Время борьбы Виктор Кожемяко «Время борьбы» – новая книга автора, известного журналиста, обозревателя газеты «Правда» Виктора Стефановича Кожемяко. Его предыдущая книга «Лица века» получила широкий резонанс в обществе и выдержала два издания. В настоящем издании в свойственной ему литературно-художественной форме бесед, очерков, статей, воспоминаний автор представляет лица, ставшие в своё время героями либо недругами отечества и наиболее ярко отражающие исторические переломные этапы жизни нашего народа. Издательство выражает уверенность, что и эта работа автора вызовет интерес у массового читателя. Виктор Кожемяко Время борьбы Лики героев и личины предателей – от начала прошлого века до наших дней Посвящается 90-летию Великого Октября Предисловие Видя свет негасимый Книга эта, которую я посвящаю памятной дате Великой Октябрьской социалистической революции, не художественное описание или научное исследование того, что произошло в моей стране 90 лет назад. Это – перекличка времен за целый век, от предреволюционной поры до нынешних дней. Собственно о революции здесь не так уж много страниц. Но суть в том, что с нею неразрывно связана вся предшествовавшая и последующая жизнь нашего народа, то есть наше прошлое, настоящее и, осмелюсь сказать, будущее тоже. За последние полтора десятилетия мы стали свидетелями яростных и изощренных усилий, направленных властями предержащими на искажение или просто-напросто уничтожение памяти Великого Октября. Сперва это ознаменовалось ельцинско-чубайсовской попыткой переименовать многолетний главный советский праздник в фарисейский «День согласия и примирения», а затем – путинско-сурковской отменой праздничного 7 ноября вообще. С иезуитской подстановкой иного праздника, тремя днями раньше. Таким образом, решили не только вычеркнуть из памяти народной великую историческую дату, но и столкнуть ее с другим, тоже великим событием отечественной истории. Что ж, в указах, постановлениях и законах можно отменять всё, вплоть до восхода и захода солнца. Однако из песни, как известно, слова не выкинешь. А в исторической песне России, означающей ее судьбу, это слово настолько велико и влиятельно, свет его во всём мире так ярок, праведен и благотворен, что росчерком пера с ним не справиться. Конечно, к одному росчерку всё далеко не свелось. Действует огромная пропагандистская машина, и, если чего-то ей удалось добиться, то самое горькое, по-моему, – это нынешнее представление многими моими соотечественниками русской, российской революции как дела антипатриотического. Потому и противопоставляют Минина с Пожарским Ленину со Сталиным. Или, что еще коварнее, Сталина противопоставляют Ленину. И, лицемерно отмечая годовщины военного парада, состоявшегося на Красной площади 7 ноября 1941 года, умалчивают, какой же дате, какому событию он был посвящен. А имя на Мавзолее старательно драпируют. Чтобы не резало глаз. Но правда состоит в том, что именно с трибуны ленинского Мавзолея на параде, посвященном 24-й годовщине Великого Октября, обратил Сталин к воинам Красной Армии и всему советскому народу исторические слова: «Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александр Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!» * * * Вы понимаете? Минин, Пожарский и Ленин – вместе, в одном ряду! Так было, и в этом величайшая сущностная правда нашей советской истории, победоносная сила ее. Позволю себе одно личное воспоминание. В детстве, которое совпало с началом войны (мне было около семи лет, когда я услышал по радио те сталинские слова), подсознательно очень хотелось объединить всех своих любимых героев в общих боях. И вот, фантазируя в мечтах о схватках с врагами, в которых, разумеется, сам я участвую, придумал крепость и долговременную ее оборону, где мысленно собирал и дружинников Александра Невского, Дмитрия Донского, и ратников ополчения Минина и Пожарского, и гвардейцев Петра Первого, моряков Ушакова и Нахимова, суворовских чудо-богатырей. Были здесь также, сколь это ни покажется парадоксальным, вооруженные казаки и крестьяне под водительством Разина и Пугачёва, скакали конники Салавата Юлаева… А крепость у меня называлась – Революция. Совершенно четко помню, что я долго искал название и перебирал разные, но остановился всё-таки на этом. Почему же? Почему именно оно стало в моем представлении наиболее обобщающим и позволило поставить рядом с дорогими моему детскому сердцу Чапаевым, Щорсом, Будённым и другими революционными героями не менее дорогих героев и полководцев совсем иных времен, весьма далеких, казалось бы, от времени Октябрьской революции? Тогда это происходило подсознательно – задумался уже позднее, задним числом. И ответ приходил, например, тогда, когда в архиве ЦК ВЛКСМ, в записной книжке Зои Космодемьянской (предвоенной еще книжке!) я увидел вместе имена тех красных героев и строки лермонтовского «Бородино». Вместе они готовили к подвигу дух юной советской героини! А соединяло их… Соединяло то, что и было в основе, в самом корне как нашей революции, так и характера народа нашего – понятие справедливости. Пусть тогда, в детстве, я этого вполне еще не осознавал. Неважно. Я это чувствовал, что, пожалуй, не менее значимо. И такое чувство – чувство справедливости – мне было передано если не от рождения, то всем существом окружающей жизни и всеми книжками, которые я читал, начиная с наших русских народных сказок. Сказки, песни, былины, Пушкин и Гоголь, Некрасов и Толстой – всё это было о том, что нельзя обижать слабого, нельзя обирать бедного, нельзя унижать и оскорблять человека, поскольку он – человек, а люди все равны. Тогда не добавлялось, конечно: равны перед Богом. Не звучало на школьных уроках имя Христа. Но дух-то Христов, дух справедливости, при безусловно, казалось бы, атеистическом воспитании воспринимался нами, причем как нечто самое жизненно основное. Потому что он был сутью всей нашей жизни советской, строившейся после Великого Октября. Дух справедливости. Она, справедливость, – выше и дороже любых денег, любого богатства, выше всего на свете. И Советская Родина, за которую во время Великой Отечественной шли в бой наши солдаты, была воплощением справедливости. И Революция произошла во имя неё. Недаром же Александру Блоку, гениальному русскому поэту с обостренным чувством справедливости, увиделся во главе той внешне отталкивающей голытьбы, что составляла революционный строй (или «сброд»?), «в белом венчике из роз впереди Исус Христос». Прочтем у другого русского гения – композитора Георгия Свиридова: «Художник различает свет, как бы ни был мал иной раз источник, и возглашает этот свет. Чем более он стихийно одарен, тем интенсивней он возглашает о том, что видит этот свет, эту вспышку, протуберанец. Пример тому – великие русские поэты: Горький, Блок, Есенин, Маяковский, видевшие в Революции свет надежды, источник глубоких и благотворных для мира перемен». * * * Виден ли этот свет сегодня, по прошествии девяти десятилетий? Виден ли он не только позади, но и впереди? Вопросы настолько важные, что, думается, и не может быть для нас ничего важнее. О, какой мглой окутано за последние годы сознание многих и многих! В каком непроглядном, ядовитом, разъедающем очи болотном тумане приходится существовать! Вот и сдвинулся разум даже у тех, кто родился, учился, всю свою жизнь прожил при Советской власти и кому вроде бы излишне разъяснять ее достоинства. Впрочем, любопытно следующее. Нынче не редкость встретить странную логику: человек может и признать, что многое в советское время было значительно лучше, нежели сейчас, однако всё это бесспорно лучшее никак не соединяется с Октябрьской революцией, которую тот же человек с чужих слов презрительно именует переворотом и проклинает как самое злое антироссийское зло. Но ведь Советская власть не сама собой возникла. Она рождена Октябрьской революцией, и все блага, которые, пройдя через огромные преграды, страшные катаклизмы и мучительные испытания, в конце концов, дала народу, есть великие блага Великого Октября. Да, теперь внушают, что и благ никаких не было, потому что не было, дескать, ста сортов колбасы, как в Швеции, или столько личных автомашин, как в Америке. И совсем не просто (пока еще не просто?) разъяснить многим простую истину, что было у нас зато нечто гораздо большее. Было больше справедливости. Ну как донести это до сознания, всецело поглощенного только лимузинами и колбасой? Октябрьскую революцию клянут за лозунг «Грабь награбленное!», которого, кстати, у нее не было. Но если даже и в такой анархической форме происходила где-то «экспроприация экспроприаторов», всё равно хочется спросить: неужели это нравственно хуже, чем «Грабь заработанное!», что реализовали после своей так называемой августовской революции 1991 года пришедшие к власти руководители России? Вот вернулись господа вместо товарищей. Хорошо? После Октября к господам в их роскошные и безразмерно большие хоромы подселяли людей из лачуг и подвалов. Нынче тех, кто оказался в нищете и не в силах платить за безумно подскочившее в цене жилье, вышвыривают из предоставленных Советской властью квартир. Говорят, по Конституции у всех нас есть все гражданские права. Но главного права – на жизнь – у многих, оказывается, нет. Настоящее право на жизнь только у того, кто, как минимум, может теперь оплатить и квартиру, и нормальное питание, и дорогую операцию, и лекарства, не доступные для большинства. В народе всегда считалось безнравственным, аморальным, совершенно недопустимым положение, когда у одного человека было всё, а у другого – ничего. И Советская власть такое не допускала. Теперь это – норма, и эксплуатация человека человеком, искоренить которую ставил как главную задачу Великий Октябрь, вновь стала нормой. А фантастические богатства кучки нынешних олигархов, ограбивших народ, и нищета миллионов – пока лишь вынужденный повод власти время от времени поговорить «о сокращении слишком большого разрыва в доходах», глухо замалчивая коренную несправедливость жизнеустройства, в которую страна отброшена после ликвидации достижений социалистической революции. * * * Постоянные размышления обо всём этом побуждают меня сегодня к моей журналистской работе. Они же продиктовали необходимость подготовить эту книгу, которая, надеюсь, в чем-то вызовет актуальные размышления моих современников. В книгу вошли очерки, статьи и беседы последнего пятнадцатилетия – конечно, только небольшая часть написанного за это время. Но изначально возникла у меня мысль обязательно включить сюда и страницы, принадлежащие не мне, а моему отцу. Сперва я хотел дать их в конце, в приложении, как некое дополнение к теперешнему своему взгляду на жизнь и людей. А затем, после раздумий и совета с редактором, принял иное решение: не завершить, а, наоборот, открыть ими книгу. Отец, ушедший из жизни без малого двадцать лет назад, я уверен, не возразил бы. Что же касается читателей, думаю, они поймут, чем такое мое решение вызвано и согласятся с его правомерностью. Говорят, всё познается в сравнении. Отцовские воспоминания о предреволюционной деревне такую возможность дают. Конечно, это воспоминания всего лишь одного человека, и претендовать на какую-то всесторонне полную картину хотя бы той же деревенской, крестьянской жизни во всей России перед Октябрем они не могут. Но – это, несомненно, честная память, за что я, зная своего отца, могу твердо ручаться. Стало быть, для меня (и для читателей) это такой жизненный документ, от которого вполне можно идти в размышлениях о революции. Помогает многое увидеть и понять. Так, через эти оставленные отцом воспоминания понятнее становятся мне чаяния крестьян, изложенные ими в коллективных обращениях к Государственной думе периода первой русской революции. Анализ того огромного потока наказов, «приговоров» и петицией приводит в своей книге «Советская цивилизация» Сергей Георгиевич Кара-Мурза. И вот что в них самое главное. Требование отмены частной собственности на землю содержалось в 100 процентах обращений. Более половины – 59 процентов – требовали закона, запрещающего наемный труд в сельском хозяйстве, а 84 процента – введения прогрессивного подоходного налога. Среди неэкономических требований выделяется всеобщее бесплатное образование – в 100 процентах крестьянских обращений. Сопоставьте это с тем, что вы прочтете у отца, – о его страстной мечте учиться. Реальностью для него, как и для миллионов других крестьянских и рабочих детей, она станет только после Октября 1917-го. Основные требования крестьян Октябрь осуществит. Начиная с ключевого: продажу земли запретить, а частную собственность на землю – отменить. Но вот 90 лет спустя мы видим, что Государственная дума, с гордостью провозглашающая себя правопреемницей Думы дореволюционной, голосами «партии власти» и ее приспешников всё вернула на круги своя. Наплевав на петиции, «приговоры» и наказы крестьян нынешних, на все их возмущения и протесты. И разве не то же самое происходит с образованием, которое опять стремятся разделить на «элитарное» – для избранных и второсортное – для массы? Отец как величайшее потрясение пережил коварную хитрость, заложенную в программе «народной» начальной школы: оказывается, дальше пойти учиться с этими знаниями он не может. И, оказывается, специально всё было так устроено! В упомянутой книге С. Кара-Мурзы я читаю, что сам царь Николай II лично был одержим идеей школы «двух коридоров», «селекцией» детей по сословным и материальным