодаря отваге Ионафана.].

Когда рассказы о победе над амаликитянами закончились, слушатели, опьяневшие как от подвигов, так и от вина и пива, попросили рассказать о том, кто принес победу. Абимелек, офицер Ионафана, девятнадцатилетний храбрец, который носил повсюду повязку на голове, словно корону, и участвовал в двух сражениях, согласился. Огни горели там и сям в рощах, собирая вокруг себя людей: старых женщин и девственниц, стариков и кормилиц, мальчишек и наложниц. А также рабов, потому что иудеи-победители отныне имели рабов. Абимелеку подали печенье и наполнили рог.

– Из всех военных, кого я знал, среди друзей и врагов, – начал он, – Ионафан – самый великий. Когда мы прибыли сюда, сорок лун назад, в Гиву, филистимляне правили всем регионом. Саул, который был только что провозглашен нашим царем, собрал три тысячи человек. Из них одну отдал Ионафану. У нас не было металлического оружия. Только у Саула и Ионафана были меч и копье. Мы были вооружены пращами и палками, концы которых были обожжены на огне. Филистимляне были бесчисленны. Они имели колесницы, лошадей, железное оружие, мечи, копья. Ребенок лучше вооружен против шакала, чем мы против филистимлян.

Саул устроил свой лагерь в Микмасхе. Ночью он нас разделил на три группы, каждая по тысяче человек, одной из которых командовал Ионафан, и ночью мы окружили Гиву. Когда на заре филистимляне это поняли, они под предводительством своего префекта напали на нас с отрядом пехотинцев. Как раз на людей Ионафана. У Ионафана повадка льва: он бросился на их ошарашенного командира и пронзил его своим копьем. Вот так – пак! Одним ударом! Одним усилием железной руки! Это был их командующий! Потом Ионафан подобрал свое оружие и убил человека, стоявшего рядом. Потом еще одного. Мы отразили удар, и филистимляне потеряли десятки людей, потому что не ожидали ни такой дерзости, ни таких героев. Они собрали свои гарнизоны и снова атаковали.

Через три часа мы услышали небывалый шум и увидели их колесницы, движущиеся на нас с ужасным грохотом, управляемые конниками, которые кричали, словно демоны. Пехотинцы следовали за ними быстрым шагом, вращая оружием. Только демоны смогли бы вынести такое зрелище. Один из наших бойцов, охваченный ужасом их приближения, не мог сдвинуться с места и был разрублен колесом на две части. Мы побежали, спасаясь. По нашему примеру филистимляне тоже разделились на три группы. Некоторые из нас убежали очень далеко. Стыд заставил бы их сейчас умереть. Мне сказали, что они даже преодолели Иордан. В Схеоле нет достаточно глубоких мест, где бы они утонули!

Все слушали, раскрыв рты. Как же иудеи вышли из этого испытания?

– Вот здесь вы сможете судить о гениальности и храбрости Ионафана, – продолжил Абимелек. – Мы все укрылись – кто в пещере, кто в яме, в земле, кто в роще, – ожидая, когда ослабеет атака филистимлян. Так и произошло. Они проехали по долинам, недоумевая, куда мы делись. По правде говоря, нас было немного. Из трех тысяч человек смерть и трусость оставили лишь шестьсот. Мы слышали, как они зубоскалили и громко звали нас. Я был рядом с Ионафаном в пещере и подглядывал за ними. Саул в другой пещере со своими офицерами и сотней людей обсуждал наши дальнейшие действия.

Абимелек позволил себе небольшую паузу и насладился тишиной, что усилило эффект его повествования.

– Незадолго до захода солнца мы увидели две или три сотни филистимских пехотинцев, которые разыскивали нас и не могли понять, куда мы исчезли. В этот момент Ионафан сказал нам: «Вот! Это наш шанс!»

Он первым выскочил из пещеры И как дикий зверь бросился на филистимлян. Один! Другой! Третий! Четвертый! Филистимляне, разыскивая, разделились, и внезапность, которая сопровождала их, теперь была на нашей стороне. Ионафан протыкал их копьем, резал мечом! Надо было видеть! Вот за такое время, которое необходимо мне, чтобы сгрызть это печенье, мы убили двадцать человек. Остальные убежали и издалека наблюдали за этой бойней. Они спрашивали себя, откуда мы взялись, сколько нас, потому что сосчитать нас было невозможно. Рассыпавшись по холмам, мы были словно духи, выраставшие из земли, и на этот раз им ничем не помогли ни колесницы, ни лошади, ни железное оружие. Два или три человека, притаившись в ложбине, ловко бросали камни во врагов, и ни один филистимлянин не мог догадаться, откуда камень. Их охватила паника, и они беспорядочно рассеялись во всех направлениях, без командира не зная куда идти.

Он похлопал меч, лежавший рядом.

– Мы забрали у них оружие, и теперь мы сильнее. Мы их вытеснили из Гивы и отбросили от Микмасха до Айалона.

– Всемогущий был с нами, – сказал старец, немного погодя.

– Он вдохновил царя и Ионафана, – сказал другой.

– Вас было три тысячи, а теперь две. Где недостающая тысяча? – спросил старец.

– Много погибших.

– Тысяча? – удивился старец.

– Были и трусы, я уже говорил, – возразил Абимелек.

– Тысяча трусов?

– Их не считают. Они этого недостойны, – сказал Абимелек раздраженно. – Мне безразлично их число.

– А Самуил, ясновидящий, – спросила женщина, супруга одного из солдат, – где он? Почему он не с нами, чтобы отпраздновать нашу победу?

– Я не знаю, – уклончиво сказал Абимелек.

– Правда ли, что он убил Агага? – спросил старец.