признакам. Октябрьская революция, создавшая родную для нас единую советскую школу, всё это решительно отмела. Но теперь (под разными соусами и в разнообразных видах!) опять нам это возвращают. Чтобы хорошее образование было только для богатых. Например, из более 500 государственных вузов России может остаться лишь 90 или даже 60. В новосозданных же частных при плате, доступной лишь «избранным», понятно, кому по карману будет учиться… * * * Да, время, в которое мы живем, стало временем отмены великих октябрьских завоеваний. Кому-то это уже абсолютно ясно, а кто-то от понимания еще очень далек. Что ж, надо таким помогать, если только они категорически не затыкают себе глаза и уши. Для моего поколения время жизни резко разделилось надвое – советская эпоха и постсоветский, антисоветский развал. Развал не только экономики, но, что еще важнее, корневых наших духовных и нравственных ценностей. А это не могло не отразиться на людях. Я хочу рассказать о времени – советском и антисоветском – через людей. Есть знаковые личности, такие как писатель Николай Островский или шахтер Алексей Стаханов – выходец из орловских крестьян, как прославленная героиня Зоя Космодемьянская или народный артист Евгений Самойлов. Есть люди не столь знаменитые, но тоже несущие в себе черты советской эпохи, и их я воспринимаю нынче как лики света. А вот падение нравов в обществе, снижение уровня жизни у большинства граждан России в результате так называемой перестройки и катастрофических «реформ», когда уничтожение советского образа жизни стало главной, первоочередной задачей пришедших к власти мне представляется погружением во тьму. Не верю, что это будет продолжаться долго. У большинства народа раскроются глаза, и люди вступят в борьбу за лучшую жизнь, пойдут за надёжными лидерами. Здесь, в книге, я представляю некоторых из них. Это лица борющейся моей партии – КПРФ. За что она борется? За справедливость. За то, во имя чего 90 лет назад был совершен Великий Октябрь и ради чего почти семь с половиной героических десятилетий ярким светом сияла миру самая справедливая на Земле Советская социалистическая держава. Ее свет не погас. Он будет (непременно будет!) обозначать человечеству верный путь в будущее, дабы жестоким капиталистическим самоистреблением не кончилась вся жизнь на прекрасной и хрупкой нашей планете. Глава первая Это было в начале двадцатого века Трудно нынче, даже мысленно, перенестись на сто лет назад, когда в недрах российского общества вызревала великая революция. Трудно во всей полноте охватить ее движение и результаты. В этой главе – лишь некоторые штрихи огромной темы. Но они должны помочь осмыслению нашего прошлого во имя будущего. Помочь опровержению вымыслов, искажений, целенаправленной клеветы. Погрузившись в крестьянскую жизнь, какой реально была она в начале минувшего столетия, вы острее почувствуете и лучше поймете нараставшую боль несправедливости, которую несло в глубине души основное население тогдашней России. Вдумавшись затем в подлинную, а не «нарисованную» картину борьбы девяностолетней давности, точнее разберетесь, кто же губил и кто по-настоящему спасал Россию в годы революции, иностранной военной интервенции и Гражданской войны. А последующие признания наиболее честных противников Великого Октября тоже становятся весомыми аргументами в доказательство его правоты. Свидетельствует мой отец Итак, откроется эта глава воспоминаниями моего отца, и я должен представить их. Прежде всего считаю нужным отметить, что писались воспоминания не для печати. Просто отец рассказывал время от времени что-нибудь из своей жизни, а мне это было интересно. Вот и упросил его, хотя бы частично, положить свои рассказы на бумагу. Как память детям, внукам и правнукам. Взялся он за такую непривычную для него работу в очень преклонном уже возрасте, когда жить ему оставалось совсем немного. Но взялся, как я понял, с увлечением. И после его смерти в январе 1988 года осталась эта большая картонная папка, где сложены были 120 листов, исписанных убористым и четким, до боли родным почерком, который старость (а было отцу уж почти 90!) не разрушила и нисколько не исказила. Правда, повествование свое, начатое в неторопливом, размеренном тоне, с массой подробностей и деталей, потом стал писать всё более и более бегло, но даже и так закончить не успел. Однако то, что успел, думается, заслуживает более широкого внимания, не ограниченного нашим семейным кругом. Ведь рассказывая об одной русской крестьянской семье, отец рассказывает и о многих других, ибо во многом судьбы их оказались схожи. А тот факт, что писалось это не для газеты или журнала, вообще «не для публики», то есть, я считаю, вряд ли подвергалось какому-либо конъюнктурному саморедактированию, делает отцовские записки максимально достоверными и исторически ценными. Поэтому стоит предать их гласности, включив в современный разговор о дореволюционной, советской и сегодняшней России. Выходит, разная она, «Россия, которую мы потеряли». Одна – в известном одноименном фильме Говорухина и другая – на страницах воспоминаний моего отца, не доверять которому я не могу. Собственно, потому и печатаю, что не сомневаюсь в правдивости. И еще один есть существенный повод для публикации: целый ряд тем и вопросов в этих заметках представляется мне нынче необыкновенно злободневным. Вот сейчас крайне остро стоит вопрос о земле. Вновь замаячило возвращение в русскую деревню помещиков; вновь происходит обезземеливание крестьянской массы под благовидным предлогом наделения ее правом частной собственности на землю и свободной купли-продажи; вновь реальной становится кабальная зависимость бедняка на селе. Воспоминания отцовского детства и юности способны, по-моему, напомнить людям, к чему мы возвращаемся, и вразумить: нынешнее «решение земельного вопроса» никак нельзя считать справедливым, а значит, и завершенным. Всегда волновало меня особенное обстоятельство, что родился отец буквально в той точке, где сходятся Россия, Украина и Белоруссия. То есть он как бы воплощал в себе исконное, коренное родство и неразрывную общность Великой, Малой и Белой Руси, которую теперь стараются разорвать. Да как можно! Право, это всё равно, что разорвать на части человека. Сначала я даже намеревался дать отцовским запискам такой заголовок: «Родом я брянский, черниговский, гомельский» (у него-то совсем просто – «Моя биография»). Попробуй действительно выделить в Стефане Георгиевиче Кожемяко великоросса, малоросса или белоруса. По паспорту да и по всей жизни – русский, а фамилия то ли украинская, то ли белорусская (как у Лукашенко). Говорил и писал только по-русски, но знал что-то и по-украински, и по-белорусски. Учился в Москве и Ленинграде, работал потом до конца жизни на Рязанщине и женился на рязанке Ксении Григорьевне Веселовой, моей матери. Но память всегда связывала его с местами, где свойственное трём славянским народам органически соединилось и переплелось. Так надо ли сталкивать, противопоставлять одно другому, как делают это безответственные и корыстные политики? Кстати, об имени отца. Поскольку его имя стало моим отчеством (Стефанович), меня иногда спрашивают: «Польское что-то?» На самом-то деле, конечно, был отец в своей деревне Степан, а не Стефан. Записали Степана Егоровича по-другому – Стефаном Георгиевичем в свидетельстве по окончании Николаевского начального народного училища, о чем сам он в этих воспоминаниях сообщает. Так потом в паспорт и пошло. Учеба же и вообще весь труднейший, тернистый путь моего отца из крестьян в интеллигенты видится мне особенно актуальной на сегодня темой. Я бы сказал так: только Октябрьская революция и Советская власть дали ему, как и его братьям и сестрам, миллионам крестьянских детей, возможность учиться, получить среднее и высшее образование. И он, и моя мать, похожим путем ставшая учительницей, не были членами партии, но этот факт и многое другое, связанное именно с партией коммунистов и Советской властью, ценили очень высоко. Да и можно ли иначе? Впрочем, неблагодарных людей, как продемонстрировали последние годы, у нас оказалось многовато… Уже в тридцать пять лет отцу удалось окончить Ленинградскую лесотехническую академию, и с тех пор он, инженер-лесовод, лесничий, занимался любимым делом – сажал и выращивал леса на рязанской земле, где родились я и мой брат. Отец умер, малость не дожив до катастрофического развала страны. Иногда я даже думаю: слава Богу, что не увидел ничего этого! Последние его годы были спокойными, и, хотя пенсия, которую он получал, была невелика (как и у матери – не намного более 60 тех, полновесных советских рублей), но всегда заверял, что им вполне хватает и даже остается на сберкнижку. Так оно и было. А потом все эти их сбережения «сожрет» Гайдар… Читайте фрагменты из записок отца – рядового, обыкновенного, «простого» русского человека – о времени и о себе. Я почти ничего не правил в них, лишь какие-то нечаянные стилистические огрехи, полностью сохраняя достоинства подлинного исторического документа. Мужицкая доля Степан (Стефан) Кожемяко КТО МЫ БЫЛИ Родился я в конце девятнадцатого столетия – 15 августа 1898 года. Много времени прошло с тех пор. Величайшие события совершились за это время и в нашем краю, в нашем государстве. Иногда я в шутку ребятам-первоклассникам задаю такую задачу: «Я родился в XIX веке, а мой брат в XX веке. Насколько я старше своего брата?» «На один век», – отвечают некоторые ребята. Иначе говоря, прожито немало времени и пережито многое. Моего возраста советские люди были активными участниками великих революционных событий, двух мировых войн (1914–1918 и 1941–1945 гг.). Даже не участвовавшие непосредственно в военных и революционных действиях граждане моего поколения являлись созидателями, строителями новой советской жизни. Они переживали трудности восстановительных лет после революции, а также после страшных разрушительных войн. Родители мои были потомственные крестьяне-земледельцы. Они всю жизнь трудились в нужде, в горе и страхе за свое существование. Они были неграмотные и не разбирались в законах общественного развития, в причинах их тяжелого, безрадостного бытия. Отец и мать родились уже после крепостного права, но хорошо знали своих родных и близких – очевидцев, переживших ужасы помещичье-крепостного права в России. Еще при жизни родителей среди их односельчан были участники и исполнители крепостного режима в деревне, когда помещики-крепостники расправлялись с крестьянами, как с рабами. Издевались над ними. Продавали крестьян, меняли их, могли отдать в солдаты на пожизненную службу в царской армии. Особенно жестоко расправлялись с крестьянами управители помещиков, вышедшие из самих же крестьян и поступившие на службу к помещику. Называли в наших местах этих помещичьих прислужников войтами. В полной мере испытали на себе «мужицкую долю» мои предки – дедушка и бабушка по отцовской линии Егор Васильевич и Анастасия Денисовна Кожемяко. Деды и прадеды мои были крепостными крестьянами. Никакой грамоты не знали. В нашей семье было девять человек: отец, мать, четыре сына и три дочери. Жили в селе большими семьями. Часто можно было встретить в одной семье несколько пожилых братьев со своими семьями и старых родителей. Вместе легче было справляться со всеми хозяйственными работами. Здесь же можно сказать, что из всех членов большой семьи я первый начал учиться грамоте. Во всей нашей деревне из 25 дворов в то время было не более 10 человек грамотных. В школьном возрасте мне пришлось увидеть в натуре помещиков – злейших врагов крестьян. Недалеко от нашей деревни расположились помещичьи имения: в Ларневске, в Лотках, в Грибовне и других местах. Как правило, сами помещики жили в городах, а в имениях хозяйничали их управляющие. Вот эти помещичьи охранники жестоко расправлялись с крестьянскими ребятишками, когда захватывали их в своих лесах и парках при сборе грибов и ягод. Охранники на оседланных лошадях с собаками разъезжали по лесу и наводили страх на ребят. Был и со мной такой случай в имении помещика Воробьева, когда мы с ребятами осмелились собирать чернику в помещичьем лесу. Иногда мы в школьные годы ходили на заработки в Ларневское имение. Убирали сено, очищали стволы яблонь, снимали яблоки в саду и выполняли другие работы. Вспоминаются также другие «приятные» встречи с живыми помещиками. В целях охраны посевов от скота в каждой деревне при въезде и выезде устанавливались ворота. Для проезда по деревне нужно было ворота открыть, потом опять закрыть и ехать дальше. Проезжающему помещику не хотелось слезать с повозки, и вот он зовет мальчишек и приказывает открыть ворота. Ребята подбегают и быстро открывают, потом за ним опять закрывают ворота. Помещик доволен услугами ребят и в награду бросает на землю медную монету в несколько копеек. Ребята в драку, хватают монету и с радостью убегают. В дальнейшем они зорко смотрят вдаль за ворота – не появится ли вдали повозка с ездоком, чтобы не упустить случая заработать три копейки и на них купить кусок сахара. В такой компании приходилось и мне участвовать неоднократно. Как известно из истории, крепостное право в России было отменено не по милости царя-батюшки к мужику, а по экономическим соображениям государства. Но, освобождая крестьян от крепостного права, царское правительство не обидело помещиков. Сам царь и его свита были самыми крупными землевладельцами. По желанию помещиков им были выделены участки наилучших земель, а землеустройством помещичьи земли были так расположены на территории сел и деревень, что затруднялось ведение хозяйства крестьянами. Так называемые «отрезки» отводились помещикам в центре крестьянских земель. Из-за этого развязалась непрерывная жестокая борьба крестьян с помещиками, а чаще с арендаторами «отрезков». Ежегодно наша деревня по договору с арендатором отрабатывала ему за пользование «отрезками» под выпас скота. В школьном возрасте мне лично приходилось участвовать в отработке жителями нашей деревни арендатору за пастьбу скота на «отрезках». В сложных и трудных условиях было крестьянское земледелие после отмены крепостного права. В таких условиях трудились и наша семья, и вся наша деревня, и крестьяне окружающих сел и деревень. ГДЕ МЫ ЖИЛИ Наша деревня Александровка (по местному – Слобода) расположена на территории Брянской области Красногорского района. До революции относилась к Черниговской губернии, то есть к Украине. После революции Красногорский район неоднократно переходил из одной области в другую. Некоторое время числился в составе Гомельской области (Белоруссия), потом Западной области (Смоленск), потом Орловской области. И, наконец, в 1944 году была образована Брянская область, в которую включен Красногорский район. В общем, получается, что родом я и брянский, и черниговский, и гомельский… Многовековое общение русского, украинского и белорусского народов наложило свой отпечаток на культуру и быт населения нашего края. В процессе смешения языков и наречий образовалась местная специфическая разговорная речь, совсем не похожая ни на какую литературную. Вот пример разговорной речи населения в те далекие, детские и юношеские мои годы: «Лявон пашов в клеть, взяв пастоялку и скрбая яе прямо из глека». – «Левон пошел в амбар, взял крынку с молоком и начал есть прямо из крынки». «Пятрок в лясу набрал целую кайстру абабков». – «Петр в лесу набрал целую сумку грибов». «Ляксей вырастив в своем гароди дробниньскую бульбачку». – «Алексей вырастил в своем огороде мелкую картошку». «Змитрок не любя есть цыбулю». – «Дмитрий не любит есть лук». Видите, как переплелись и смешались языки – русский, белорусский, украинский… КАК МЫ ЖИЛИ. ПИТАНИЕ Описание уровня материальной жизни населения нашего края отношу примерно к 1900–1920 годам, то есть ко времени моей постоянной жизни и работы в тех местах. Начну хотя бы с такой детали. Вся наша посуда в период моего детства состояла из следующих предметов: деревянная кадка для воды, деревянный черпак или железный, чугуны разных размеров, горшки глиняные и миски, миски деревянные и ложки самодельные деревянные. Вилки совсем не применялись. И вот кругом стола на лавках и скамейках садятся за стол человек 7–8 больших и малых членов семьи. На середину стола ставят большую миску со щами. Рядом миска с ломтями хлеба. Из одной миски все черпают щи по очереди. Из другой, тоже ложками или пятерней руки, берут мясо, хотя бывало оно, конечно, далеко не каждый день. В дальнейшем нам удастся приобрести белые, как тогда говорилось, то есть алюминиевые тарелки и вилки с деревянными колодками, и начали привыкать есть каждый из своей тарелки. Это было уже «прогрессивное» нововведение в деревенском быту в начале XX века. Считаю нужным особо отметить значение хлеба в питании сельского населения того далекого времени. Это был основной наш продукт. Воистину всему голова! Прекрасно понимаю, почему столь много литературных произведений, замечательных стихов и песен посвящено хлебу и тем, кто его растил, – крестьянам-земледельцам. Недаром в военное время (в первую мировую) у нас даже так говорили: «Без оружия еще воевать и победить можно, а без хлеба – нельзя». Теперь расскажу о том, как трудился крестьянин-земледелец в нашей деревне. Каковы были его успехи. Климатические условия нашего края – благоприятные для всех сельскохозяйственных культур средней полосы России. Но в отдельных местах рельеф слабоволнистый, пониженный. Почва достаточно увлажненная, оподзоленная, дерново-подзолистая и плотная. Для обработки тяжелая. Существовавшие в то время орудия – самые примитивные. Лошаденки были слабые. Вот какие в нашем хозяйстве, да и во всей деревне, были сельскохозяйственные орудия и транспортные средства: телеги на деревянном ходу, тяжелые, сохи деревянные, тяжелые в работе. Только два лемеха сделаны из железа. Бороны были только деревянные. Ухитрялись умельцы делать так, что во всей бороне не было ни одного железного гвоздя. Другие орудия также были деревянные самодельные. Брат мой Федя, когда с большим трудом попал позже в ремесленную школу в Красной Горе (в 25 километрах от дома), взялся за переделку некоторых орудий. В устройстве бороны он поставил дубовые, хорошо отструганные бруски, сколотил раму гвоздями и, самое главное, вделал железные зубья. Это было уже большим техническим мероприятием по усовершенствованию сельхозорудий. В то время, примерно в 1910 году, в нашей деревне впервые появилась в поле борона с железными зубьями. Вскоре в отдельных хозяйствах появились и первые одноконные железные плуги. В севообороте в хозяйстве процветала трехполка: пар, озимое поле, яровое поле. Так называемая чересполосица, с межами, уродовала поверхность посевных полей. От примитивной агротехники урожаи зерновых были очень низкие – по 50–60 пудов с десятины. Большим врагом ржи в нашем хозяйстве был сорняк костерь, вечный спутник ржи и ее конкурент. Это растение тоже из семейства злаковых. Высота его равна высоте ржи. На вершинах вырастает метелка с семенами. Семена при их размоле имеют темный цвет и неприятный горький вкус. При жатве ржи костерь нельзя было отделить от ее стеблей, поэтому весь урожай зерна с полей представлял смесь ржи с костерем. От количества костеря в муке зависел вкус хлеба. Небольшая примесь сорняка в муке не портила вкус, а количество в 50 процентов делало вкус хлеба горьким. Хлеб получался вязким, темного цвета и неприятного запаха. При очистке семян ржи имеется возможность отделить и удалить костерь и получить чистые зерна. Так и делают более зажиточные крестьяне. Они из чистой ржаной муки пекут хороший вкусный хлеб. Но таких счастливчиков немного в деревне. А больше таких, которые «любят» и «уважают» сорняк за то, что он прибавляет вес урожая. Иначе бедняку нечем накормить своих детей. А их, как правило, 5–7 едоков и больше. Таким образом, вредный сорняк становится «спасителем» от голода во многих случаях деревенской жизни. В то время в поле можно было наблюдать такую картину. Более широкая полоса ржи хорошо обработана. Рожь хорошо растет, костеря во ржи меньше. Это полоса, конечно, более зажиточного крестьянина. А вот рядом полоска узкая, межа высокая, задернелая. С двух сторон межи глубокие борозды, иссушающие почву. На такой полосе для костеря самые благоприятные условия. Сорняк бурно развивается, глушит рожь. Хозяин такой убогой полосы, конечно, бедняк, захудалый земледелец. Он получит урожай ржано-костеревый. И этим будет рад. И вот такая картина наблюдается в итоге. В каждой деревенской хате выпекают хлеб. Но хлебы эти имеют разное качество: у одного хозяина – чистый и вкусный, у другого – чернее, хуже на вкус, у третьего – черный, горький, совсем невкусный. Все здесь решила примесь костеря. О хлебе вспомнился еще один тяжелый случай. Был неурожай, вызванный засухой. Голод охватил и наш край. Вспыхнули болезни, в том числе даже холера. Было страшно. Люди в панике, но не знают, что делать. В радиусе 20 километров никаких врачей не было. А что-то нужно было предпринимать срочное и действенное. В отчаянии возбужденные люди ухватились за средство самолечения и самоспасения. От кого-то услышали совет, что холеру можно победить путем окуривания больных дымом горящего куриного помета. И вот – жуткое зрелище. В жаркую июльскую пору на улице нашей деревни горят костры, окутанные желтым дымом. Подносят к костру больного и заставляют его вдыхать ядовитый дым. Окуривают человека дымом и ожидают его выздоровления. О результатах такого «лечения» можно не говорить. Голод заставлял есть траву, листья, мох, желуди. В эти тяжелые дни вдруг прошел слух: «Идет помощь. Из уездного города нам везут муку». Народ заволновался, повеселел. Действительно, какое-то количество муки на уезд, на волость было доставлено для голодающих. Но опытным земледельцам не верилось, что в таких трудных условиях хлеб сможет дойти до деревни. Слишком много голодных на пути следования продукта. Сначала в уезде задержат часть груза, потом в волости оставят для начальства муку, и только какое-то небольшое количество привезут в деревню. Так и получилось. В деревне взяли муку сначала староста и его помощники. Остаток уже разделили по домам – по одному пуду на двор вышло. ЖИЛИЩЕ Что представляла собой деревня начала XX века? Крестьянские избы располагаются в ряд с одной стороны проезжей дороги. Между избами оставляются промежутки для противопожарной безопасности, на которых высажены деревья. С течением времени в промежутках возводятся новые избы – для отделившихся новых семей. Так образуется сплошной ряд изб, соединяющихся крышами друг с другом. Деревня растет в длину. Потом закладывается второй ряд изб на противоположной стороне дороги. Деревня растет в длину и ширину. Избы строили из бревен разных пород. Но преобладали осиновые и березовые. Сосна на избы у нас была недоступным, редким деревом. Бревна допускались кривые, извилистые и грубо отесанные топором. Поэтому стена получалась неплотная. Пазы между бревнами заполнялись мхом. Конечно, холод в таких избах легко проникал в жилище в течение всей зимы. Крыши были только соломенные. Рядом с избой стояли надворные постройки для скота, для хозяйственных нужд, погреба. Двор представлял состав из деревянных изб, расположенных в виде четырехугольника. В середине – свободная площадка для хозяйственных работ. Крыши соломенные сомкнуты одна с другой. Зимой еще менее опасны от огня, а вот в сухое время года летом постоянно грозит пожарная опасность в деревне. В таких случаях огонь быстро охватывает крыши строений. Особенно опасно бывает в ветреную погоду. Пожар так быстро расходится по деревне, что жильцы не успевают уносить имущество, а часто гибнут в огне и люди, и скот. Пожар в сельской местности в то время был самым страшным и непреодолимым бедствием в жизни людей. Земледелец пребывал в вечной тревоге за свое существование, за выживание на земле. Он был совершенно бессилен против природных бедствий (засуха, пожары, голод и др.). Со стороны царской власти не принимались меры к улучшению жизни земледельцев. Введенные властью земельные налоги на крестьян усиливали их нужду и разорение. Теперь заглянем внутрь избы крестьянина. В первые годы XX века в деревне еще были избы с печами без дымоходов. Называли их куренками, или с отоплением «по-черному». Мне приходилось быть очевидцем такой избы у соседа. Зимой в морозный день дверь наполовину открыта, из нее валит густой дым. Внутри избы жильцы в одеждах сидят на земляном полу в согнутом виде. Над головой и до потолка сплошной дым. Там теплее, а внизу страшный холод. В печи горят дрова, в горшках варится пища. Когда заканчивается топка печи и выходит наружу дым, дверь закрывают. Легко представить себе условия жизни в такой избе. К концу первого десятилетия куренки стали заменять избами с дымоходами. Их называли: с отоплением «по-светлому». Заглянем в такую улучшенную избу, в которой и мне посчастливилось прожить детство и юность до 26 лет. В такой избе выросли и все мои младшие три брата и три сестры. И с нами в одной семье росли еще сироты – трое: наш двоюродный брат и две двоюродные сестры. Словом, «жить было не скучно», если учесть, что все мы жили в одной четырехстенной избе, площадью примерно 7x7 аршин – 7x8 аршин – 7x9 аршин. Угол избы занимала печь. Под печкой – курятник. На земле настил из досок – называется мост. Часть пола с правой стороны углублена и не покрыта досками. В этом углублении зимой бывает помещена свинья во время опороса или овца с ягнятами. Зимой обычно в избе размещались жильцы – около 10 человек, свинья с поросятами или овца с ягнятами, под печкой куры. А иногда в сильные морозы вводили в избу корову для дойки. Такую избу в настоящее время нельзя назвать человеческим, жильем. Коровы, содержащиеся в современных усовершенствованных помещениях, не согласились бы проживать в тех избах, в которых мы когда-то жили немало лет. Продолжу описание бывшей нашей избы. С правой стороны (от входа в дверь) над углублением в полу (в мосту) на высоте от земли в 1 метр сделан настил из досок. Этот настил называли полом. Ширина пола 1,5–2 метра, длина во всю избу. Этот пол предназначен только для спанья. Выше, под потолком, устраивался второй дощатый настил – полати, тоже для спанья. Кроме того, всю зиму несколько человек ночевали на печке. Печка заменяла собой койки и имела свои преимущества перед ними, хотя на печке и не было пружин. Лучше пусть тверже, но теплее. С левой стороны (при входе в дверь) вдоль стены укреплялась широкая толстая доска, называлась – лавка, для сидения и складывания одежды. Такая же лавка укреплялась вдоль другой стены, перпендикулярно клевой лавке. В переднем красном углу дома лавки соединялись в концах и были сиденьем с двух сторон стола за обедом. В этом же углу устанавливались иконы, украшенные вышитыми рушниками. Вешалок для одежды и шкафов не было. Одежда при входе в дом снималась и укладывалась на лавке в кучу: свитка на овчинный кожух, куртка, брюки – без всякого порядка. На полу для ночлега раскладывалась плетенка из соломы и застилалась полотном вместо матраца. Под головы клали общую длинную подушку для нескольких человек. Под подушки подкладывали те же кожухи, свитки, зипуны и все другое из одежды, что лежит под руками. Утром после сна одежда разбиралась для ношения. Пол на день оставался с подушкой и покрыт дерюгой до следующей ночи. На таких твердых, неоструганных полах, на соломенных матах, под грубыми, жесткими покрывалами-дерюгами мы рождались, росли. И только через многие годы, увидев иную жизнь, узнали, что условия нашей бывшей жизни были совсем непривлекательные, неблагоприятные, незавидные для нормального развития человека, всякого живого существа. А все же выжили, выросли. А немало было случаев и таких, когда женщина рожала детей в поле прямо во время жатвы серпом – самой тяжелой ручной работы. Трудится весь день, нагнувшись до земли, одной рукой захватывает горсть стеблей, другой, пониже у земли, срезает серпом, укладывает в сноп и связывает. Изнурительный труд и очень срочный. Не успеешь убрать урожай с полосы вовремя – зерно осыплется. Или нахлынет скот и уничтожит все. Семья останется голодной. А тут стихийно, не планово припрет рожать. В момент из снопов составят шалаш. В нем и появляется «стихийный», неплановый ребенок. Такие случаи были нередки в прошлые времена. Родильных домов не знали, а детей рождалось намного больше, чем сегодня. И многие из них умирали. В избах того времени было тесно, темно, холодно зимой и жарко летом. В целях экономии в избушках делали маленькие окошки с одинарными рамами, без всяких вентиляционных устройств. Поэтому на подоконниках постоянно стояли лужи воды. Стены плесневели, загнивали. Изба служила хозяину недолго. Через какое-то время требовалось опять хлопотать об устройстве новой избы. Новые заботы, новые трудные годы для земледельца. Такие времена мне хорошо запомнились. В одной, предпоследней избе мы прожили около десяти лет, и она начала разрушаться. Приступили к заготовке леса. И вот тогда я, будучи подростком, с отцом в лесу (около деревни Грибовня) пилил еловые деревья. Выдыхался я, выбивался из сил. Часами возились около одного дерева, требовалось бревен очень много. Не один год понадобился на устройство новой избы. Тяжелые жилищные условия в деревне не проходили бесследно. Постоянные простудные заболевания и большая смертность среди населения, особенно среди детей. Был и со мной опасный случай в детстве. Примерно в восьмилетнем возрасте я простудился и сильно заболел воспалением легких. Температура была очень высокая. Ни врачей, ни фельдшеров не было. Меня уложили на горячей печи и начали применять разные домашние средства. Давали пить настои трав. Опускали в бочку с горячим паром, делали горячие ванны и др., ничего не помогало. И тогда – недели через две болезни – мать решила меня везти в Мхиничи к фельдшеру. Фельдшерский пункт находился в этом белорусском селе, в 15 километрах от нашей деревни. В административном отношении наша деревня не относилась к Мхиническому медпункту, и нас могли не принять, но фельдшер Колесников оказался очень добрый, принял хорошо. Но главное было в том, что происходило это в холодное зимнее время, в бездорожье. Связь с пунктом была плохая. Дороги по лесной местности занесены снегом. Проехать было очень трудно. Слабая лошадка запряжена в сани-дровни с рамой для сена. Закутали меня шубами, уложили в сани и поехали. Мать управляла лошадью. Жалкое было зрелище. Лошадка еле передвигается. Застрянет в снегу, вырвет ноги из снега, опять остановится. Добрались до Мхинич только к вечеру. Но все-таки добрались живые. Колесников любезно принял нас, осмотрел больного, поставил банки, дал микстуры и порошков, дал хороший совет на дальнейшее лечение. Трудно было поверить, что такая трудная поездка закончится благополучно. Дома продолжали лечение. Примерно через месяц воспаление легких прошло. Стало легче, но началось другое заболевание. Обе ноги совсем перестали двигаться. Наступил какой-то паралич ног. Продолжалась болезнь многие месяцы. Лечение применяли опять своими средствами – ванны, грелки и др. Детские болезни, несомненно, оставили след и на дальнее время. В 30-е годы в Москве сильно заболел ревматизмом. Лечился в НИИ ревматологии у проф. Кончаловкого. С тех пор продолжал лечение сердечно-сосудистой системы, бывал несколько раз на курортах. В этом, думаю, и последствия тяжелых жилищных условий в детстве. Таковы были жизненные условия всего населения села. ОДЕЖДА Такого вида одежды, какую носили мы в нашей деревне в первом десятилетии XX века, я нигде не встречал. Ни в каких книжках, ни в музеях, ни на театральных сценах, ни на выставках не видел людей в такой одежде. Деревенский взрослый мужчина, например, выглядел так: зимой на голове валянная из белой овечьей шерсти шапка, самодельный шарф, белая шерстяная свитка с фалдами, внизу белый кожух, штаны из белого самотканого сукна, лапти на ногах, завернутые белыми портяными онучами; до колен ноги обвязаны пеньковыми веревками. Самое характерное в одежде крестьянина было то, что она вся была сделана из самодельного материала. Верхняя – из самодельного белого сукна. Нижняя – из льняного белого полотна. Такая одежда в смысле защиты от холода была и не хуже городской, но в ней позорным считалось появляться в городе. Но как быть сыну небогатого крестьянина, который решил выбраться из «низкого» сословия и попасть в число служащих, учителей хотя бы начальной школы? Положение поистине заколдованное. И вот в такое положение я и попал при поступлении в двухклассную учительскую школу в 1913 году. В начальной школе с одеждой я еще обходился благополучно. Там все одеты по-крестьянски, кроме отдельных учеников. Мне тоже понадобились только простой кожушок, свитка, шапка, брюки простые и лапти. Отец сплетет из лык. К окончанию школы мне сшили верхнюю рубашку из ситца и брюки из крашенного в крушине льняного полотна. Выдренская двухклассная школа находилась от нашей деревни в 15 километрах. Начали меня готовить к поступлению и учебе. Вот тут-то мы и узнали впервые, каково нашему брату было пробиваться «в люди». В белой свитке и лаптях в учительскую школу показываться неудобно, да и встретят там «мужика» неприветливо. А всю одежду из фабричного материала сразу приобрести было невозможно. Все-таки решились купить пиджак приличного качества за 3 или 4 рубля. Купили дешевого ситца на рубашку и кусок крепкого материала (чертокожи) на брюки. Околотили у сапожника сапоги из грубой дешевой кожи. Одеял в то время не было. Пришлось купить дешевое покрывало, чтобы покрыть грубый матрац, набитый соломой. Так меня оборудовали одеждой «городского» типа, чтобы скрыть мое крестьянское происхождение. Но за тяжелой историей с переодеванием меня в «городскую» одежду последовал прямо-таки трагический случай. Только отвезли меня на учебу в Выдренку, еще не перестали вздыхать о больших расходах мои родители, как в нашем школьном общежитии из шкафа уворовали мой новый пиджак. Перед началом учебного года в общежитии ставили спектакль. Было много посторонних зрителей. В тот момент, когда мы уходили в другое помещение, воры и забрались. К несчастью, и пиджак мой привлек внимание. Это горе сильно потрясло меня, выбило из колеи. А родители переживали еще сильнее. Некоторое время я ходил без теплой одежды. У меня не хватало смелости опять просить родителей о покупке пиджака. Так продолжалось около месяца. Наконец в выходной день приезжает ко мне отец и привозит новый пиджак. Этот намного хуже первого и дешевле. Покупали его без примерки, поэтому он оказался не по моему телосложению. Был сильно мешковат. Но мною был принят с большой радостью и без всяких возражений. И носил я этот невзрачный пиджак до самого окончания учебы и до получения звания учителя начальной школы. Носил его до тех пор, пока наружу стали вылезать хлопья. А откуда бралась одежда у населения наших деревень в то время? В основном все создавалось в домашних условиях своими руками, самыми примитивными орудиями производства. Сеяли и выращивали лен. Перерабатывали на волокно. Пряжу делали ручным способом, в лучшем случае на самопрялках. На самодельных станках (кроены) ткали полотно или сукно из грубой шерсти. Льняное полотно все лето отбеливали на открытом воздухе. Сукно валяли тоже ручным способом. А из полотна и сукна шили верхнюю и нижнюю одежду. Особо хочу рассказать об обуви. В деревне в то время все жители носили лапти. Теперь уже редко можно встретить человека старого поколения, ходившего когда-то в лаптях. Их можно увидеть разве только в местном краеведческом музее. «Лапотная эпоха» канула в вечность. Мы называем это завоеванием революции. Многие поколения сельских жителей по сырым, грязным дорогам ходили в лаптях. Вероятно, в статистических справочниках не найдешь таких сведений, сколько затрачивалось человеческого труда на изготовление лаптей по всей бывшей России, а также сколько человек в то время страдали ревматизмом и другими болезнями из-за хождения в лаптях. Длинные зимние вечера в деревне женщины просиживали за прялкой, а мужчины – за плетением лаптей. Что такое лапти? Многие уже не знают. А говорить об этом виде обуви нужно хотя бы потому, что миллионы сельских жителей бывшей царской России не могли существовать без лаптей, как без хлеба. И не было в то время человека в деревне, который не занимался бы лаптями. В семье было 7-10 человек. Простых, из липового лыка, лаптей хватало примерно на 5 дней, укрепленных пеньковой веревкой на подошве хватало на 10–12 дней и сплетенных из одной пеньковой веревки лаптей в носке хватало на 2–3 недели. Вот и посчитайте, сколько труда затрачивал земледелец в году, чтобы не ходить босиком. Поэтому немало людей и не редко ходили в деревне именно босиком. Летом, в горячую пору полевых работ, мать рано утром будила пятилетнего ребенка и по росе босиком направляла его прогонять в стадо скотину, пасти теленка, гусей и на другие работы. Зимой мальчики сидели за плетением лаптей. Были и своеобразные соревнования по подведению итогов, даже с поощрениями за высокие показатели по выработке лаптей за день. Огорченная мать жаловалась другой женщине на своего семилетнего сына: «Не выйдет путя из моего Павлика. Он еле-еле плетет две пары лаптей за день, а Миша делает 3–4 пары задень. Молодец, Миша!» Много дней за лето понадобится мальчикам ходить босиком. Тут, бывало, и некогда обуваться, тут и экономия лаптей. От загорания на солнце и от загрязнения за лето кожа на ногах грубеет, трескается до крови. Однако и это не давало мальчику права на отдых, на лечение. Считалось обычным явлением. В нашей местности (в Брянской области) и других областях средней России сельские рынки и базары в обязательном порядке торговали лыками. Специальные межобластные организации заготовляли лыки из молодых липовых деревьев, вязали их в сотенные пучки и вагонами развозили их по разным областям – губерниям. Отец, бывало, не пропускал ни одного базара. Обязательно едет на базар и ни разу не приезжает без 2-х, 3-х пучков лык для лаптей. Такое было время «лыковое», такова была необъятная Русь «лапотная». КУЛЬТУРА И БЫТ Советская власть в нашей стране преобразила жизнь городского и сельского населения. В прошлом население нашего края, как и всей России, в основном было неграмотное. Грамотность среди многих сельских жителей считалась даже неполезным, непроизводительным, ненужным делом. С малых лет детей нагружали работой в хозяйстве. Для игр и развлечений не давали ни минуты времени. Игрушек для детей совсем не покупали. Изредка можно было встретить игрушки-самоделки. Во всей деревне не было в то время самовара. Чай редко пили, и только из глиняного чайника или из горшка. Книг не было, и их не читали. Газет в деревне никто не выписывал. Добывали старые газеты только на курево. Школы тогда были земские: начальные только в более крупных селах, церковно-приходские – в некоторых деревнях. А многие деревни школ совсем не имели. В нашей местности земские начальные училища были в селах Лотаки и Николаевке. У нас, в Александровке, в Михалевке и других деревнях не было никаких школ. Почта в то время была только в волостном центре – Лотаках. Очень редко видели проходившего почтальона. Будучи учащимся Выдренской двухклассной школы, я однажды в летние каникулы получил открытку от друга. Это было целое событие для нас и для соседей. Вот так мы тогда жили. Свободного времени у сельских жителей не было. Наш народ всегда отличался трудолюбием. Жизненные условия заставляли крестьянина в поте лица трудиться круглый год. Причем все работы – вручную. Особенно тяжелы пахота сохой, косьба травы на лугах, молотьба цепами, жатва серпом на полосе в поле. Трудно перечислить все виды нелегких работ в тогдашнем селе. Для средней крестьянской семьи ежегодно требовалось на своем самодельном станке выработать более сотни метров ткани. Делали ткани шерстяные, льняные, посконные. Работа за станком была напряженная, утомительная для женщин. Выше уже упоминалось об антисанитарных условиях деревенской избы. Для предупреждения заболеваний нужно было соблюдать хотя бы самые простые санитарные правила. К ним можно отнести мойку белья. Мыла тогда в деревне не применяли, так как и в продаже мыло редко встречалось. И женщины в качестве моющих средств применяли древесную золу. Делали это по такой технологии. В высокую кадушку без дна (жлукто) загружали грязное белье, пересыпая его золой. Потом сверху несколько раз вливали кипящую воду и укрывали для прогревания всей массы белья. Так белье держали несколько часов, потом вынимали его и несли к проруби на пруду и там полоскали и еще колотили так называемым праником для лучшего промывания: «прали платье». Удивительно выносливы и терпеливы на такой работе женщины! Зимой в лютый мороз они стоят у проруби на льду, а ноги в лаптях и в ледяной воде. Рядом с прорубью горит костер. Через несколько минут работница подходит к костру и греет промокшие ноги на огне. Потом опять с праником моет белье. Вымытое и высушенное на морозе требовалось гладить, но утюгов в деревне совсем не было. Издавна в домашнем хозяйстве применялись самодельные инструменты. Для глаженья, вернее, для выпрямления или смягчения белья, применялись так называемые качалки. Деревянные палки, одна из них круглая, гладкая, другая немного выгнутая в середине с нарезанными на ней зубцами. Называли их – круглая качалка и зубчатая качалка. На круглую качалку наматывали белье и зубчатой качалкой катали этот свиток, покрепче прижимая к твердой поверхности скамейки или доски. После такой операции считалась законченной мойка белья. На нижнем белье можно было увидеть пуговицы самодельные, сделанные из простых белых ниток. Фабричные пуговицы были редкостью, так как покупка их требовала затраты денег. Это считалось роскошью. Вспоминается мне пахота с сохой в поле. Была у нас рыжая лошадь – мерин. Старый, но упрямый конь. В упряжи непрерывно хлещешь его кнутом, управляешь вожжами. Сам устанешь не менее коня. Запрягли рыжего в соху. А соха деревянная, очень тяжелая. А я – пахарь по природе слабосильный, маломощный. Да и по возрасту был еще недоросток. Вот около этой гигантской сохи мне и пришлось посоревноваться в силах с моим рыжим конем. Мерин потянет соху, я пытаюсь управлять ею, а соха бороздит в бок. Борозда получается кривая, мелкая. Я сильнее напрягаюсь, запускаю лемехи глубже, а рыжий тянет дальше. Наконец соха дает рывок в сторону, и я, как сноп, падаю на землю. «Раззудись плечо, размахнись рука!» Косовица трав. Красиво воспел Кольцов в своих стихах труд косарей! Оно и действительно красиво, прекрасно, если наблюдать со стороны. И совсем другое самочувствие, когда малорослым и малосильным сам возьмешь косу в руки и начнешь ею косить. Если косишь один, то тут еще никто не торопит, никто не поругает за порчу травы. А вот в коллективе косарей проходит взрослый человек свой ряд впереди, а ты, мальчишка, должен не отставать от него. А сзади тебя режет свой ряд третий косарь. Отстанешь – коса заднего косаря заденет за твою ногу, тогда – беда. Между двух огней, а ряд должен быть чисто скошенным, иначе – брак, потеря укоса и некрасивый вид. А вообще поэт художественно изобразил труд земледельца на сенокосе. Покритикуем еще одного малолетнего трудягу на молотьбе. Хорошо трудиться на молотьбе машинной, механической. Там машина тянет. А вот в то далекое время машин-молотилок в деревне еще не было. Молотили цепами вручную. Работенка тоже была и веселая, и нелегкая, и непроизводительная. Собранные на сжатой полосе снопы сушили в гумне на овине. Потом на току раскладывали их в ровные ряды – колосьями в одну сторону, комлями в другую. Несколько человек – два, три, четыре или пять рабочих – брали в руки цепы, становились каждый на свое место на ряде снопов и начинали колотить цепами по колосьям. Если удары делать произвольно, беспорядочно, то получится хаос. Рабочие быстро устают, и молотьба прекратится сама собой. При правильной организации работы удары цепов ритмично издают звонкие звуки, и создается веселое, бодрое настроение. Но у каждого работника с цепом должен быть запас физической силы на весь ряд, до конца. Иначе получится перерыв у всего коллектива. Словом, слабому работнику не под силу ручная молотьба с цепом в руках. Несколько свободнее время наступало зимой. Но и зимних забот и хлопот по хозяйству было очень много. Мужчины ухаживают за скотом. Перевозят корма. Заготавливают в лесу дрова и возят домой. Заготавливают лучину. Плетут лапти. Женщины работают со скотом и по хозяйству. Но главные работы зимой у женщин – изготовление пряжи и ткацкое дело, производство полотна для одежды. В праздничные зимние вечера молодые развлекаются на посиделках. Религиозные обряды в деревне соблюдались всеми жителями. Ходили в церковь. Обрядам и обычаям придавалось важное значение. Аккуратно справлялись крестины, свадьбы, именины, поминки. Отмечались трудовые праздничные дни по случаю окончания важнейших сезонных полевых работ – обжинки, оббирки, обкоски, обивки и другие. В такие дни полагалось лучшее угощение. Резали петуха, утку. Давали сладкое, иногда и выпивали бутылку водки. А как прежде обстояло дело с пьянством? Совсем непьющих – трезвенников – в деревне не было. Каждый труженик охотно выпьет сотку, а то и полбутылки водки в любое время при удобном случае, если ему поднесут. Другое дело, если водку нужно купить, а потом выпивать. В каждом крупном селе были так называемые монопольки, то есть государственные лавки по продаже водки. Цена на водку была невысокая. Кроме казенных лавок, в каждой деревне был шинок по продаже водки. Содержали шинки обычно евреи-спекулянты. В таких местах цены на водку были выше. В общем, водки было много, купить ее в любое время и в любом количестве было легко и доступно. И, несмотря на это, пьянство и алкоголизм в деревне не имели массового распространения. Даже не слыхали в то время, что пьяницу нужно лечить. Не знали таких явлений в сельской жизни. Конечно, были большие семейные праздники, свадьбы, религиозные праздники, когда много пили водки и немало было пьяных драк. Но проходил шумный праздник, наступал трудовой день – и все труженики на своих трудовых местах. Пашут, сеют, косят, молотят, как будто никакой пьянки и не было. Только у некоторых гуляк шишки на головах. В нашей Александровке у еврея Лейбы тоже содержался шинок. По вечерам там собирались любители выпить и погулять. Вступали в состязания по выпивке, по физической силе и ловкости, кроме того, сводили счеты один сильный род с другим. Собирались с одного сильного рода все мужчины – деды, отцы, внуки против другой, враждебной, семьи. Разгоралась драка. Пускались в ход стулья, скамейки и металлические предметы. Искалеченных гуляк тащили на отдых домой. Все расходились по домам. Однажды к празднику на пасху пришли домой шахтеры из местных, работавшие на шахтах. Их оказалось около десяти человек. Для нас, мальчишек, в то время это было невиданное зрелище. Все парни стройные, красивые. Одеты совсем по-городскому. Все в сапогах с блестящими «бутылками» (голенищами). А некоторые даже в ботинках с блестящими на них галошами. Брюки на шахтерах синие, полосатые и других цветов. Особенно красивые были на них рубашки. Алые, синие, зеленые, красные атласные и другие. Пуговицы длинными рядами на косоворотках. Мы были в восторге от такого зрелища! Народ толпился вокруг шахтеров, все любовались их молодой красивой выправкой, их пестрой красивой городской одеждой. Вечером все они собрались в шинке у Лейбы. Начались сначала мирные выпивки. Потом разговоры стали громче, перешли на ругань, разгорелась драка. Пустые бутылки летали по головам. Потом грохнула и разбилась бутылка с карболовой кислотой. Брызги ядовитой кислоты посыпались на головы, на рубашки и по всей одежде. В панике люди начали разбегаться по домам. Шахтеры, выбившись из сил и изуродованные кислотой, тоже брели в разные стороны. Зрелище, прежде красивое, приняло ужасный вид. Рубашки от карболки распадались на клочья до самого тела. Брюки и сапоги – с дырками от ожогов. На головах – раны. С ужасом мы разбегались по домам. Оказывается, шахтеры еще на работе накопили вражду друг против друга. Причины у них были разные. И вот, возвратившись домой, в разгуле начали сводить счеты между собой. Видимо, подобные вредные явления на почве пьянства встречались во все времена общественной жизни. Но прежде, в начале нашего века, низкий материальный уровень жизни сельского населения являлся, по-моему, главным и решающим тормозом в развитии пьянства и алкоголизма. Каждый сельский труженик заботился прежде всего о куске хлеба. Как прокормить семью. И заработанные им с большим трудом гроши он никак не мог разрешить себе выбросить на водку. У него выработалась терпимость к водке в такой степени, что он легко переносил ее отсутствие. В нашей деревне из 30 домов только один хозяин Кузьма-мельник занимался пьянством. А стал он пьяницей только потому, что имел нетрудовой доход от ветряной мельницы. За внеочередной помол мешка зерна клиент давал Кузьме бутылку водки. Вот постепенно мельник и втягивался в пьянство. Было несколько хозяев – Патрей, Гордей, Третьяков, – которые во много раз зажиточнее Кузьмы. У них были деньги, заработанные тяжелым трудом, накопленные благодаря нечеловеческой скупости, бережливости, жадности к накопительству. И вот, думаю, благодаря трудностям при наживе своих денег эти владельцы были далеки от пьянства. Они всегда не прочь выпить, но своих денег на водку не давали. Таковы были все жители нашей деревни по отношению к пьянству. Коснемся вопроса семейной жизни в деревне. Как упоминалось выше, жили большими семьями. Домашнее хозяйство создавалось дедами, отцами и внуками. В одной семье часто можно было встретить семью из 3-х поколений. Нельзя сказать, что жили они тихо, мирно. В материальных недостатках, нужде много было причин для вражды. Но для раздела двора нужны были средства, а их не хватало. Так и продолжали жить вместе. Несколько семей были зажиточнее. Они отделяли старших сыновей, образовывали новое хозяйство. В каждой семье было по 5–7 человек детей. Наблюдалась печальная картина в деревенской жизни. Семья в нужде. Не хватает хлеба. Ходят все в лаптях, в рваной одежде. Никаких перспектив для улучшения жизни. А семья растет. Через два года, а чаще через год рожают ребенка. Со стороны смотреть – жутко становится за таких людей. Возникали разногласия в семьях. Причины были разные, и ссоры в семьях были самые разнообразные. Но большие семьи продолжали жить вместе, как будто у них все благополучно. Для раздела не хватало средств. А насколько прочны были семейные отношения в духовном смысле? В нашей деревне за все время, что помню, не было ни одного развода. Были в семьях и хорошие, дружелюбные отношения, были и разногласия, ссоры, а жили вместе, не разводились. Не слышно было о разводах и в окружающих нас селах и других деревнях. В то время, по-моему, даже не знали, что есть такое право – на разводы, расторжение браков. Хорошо это или плохо? С объективной стороны это положительное явление. Самое главное – дети вырастали под надзором родителей. Не было беспризорных детей. Во всей нашей деревне только Макар Баранков отделился от жены и жил раздельно, но развод не оформлял. Как же оценить такие перемены в семейных отношениях, сравнивая количество разводов в те времена и в наше советское время? По некоторым сведениям, в отдельных городах количество разводов в новых семьях доходит до 30 процентов и более. Конечно, такое явление не назовешь положительным. В чем причина? Приходится повторить, что здесь мы опять встречаемся с каким-то парадоксом. При рассуждении о причинах пьянства и алкоголизма мы заметили связь между уровнем материального благосостояния людей и количеством случаев пьянства. Из менее обеспеченных или менее зажиточных людей в деревне реже встречается пьяница. И наоборот. Некоторое сходство можно найти и в анализе причин развода в новых семьях. Прежде сельская семья не могла допустить мысли о разводе, так как некуда деваться после развода. Сдерживало семью от распада безвыходное материальное положение. В данное время молодые люди, выросшие в полном довольстве, получившие образование, не имеющие в советских условиях опасения за свое будущее, не могут переносить ни малейших случаев житейских неудач, ни мелочных бытовых неудобств, никаких противоречий в семейных делах. Легко, необдуманно идут на развод. Впрочем, это лишь одна сторона, и допускаю, что в своем суждении я не прав. Причин в этом сложном и тонком деле, конечно же, гораздо больше. И тут нужен особый, большой разговор… МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ Подошел сентябрь 1907 года. Мне исполнилось 9 лет. Школьный возраст. К этому времени в деревнях появилось больше грамотных, хотя взрослые и старших возрастов мужчины и женщины по-прежнему в основном были неграмотны. А если появлялся вдруг фельдшер, техник или инженер – выходцы из простых крестьян, на них с восхищением смотрели в деревне, как в наше время восхищаются подвигами космонавтов. Но уже назревало и среди неграмотных сознание полезности грамотности в жизни. Неграмотному человеку становилось все труднее вести хозяйство. На базаре он не мог справиться ни с покупкой, ни с продажей своего товара. Призванные в солдаты деревенские парни оказывались неполноценными служаками царю-батюшке. Уходили в города на заработки, на ремонт железной дороги, на шахты – везде неграмотному мужику было темно и не свободно в общении с людьми. Пришло время и моим родителям подумать о направлении меня в школу. При этом еще рано было думать о дальнейшем продолжении образования, о получении какой-то специальности и о других высоких перспективах жизни. Суждения моих дорогих родителей были самые злободневные, простые, реальные. Они рассуждали по-своему, так: «Без грамоты становится жить трудно. Хоть работник в хозяйстве и нужен, но мальчик по природе растет слабый. Пахарь из него не получится, косить и молотить он тоже бессилен. А растут, и еще прибавятся дети в семье. Сколько их еще родится – Бог знает. Настанет время, и каждому мальчику придется отрезать часть полосы в поле и огороде для его нового хозяйства. Где им земли возьмешь? Пускай он идет учиться. Может, в дальнейшем и „в люди выйдет“. Такие мотивы побудили родителей на поступление мое в школу. Главной причиной для их согласия, конечно, было то, что нас, детей, в то время было уже трое, из них мальчиков два. А в дальнейшем в нашей семье стало четыре мальчика и три девочки. Попробуй в условиях деревенской жизни устрой всех, создай домашнее хозяйство каждому сыну. В общем, решили меня учить в школе. Это было немалое семейное событие. Отец мой неграмотный крестьянин, его отец, дед, прадеды были крепостные крестьяне, не знавшие грамоты. А вот я, их далекий потомок, начинаю учиться и иногда, втайне, мечтаю о дальнейшей учебе, вплоть до учителя начальной школы или до волостного писаря. Мало ли о чем можно мечтать… Приближался сентябрь. Мать начала кое-что подбирать из одежды. Из куска красной материи вручную сшила мне рубашку. Подкрепила лапти. О сапогах тогда еще рано было говорить, а о ботинках нечего было и мечтать. Сшила сумку (кайстру) из белого самотканого полотна. Шубку и свитку ремонтировали позднее, осенью. Вот и все сборы. Начальное училище расположено в селе Николаевке, в нескольких верстах от нашей деревни. Сперва, в сентябре, золотой осенью, ходить было даже приятно. Но вот наступила сырая, холодная пора. Одолевать грязную проселочную дорогу (а потом – занесенную снегом) стало трудновато. Редко подвозили нас попутные подводы. Обычно брели пешком. В сырую дождливую погоду одежда, конечно, до нитки промокала. Ноги в лаптях – тоже хлюпали. Картина была такая. У каждого ученика сбоку через плечо висела сумка из белого простого полотна. В сумке обязательно лежала аспидная доска с грифелем, книги, карандаши и ручка. В сумку же клали продукты – хлеб с салом. В постные дни бутылочку с постным маслом привязывали к сумке. Чернильницу с чернилами привязывали к сумке или к одежде спереди. Получался школьник, обвешанный сумкой, бутылочками с маслом и чернилами. От частого ношения масла на пиджаке спереди образовывалось масляное пятно. Учебников в школе было недостаточно. Бумаги давали мало. Занятия с тремя классами вел один учитель. Условия для вечерних домашних занятий были совсем плохие: чтение и письмо выполнялись при лучине или маленькой пятилинейной лампе. Ну а все свободное от учебы время ученики работали дома по хозяйству. Хочу еще упомянуть о том, как я не только сам учился, но и учил. Получилось так. Отец мой, будучи неграмотным, наблюдая за мной, заинтересовался букварем. Рассматривал рисунки, подписи под ними. Потом запомнил буквы и начал слагать слова. При моей помощи он стал читать слова в букваре. И постепенно научился читать печатный книжный текст. Писать он не учился из-за недостатка времени. А один раз взял в руки карандаш, стал упражняться, и в результате упражнений он написал на бумаге слово «ЯГОР». Вот такого образовательного уровня достиг мой отец в свои примерно 35 лет. Скоро потом совершится у нас революция, затем культурная революция. Провозгласят лозунг: «ДОЛОЙ НЕГРАМОТНОСТЬ!» И я сам буду активно участвовать в ликбезе, то есть учить грамоте пожилых женщин и мужчин… Но вернусь к своим учебным делам. Об окончании начального училища мне выдали свидетельство за подписью шести высокопоставленных членов уездного училищного совета. В свидетельстве сказано, что Стефан Георгиев Кожемяко, сын крестьянина, вероисповедания православного, родившийся 2/15/августа 1898 г., успешно окончил курс учения в Николаевском начальном народном училище. 1910 г. Так в возрасте 12 лет я преодолел первую ступень образования. Имевшиеся несколько учебников вернул в школу. Своих книг не было, только несколько исписанных тетрадей да доска с грифелем. Вот и все, что осталось от учебы. В деревне не было библиотеки и каких-либо других учебно-воспитательных учреждений. Получился перерыв в учебе на неопределенное время. Меня захлестнули хозяйственные работы и заботы. Пройдет еще год-два – и у меня в голове не останется следов от учебы. Можно опять стать неграмотным. Но вот тут подвернулся редкий случай, который сыграл решающую роль в моей дальнейшей жизни. В Николаевке жил мой двоюродный брат по матери – Василий Емельянович Хромко. Он по возрасту был старше меня на пять лет. И как раз к тому времени получил звание учителя начальной школы – после окончания Выдренской двухклассной учительской школы. Огромное событие для всей нашей семейной династии! Иногда во время каникул он заходил к нам в дом. Однажды разговор у него возник с отцом на тему о возможности устройства меня на учебу в Выдренскую учительскую двухклассную школу. Но надежды на это были малые. Без хорошей подготовки поступить туда было невозможно. Мечты мои не сбывались, а отодвигались все дальше от реальной жизни. Деревенская тяжелая жизнь засасывала меня все глубже и глубже. А на Василия Емельяновича я смотрел как на Бога или какое-то другое высшее существо. Тем более, что был он в городской одежде, казавшейся мне необыкновенно красивой. Я же в это время выглядел забитым, бедно одетым, утомленным физическим трудом подростком. Контраст между нами, по моему мнению, был настолько велик, что я даже боялся встречаться с этим человеком, боялся его обидеть своим мужицким видом. Будучи на сенокосе или в поле на работе с граблями в руках, однажды я увидел, что по дороге идет Василий Емельянович. Я настолько был взволнован, что предпочел скрыться за кустами. А он не увидел меня и прошел своей дорогой. В дальнейшем судьба повернется в мою сторону, благодаря именно его участию. Поэтому считаю нужным особо рассказать, кто же был Василий Емельянович и как он достиг такой высоты в обществе. Бедно тогда жили крестьяне во всех селах и деревнях. Но в малых деревнях вести хозяйство было несколько легче. Ближе были посевы, сенокосы. За скотом уход был лучше. Кроме того, в нашей Александровке мужчины делали колеса для телег и этим зарабатывали деньги. А вот в селе Николаевке земледельцы жили намного беднее. Узенькие полосы посевов располагались далеко от дома. Урожаи снимали совсем скудные. Питались картошкой с огурцами. Одевались крайне бедно. Вот таким убогим бедняком жил и крестьянин Емельян Хромко – отец Василия, по прозвищу Белебень. Во всей Николаевке тогда трудно было найти хорошо грамотного человека, кроме попа, дьяка и членов их семей. Грамотные были еще «сиделец» – продавец водки да две-три семьи местных евреев. И надо же так сложиться обстоятельствам, что мальчик Вася Хромко жил по соседству с домами священника и дьякона. Поповичи и сыновья дьякона оказались по возрасту сверстниками Василия. Часто они встречались, ходили на прогулки, играли вместе и подружились. Поповичи и дьяконовы сыновья учились в городских училищах и в Выдренской двухклассной учительской школе. И вот кому-то из них пришла в голову дерзкая мысль: подготовить Василия к экзамену и помочь ему поступить в Выдренскую с учительским курсом школу. Так и сделали. Сделали великое дело. Василий поступил и начал успешно изучать программу на звание учителя начальной школы. Небывалое в истории явление в крестьянской бедной семье! Забитый, немощный бедняк – и вдруг дерзнул попасть в интеллигенты, стать учителем. Если поискать в этом событии какую-то аналогию с событиями наших дней, то можно привести опять-таки чуть ли не героизм космонавтов. Первый во всей окрестности и в Николаевке учитель из бедняков – крестьянин! Разве это не событие того далекого времени? Он стал учителем примерно в 1910–1911 годах. Это был мой родственник, и потом окажет он мне большую помощь в моем продвижении «в люди». У Василия Емельяновича был меньший брат Иван. Он был примерно мой ровесник. Иван окончил начальную школу, и Василий решил готовить его к поступлению в Выдренскую двухклассную школу. Для подготовки к экзаменам требовалось усиленно заниматься все лето. Василий брал на себя роль репетитора, учителя по всем предметам программы. В это время вспомнил и обо мне. Он решил, что с двумя учениками вести занятия даже удобнее и успешнее, чем с одним. Василий посоветовался с моим отцом. Согласились на этом. А для меня это был целый переворот в жизни. Прямо босиком зашагал в Николаевку на учебу. С мая до августа 1913 года занимался усиленно, напряженно. Мне, после трехлетнего перерыва, приходилось вновь проходить программу начального училища. Однако все трудности были преодолены. Программу проработали полностью. И в августе 1913-го Василий Емельянович повез нас в Выдренку для поступления в двухклассную учительскую школу. Летняя учебная подготовка помогла. Мы с Иваном выдержали вступительный экзамен. В сентябре 1913-го нас зачислили учениками Выдренской двухклассной с учительским курсом школы. Начались занятия. Сбылись мои многолетние заветные мечты. Сделаны первые шаги долгого и нелегкого пути «в люди». Хотя плоды учебы в этой школе еще были далеки и неизвестны, а уже хочется произнести приятное на слух слово «впервые». Оказывается, так же, как в Николаевке Василий Емельянович, я из всех жителей Александровки впервые достиг такой «высоты». Многие с недоверием и насмешкой отнеслись к факту моих успехов. «Ишь чего захотел, – говорили некоторые наши деревенцы. – Мужиком не хочет быть, добивается быть учителем. Посмотрим дальше». И действительно, смотрели все время. К счастью, учеба у меня пошла благополучно. Теперь скажу несколько слов о Выдренской школе. В белорусском селе Выдренке Могилевской губернии местный богатый помещик Барановский решил увековечить свое «благородное» имя. Из своего богатого имения он выделил жилые помещения под школу. Была организована Выдренская двухклассная с учительским курсом школа. Главная цель ее – готовить учителей начальных церковноприходских школ. Из литературы мы знаем, что поэт Сергей Есенин учился тоже в Клепиковской двухклассной школе. Она имела право присваивать звание учителя окончившим ее ученикам. Выдренская же школа не имела права самостоятельно присваивать звание учителя. Она давала знания в объеме учительских и выдавала удостоверение об окончании школы. А для получения звания учителя нужно было держать экзамен экстерном при комиссиях, специально учрежденных. Подобные комиссии создавались в городах, преимущественно при духовных семинариях и училищах. Испытания на звание учителя проводились на основе правил, изданных «по Высочайше утвержденному 26 ноября 1888 года определению Святейшего Синода». Как видно, присвоению звания учителя придавалось весьма важное значение. С точки зрения благонадежности. Поколению людей моего возраста выпало начинать жизнь, взрослеть, мужать, получать образование от букваря до вузов, пробивать себе дорогу «в люди» на грани двух веков – XIX и XX. Тут нельзя сказать, что у всех представителей данного исторического периода была какая-то общность в их жизненном пути. Каждый человек по своему общественному положению, по социальному сознанию принимал участие в великих революционных свершениях. В данном случае я имею в виду простых тружеников, начинавших свой жизненный путь на рубеже двух столетий. Нам, представителям этой эпохи, виднее различие в жизни дореволюционного периода и нового периода – советского. А многие события и явления общественной жизни царского времени стали для нас понятнее и получили другую оценку уже после свершения революции. К числу таких явлений, если говорить конкретно, можно отнести построение учебных программ – в частности, программу двухклассной учительской школы. Эта школа предназначалась для детей низшего сословия – крестьян, мелких служащих. Так вот, в ее программе, как и других школ для низших классов, умышленно были созданы тупики, препятствовавшие переходу в учебные заведения более высокой ступени – при желании повысить образование. Было, как я теперь понимаю, создание искусственных преград и ловушек для способных учащихся из крестьян. Чтобы совсем лишить их возможности перехода в другие учебные заведения, не было в программе алгебры, тригонометрии, химии и др. И получалась такая картина. Окончивший двухклассную учительскую школу по некоторым гуманитарным дисциплинам почти мог поступить в старшие классы гимназии или реального училища, а вот по математике, физике, химии и другим предметам надо было начинать с первого класса, то есть с первой страницы учебника. На преодоление умышленных тупиков и несоответствия программ энтузиастам из крестьянского сословия, желавшим продолжить свое образование, приходилось прилагать очень много непосильного труда. Сам был в числе таких энтузиастов. К счастью, только случайно не стал «жертвой наук». А вот мой единомышленник и друг Афанасенко Димитрий Васильевич не выдержал борьбы с преградами на пути к достижению высшего образования и погиб в возрасте 20 лет. В буквальном смысле – надорвался! Сначала, после окончания Выдренской школы, нам пришлось отправляться (конечно, пешком) за сотню километров в город Мстиславль Могилевской губернии, чтобы выдержать экзамены экстернами на звание учителя начальной школы. Надо сказать, что и дорога, и экзамены дались весьма нелегко. Димитрий очень переживал: «Вдруг срежусь на экзамене?» Семья бедная. Последние гроши израсходованы. В сумке остались последние сухари. Много вложено сил и труда на пути «в люди». А к тому же мой товарищ был человек впечатлительный, нервный. Можно сказать, тонкая натура. Вывесили после экзаменов списки нашей группы экстернов – кто выдержал полные испытания и получил звание учителя начальной школы. Быстро я нашел свою фамилию. Другой мой друг – Глушаков. И тоже есть в списке. А где же Афанасенко? Его фамилия по алфавиту должна быть сверху списка, в первых его строках. А фамилии такой нет ни сверху, ни в середине, ни в конце. Бедный Димитрий! Заметался, застонал, побежал искать членов комиссии. Но для членов комиссии – вершителей судеб человеческих – такие трагические случаи совсем не новость. Вероятно, они уже немало видели подобных сцен, поэтому все члены в данный момент разошлись по домам на отдых… Димитрий всю обратную дорогу крайне тяжело переживал свою неудачу. И так мы расстались на дороге Краснополье – Мхиничи 18 сентября 1916 года. Но несколько позже друга моего ждало еще более тяжкое испытание. Это когда мы с ним решились поступать в сельскохозяйственный институт, созданный вскоре после революции в белорусских Горках. … Институт только начинал свою учебную деятельность. Проходил митинг по поводу открытия нового вуза. Студенты с нетерпением ожидали лучшего оратора – профессора Киркора. Но вот митинг окончился, и все разошлись по аудиториям. Началось чтение лекций. С внешней стороны можно было считать, что у меня и друга моего все благополучно. Как и все студенты, мы живем в общежитии, из котла берем кипяток бесплатно и пьем с домашними черными сухарями. Аккуратно посещаем лекции и стараемся поточнее записать содержание. По одним лекциям, без математических формул, у нас запись получается достаточно полная и правильная. А вот читается лекция по кристаллографии. Профессор на доске наносит математические формулы, студенты записывают. Пытаемся и мы записать, но без знаний алгебры ничего у нас не получается. А на лекциях по математике нам стало совсем нечего делать. С каждым днем становилось яснее, что без подготовки по алгебре, химии и тригонометрии мы институтского курса не одолеем. Надо было что-то предпринимать основательное. Попробовали пригласить студента-репетитора по математике. Раза два-три позанимались с ним, но это оказалось непосильно для нас физически и материально. Такой вариант не подходил. «Что будем делать?» – с тревогой думали мы каждый наедине с собой. При мысли о возвращении домой становилось совсем страшно. Нам же здесь выпал редкий случай, когда мы стали на положении студентов, и нас отсюда пока не гонят. Настроение наше становилось хуже и хуже. В данный момент мой друг Димитрий уже не стал покупать форменную студенческую фуражку, о которой столько мечтал. Слишком велики были обида и огорчение! Для него – неудачника повторилось несчастье, которое он пережил в Мстиславле на экзаменах. Проучились мы в таких условиях в сельхозинституте октябрь, ноябрь, декабрь 1919 года. Подошли зимние студенческие каникулы, студенты собирались к отъезду домой. До этого времени мы сдали зачеты по некоторым легким второстепенным дисциплинам, а главнейшие из учебного плана остались нетронутыми. Но уезжать домой нам было необходимо еще и потому, что сухари наши совсем «высохли», то есть мы их полностью израсходовали. Идет поезд до Орши – Гомеля и т. д. Едем, а о дальнейшем боимся даже сказать вслух – «совсем» или «временно». Про себя я уже решил, что еду «насовсем». Но мой дорогой друг Димитрий был далек от мысли, чтобы оставлять учебу, уж очень много эта учеба поглотила средств и энергии. Возместить трудно. После перерыва в школьной работе и по возвращении из Горок, я вернулся в свою Чиграевскую школу, где учительствовал. Место мое было свободно. Чиграевские граждане, увидев меня снова в школе, говорили: «У учителя остался один нос». Так я похудел за время студенческой жизни. Пришлось и здесь наверстывать упущенное время за четыре месяца. К весне наверстал. Учеба вошла в норму – и в школе, и по ликбезу. А Димитрий передохнул дома, насушил мешок сухарей и поехал опять в институт. Летом 1920 года я не вытерпел и тоже поехал в Горки – узнать о делах и проведать своего друга. Застал Димитрия в плохом состоянии. Физически он крайне ослаб. Из зачетов кое-что сдал, а по основным дисциплинам оставался в долгу перед институтом. Димитрий напрягал последние силы и не оставлял учебу. За лето он хотел подготовить некоторые дисциплины и сдать зачеты. Задолженность у него по учебе была большая, но он не сдавался. Я в то время взвешивал свои силы, но смелости не хватило вновь вступить в борьбу за институт. Отступил на дальние позиции. На этот раз, правда, отступил не «насовсем». Требовалось передохнуть, одолеть несколько страниц алгебры, а уж потом – снова в бой. В данный момент мои тактические соображения расходились с действиями моего друга. Этим предотвратил неминуемую беду – остался жив. А дорогой мой друг пал жертвой в борьбе за научный прогресс. Летом 1920 года он умер от истощения и нервного расстройства. Название причины смерти здесь приведено ненаучное. Но дело не в точности названия болезни, а в том, что человек погиб в неравной борьбе, взяв на себя непосильный груз науки. А проще говоря, главной конкретной причиной были алгебра, тригонометрия, химия, которые в свое время не включили в учебную программу Выдренской школы чиновники от науки старого царского режима. Вот к каким трагическим последствиям приводила разница в программах, рассчитанных на «верхи» и «низы», на «элиту» и «чернь»… Автор очерка «Мужицкая доля» Стефан Георгиевич Кожемяко в саду своего дома под Рязанью Большевики спасли Россию Почти двадцать лет идет массированная антисоветская обработка сознания людей в нашей стране. А исходная задача при этом – изменение отношения к Октябрьской революции. Великая Октябрьская социалистическая, как называлась она у нас в советское время, теперь именуется «переворотом», «катастрофой», толкуется как якобы основная причина разного рода бед и несчастий, пережитых страной в последующие десятилетия. Удастся ли буржуазной власти, которая пошла теперь уже на полную отмену праздничного дня в годовщину Великого Октября и норовит устроить похороны Ленина, окончательно вытравить из народной памяти подлинное значение эпохального исторического события? Есть надежда, что не удастся. И одним из свидетельств этого стал для меня выход в свет большого двухтомного труда под общим названием «Тенденции». Название, прямо скажем, для широкого читателя не самое привлекательное. Однако у каждого тома – свой подзаголовок, и они, подзаголовки эти, уже куда горячее: том первый – «Война и революция», том второй – «Интервенция и Гражданская война». Самое же интересное – кто взялся сегодня за такое исследование и к каким выводам он приходит. Да, именно в этом суть! Так вот, об авторе. По возрасту Василий Галин молод. По специальности он экономист. По партийной принадлежности – вне партий, то есть за историческое исследование взялся не для того, чтобы подтвердить или опровергнуть заранее сложившиеся идеологические взгляды. Наоборот, взгляд на 1917 год, который в конечном счете он называет «поворотным годом русской истории (и в определенной мере мировой)», равно как на предыдущие и последующие годы России, складывается у молодого ученого в ходе исследования. Его, в отсутствие заданной политической ангажированности, вполне можно назвать независимым. Тем важнее в сегодняшних условиях выводы автора о времени, которое он для себя открывает. Предлагаю читателям беседу с ним, рассчитывая, что после этого многие обратятся и к самому двухтомнику. – Василий Юрьевич, что побудило вас заняться этим трудом и что обратило именно к этому периоду истории нашей страны? – Как экономист я исследую перспективы нашей экономики. А будущее не понять без истории. Октябрьская революция – ключевое событие минувшего века, и обойти его невозможно. После обработки накопленных мною материалов, систематизации их появились вот эти книги. – Могли бы коротко сказать, что вы открыли для себя в результате исследования данного периода? – Прежде всего – что русская революция была объективно закономерным явлением. И то, что победили большевики, было абсолютно закономерно. – Между тем большевиков во главе с Лениным изображают нынче как некую злую для России силу. Вот, дескать, пришли – и всё разрушили. А вы как воспринимаете их роль? – Если бы не было большевиков, Россия как государство перестала бы существовать. Таковы были тенденции, которые развились в нашей стране к тому времени. Большевики, придя к власти в основном на интернационалистских лозунгах, стали очень быстро в определенном смысле националистами. А точнее – они действовали как настоящие патриоты. Ленин, выступая, уже говорил, что мы оборонцы и защищаем социалистическое Отечество, что нам нужна великая, могучая Русь. Большевики сохранили государство Российское и спасли русский народ. – Спасли Россию… Для меня это бесспорно. Однако многим, уверен, покажется просто фразой. Причем непонятной – после той усиленной идеологической обработки, которой люди подвергались все последние годы. Поясните, пожалуйста, в чем же состояла спасительная для страны миссия большевиков. – К 1917 году Россия пришла в разрухе. Мировая война привела к абсолютному истощению ресурсов государства. В моей работе это демонстрируется на конкретных графиках и экономических расчетах. Мобилизационная нагрузка на Россию в 4 раза превышала мобилизационную нагрузку Англии за все время ее участия в войне! Когда Германия в 1918 году достигла такого же мобилизационного уровня, там тоже вспыхнула революция. В России сначала произошла, как известно, буржуазная революция. Произошла она потому, что царизм уже не справлялся с ситуацией в стране. Приведу такое высказывание: «Революция (Февральская) была неизбежна». Это слова не Ленина, а сделанного столь знаменитым нынче Деникина! Далее генерал вполне определенно поясняет, что «революция явилась результатом недовольства старой властью решительно всех слоев населения». Подобные оценки (опять-таки со стороны не большевиков, а их противников) можно продолжить. Философ Николай Бердяев: «К 1917 году в атмосфере неудачной войны все созрело для революции. Старый режим сгнил и не имел приличных защитников». Монархист Василий Шульгин: «Они – революционеры – не были готовы, но она – революция – была готова. Ибо революция только наполовину создается из революционного напора революционеров. Другая ее половина, а может быть, три четверти, состоит в ощущении властью своего собственного бессилия». – Что ж, пришло Временное правительство… – Так вот, власть этого правительства, пришедшего на смену царскому, очень скоро проявила еще большее бессилие перед лицом накопившихся огромных проблем. Не решались важнейшие из них – проблемы земли, войны и мира, мобилизации распадавшейся экономики и укрепления государственности. Можно сказать: в результате буржуазной революции по всем линиям в стране стало не лучше, а еще хуже. И привели к этому ведь не большевики (их-то ни в одном составе буржуазного Временного правительства и близко не было!), а Гайдары и Чубайсы того времени. – Проиллюстрируйте, пожалуйста, к чему вели и привели тогдашние Чубайсы. – Основу Временного правительства составила партия конституционных демократов (кадеты), представлявшая интересы либеральной буржуазии. Их поддержали либеральные ветви меньшевиков и эсеров. Буржуазия как победитель требовала от своего правительства соответствующих «лавров»: необложения налогом военных прибылей, свободы эмиссии, неограниченного права приобретения недвижимости, облегчения порядка получения иностранной валюты. Временное правительство сразу же объявило об охране банковской и коммерческой тайн, отказалось от мобилизационной национализации ключевых отраслей промышленности, предпринимавшейся в какой-то степени даже царским правительством, и пошло по пути укрепления фаворитизма. Это было сотрудничество правительственных группировок с буржуазными организациями, наделенными функциями учета и распределения продукции и сырья. На требование социал-демократов о подчинении промышленности интересам государства либерал-демократы ответили, что новое правительство, подобно старому, принципиально «не приемлет» государственное регулирование промышленности «как меру слишком социалистическую». – Это нам знакомо. Как же, демократия, свобода!.. – Временное правительство последовательно снимало все «недемократические» ограничения рынка. Так, оно полностью прекратило предпринимавшиеся царским правительством попытки, направленные на ограничение спекуляции. Это привело к еще более резкому росту инфляции, которая удовлетворяла уже не столько интересы государства, ведущего войну, сколько спекулятивные требования буржуазии. Она стала интенсивно выводить деньги за границу, причем «бегство капиталов» служило для банков предметом валютных спекуляций. – До чего же современно все это звучит! – Горькая перекличка. Буржуазия, как и сегодня, думала лишь о себе, о своих интересах, а не о стране. Конечно же, результаты не замедлили сказаться. Вот один пример. Покупательная способность рубля, составлявшая накануне Февральской революции на внутреннем рынке 27 копеек, понизилась к октябрю до 6–7 копеек. Количество бумажных денег по сравнению с началом войны увеличилось в 12 раз, причем темпы эмиссии за восемь месяцев при Временном правительстве оказались в 4 раза выше, чем при самодержавии. Денежная система России практически рассыпалась, и над страной нависла угроза финансового краха. Деньги полностью обесценивались, страна переходила к натуральному товарообмену. Это произошло не при большевиках! Обещание Временного правительства облегчить для народа бремя налогов «более справедливым распределением их» не выполнялось. Повышение уровня налогообложения капиталистов всячески оттягивалось, а введение в действие принятых 12 июня 1917 года под угрозой народного выступления трех налоговых законов (о единовременном налоге на доходы, о повышении ставок обложения по подоходному налогу и налоге на сверхприбыль) под давлением буржуазных кругов было приостановлено. После этого население перестало платить налоги вообще. – Один из показателей уничтожения государственности? – Безусловно. Всё шло именно в таком направлении. А власть будто этого и хотела. Французский посол в России уже вскоре после появления Временного правительства телеграфировал своему премьеру: «Беспорядок в военной промышленности и на транспорте не прекратился и даже усилился». Что творилось, скажем, на железнодорожном транспорте? Уже в 1916 году паровозный парк уменьшился на 16 процентов, а парк товарных вагонов – на 14. Бессистемно использовавшиеся дороги не справлялись с перевозками. И вот в таких условиях министр путей сообщения Временного правительства Некрасов, по словам Деникина, решил ввести «на место старых лозунгов принуждения и страха (?) новые начала демократической организации» путем выборности и т. п. во всех отраслях железнодорожного дела. О последствиях этого решения 17 июля 1917 года докладывал начальник штаба Военных сообщений главного управления Генерального штаба: «Положение на железных дорогах признается отчаянным и ухудшающимся с каждым днем. Распад дисциплины так же, как и в армии, растет. Производительность рабочей силы резко упала… Многие из находящихся в работе паровозов работают уже через силу, и если не будут приняты меры к поднятию продуктивности работы (ремонта паровозов), положение грозит к зиме катастрофой». Ленин по этому же поводу писал в конце сентября 1917 года: «России грозит неминуемая катастрофа. Железнодорожный транспорт расстроен неимоверно и расстраивается все больше. Железные дороги встанут». И благодаря чему транспорт не встал? Сошлюсь опять не на кого-нибудь, а на воспоминания Деникина: «В 1919 году в „Правде“ был опубликован приказ народного комиссара путей сообщения Красина, похоронивший окончательно некрасовские упражнения в области самоуправства: „Существующая система железнодорожного управления… привела транспорт к полному развалу… Всем завоеваниям революции грозит опасность уничтожения… На место коллегиального, а в действительности – безответственного управления вводятся принципы единоличного управления и повышенной ответственности. Все, от стрелочника до члена коллегии, должны точно и беспрекословно исполнять все мои предписания. Реформы приостановить и всюду, где только можно, восстановить старые должности и старый технический персонал в центральном управлении и на линиях“. – Вон как поступили с «реформами»! – Пришлось. Как видим, необходимость этого понимали даже такие враги Октября, как Деникин. Иначе – гибель страны. Так начинали тогда действовать меры «военного коммунизма» – меры вынужденные и абсолютно необходимые. Во имя спасения разваливавшейся России. Словом, Октябрь был не столько разрушением, в чем постоянно обвиняют большевиков, сколько, наоборот, противостоял разрушению. Безудержному разрушению Февраля. Буржуазная революция очень быстро обанкротилась, фактически подорвав остатки государственности, и тогда на смену пришли большевики. – Чтобы остановить нараставший хаос. И как собиратели распавшегося государства… – Я бы сказал, как последний рубеж самозащиты общества. Он неизбежно должен был стать радикальным. Большевики сумели мобилизовать власть и экономику страны. Ни царское, ни Временное правительства не смогли этого сделать, что отмечали и Черчилль, и американский президент Вильсон, и английский премьер Ллойд Джордж… – Вы сами признали, что экономика в России уже носила к тому времени мобилизационный характер. – Но не до той степени, которая была необходима. А большевики обеспечили поистине спасительную мобилизацию власти и мобилизацию экономики. Только поэтому Россия и сохранилась как единая страна. Сейчас на большевиков валят всё, обвиняя их в бессмысленной жестокости, всяческих преступлениях и т. п. Если, например, говорят о продразверстке, то это значит – хотели погубить крестьянство. Но молчат о том, что принудительная продразверстка была впервые введена еще царским правительством в 1916 году. А прибегнуть к ней пришлось вследствие продовольственного кризиса, причина которого крылась в разрушении рыночных механизмов во время войны. Председатель Думы М. Родзянко писал царю: «В течение по крайней мере трех месяцев следует ожидать крайнего обострения на рынке продовольствия, граничащего со всероссийской голодовкой». Однако осуществить продразверстку царское правительство не смогло, что в значительной степени и стало причиной его падения. В начале февраля 1917-го тот же Родзянко подает Николаю II записку, где говорится «о полном крахе разверстки». Подвоз продуктов в Петроград за январь составил лишь половину от минимальной потребности. На заводах были случаи самоубийств на почве голода. Именно недостаток и невиданная дороговизна продовольствия стали причиной массовых забастовок и демонстраций, начавшихся в Петрограде 23 февраля. – Это продолжилось и при Временном правительстве? – Еще более усугубилось! Буржуазная власть абсолютно не справилась с жизненно насущной задачей. Перед Октябрем министр продовольствия С. Прокопович на заседании правительства категорически заявил, что снабжать он может только 6 миллионов человек, тогда как на довольствии находятся 12 миллионов. Сравнивавший продовольственную политику царского, Временного и Советского правительств профессор Калифорнийского университета Ларе Ли заключает: «Только большевики смогли создать работоспособный аппарат продовольственного снабжения…» Конечно, это далось неимоверным напряжением сил и множеством страданий. Однако вопрос стоял так: что вызовет большие по масштабу страдания – применение чрезвычайных мер или отказ от них? – В общем, вы считаете, что меры были жёсткие, но жизненно необходимые? – Убежден в этом. Радикальность складывавшейся ситуации требовала радикальности принимаемых мобилизационных мер, которые были реализованы в политике «военного коммунизма». Его принципы включали в себя распределение продовольственных и промышленных товаров по карточкам – по фиксированным низким ценам или бесплатно. Вводится всеобщая трудовая повинность, а в некоторых отраслях (например, на транспорте) – военное положение, так что все работники считаются мобилизованными. Все трудоспособные и неработающие от 16 до 55 лет обязаны были встать на учет в отделениях распределения рабочей силы и были обязаны работать там, где им прикажут. Эта обязанность провозглашалась в январе 1918 года «Декларацией прав трудящегося и эксплуатируемого народа», а позже была включена и в Конституцию РСФСР 1918 года. К концу этого года стало обычным делом объявлять о призыве рабочих и специалистов различных отраслей на государственную службу, как это делалось с набором в Красную Армию. – Мобилизационную нагрузку несли ведь и другие воевавшие страны. – Да, но ни одна – такой величины, как Россия. Тяжесть мобилизационной политики «военного коммунизма» обусловливалась не только текущей обстановкой, но и разрухой, доставшейся в наследство большевикам. То есть они были вынуждены «платить проценты» за неспособность нести бремя власти всеми прежними правительствами России. К тому же вскоре после Октября начались интервенция и Гражданская война, совсем уж бросившие страну за грань выживания. – Обратимся теперь к Гражданской войне. Есть точка зрения, для многих сейчас бесспорная, что Белое движение было направлено на спасение России под лозунгом «За единую и неделимую!», а большевики хотели Россию разрушить и уничтожить, поскольку им были чужды национальные интересы. Так ли было на самом деле? – Традиционное понимание Гражданской войны – это то, что воевали белые и красные. На самом деле в Гражданской войне принимали участие четыре стороны: красные, белые, интервенты и четвертая сторона – русский бунт. Каждая из этих сил преследовала свою цель. Так, иностранные интервенты, пришедшие в Россию, по сути, воевали не за белых. В конечном счете воевали они за сугубо свои цели. Черчилль назвал белую армию «нашими наемниками». – Есть такое высказывание? – У него в воспоминаниях это есть. Он пишет буквально так: «Было бы ошибочно думать, что в течение всего этого года мы сражались на фронтах за дело враждебных большевикам русских. Напротив того, русские белогвардейцы сражались за наше дело». Четко сказано! Ну и как после этого насчет патриотизма белогвардейцев, которым нынче принято умиляться? Очень значимой силой в Гражданской войне был русский бунт. Крестьяне, во всяком случае многие, после распада государства не хотели вообще никакой власти. Полностью отвыкли за время безвластия керенщины. – Мы начали говорить, Василий Юрьевич, о Белом движении. – Кадровые офицеры составили основу Белого движения. У них были все-таки сильные монархические корни. Кстати, как и в Германии: после революции 1918 года многие офицеры вермахта сохраняли верность Вильгельму П. – Но разве можно сказать, что Белое движение (после Февральской-то революции!) было монархическим? Разве были Деникин или Колчак монархистами? – Нет. Я не про это. Почему многие кадровые офицеры выступили против большевиков? Они по долгу, так сказать, были за продолжение войны с Германией. А большевики выступили за мир. Это было первое принципиальное разногласие. – А была ли у Белого движения какая-то идеология? – Общей идеологии не было. Ни у Деникина, ни у Колчака мы этого не найдем. Был лозунг «За единую и неделимую Россию без большевиков!» Дальше этого их идеология не шла. Если Деникин хоть как-то разбирался в политических партиях, то про Колчака и этого не скажешь. Он говорил: сначала победим большевиков, а уж потом разберемся. Брезжила весьма туманная идея после победы созвать Учредительное собрание и выбрать туда представителей «из здоровых сил общества». А кто эти «здоровые силы» – Колчак не расшифровывал. Кстати, после прихода Колчака к власти часть депутатов ранее избранного Учредительного собрания, в разгоне которого обвиняют большевиков, была выслана за границу, а другая часть арестована. И в конце концов они были расстреляны в Омске. По приказу того же Колчака. – Большевиков обвиняют в развязывании Гражданской войны и, соответственно, во всех ее жертвах. Каков ваш вывод на сей счет? – Это принципиальный вопрос, поскольку отсюда произрастают многие обвинения. Но большевики не виноваты в Гражданской войне! Она была объективным следствием тех тенденций, которые складывались, и она была неизбежна в той ситуации. Слишком разные интересы у разных слоев общества, слишком радикализовано общество, причем вооруженное, разъяренное долгой войной, слишком было разрушено государство. Если уж говорить, кто привел к Гражданской войне, то можно сказать так: либеральная буржуазная Февральская революция. Ничего не оставалось, как поставить на пути учиненной ею разрухи жесткий централизованный режим. Деникин, Колчак, Черчилль, американский посол в России Фрэнсис – да многие тогда говорили об этом: Россию от окончательного уничтожения может спасти только диктатура. Вопрос был лишь в том, чья она будет. – В общем, недаром Колчака прочили в диктаторы? – Белые пытались установить диктатуру. До Колчака претендовал на эту роль Корнилов, затем фактически и Деникин, потом после всех Врангель. Но никто из них удержаться не смог. Потому что диктатура держится не столько на штыках, сколько на тех идеях, которые они защищают, эти штыки. Большевики пришли с новыми идеями. И эти идеи отражали чувства, настроения и чаяния большинства общества. Они давали перспективу развития его! Поэтому диктатура большевиков удержалась не столько штыками, сколько идеями. Штыки воевали за эти идеи, что признано и многими противниками большевиков. Вот как, например, писал Н. Бердяев: «России грозила полная анархия, анархический распад… Он был остановлен коммунистической диктатурой, которая нашла лозунги, которым народ согласился подчиниться». – Больше чем лозунги. За лозунгами следовали те или иные дела. Недавно, просматривая подшивку «Правды» за 1919 год, я прочитал заметку: «Колчак призывает крестьян вернуть помещикам принадлежавшие им земли». Наверное, это не могло вдохновить крестьян на помощь Колчаку. – Естественно. Был указ Колчака о земельной политике. И там было сказано, что земля должна быть возвращена прежним владельцам. Можно сказать, крестьяне сами свергли Колчака. Ведь нередко бывало, что сперва, как в известной песне, партизанские отряды занимали города, а потом уже Красная Армия. – Большевиков обвиняют в насилии, говорят о красном терроре. – Без определенного насилия нередко в тех условиях сделать ничего было невозможно. В условиях Гражданской войны к террору прибегали и белые, и красные, и интервенты, и крестьянский бунт. Совершенная ложь обвинять в этом только красных, только большевиков. Или главным образом их. Вот характерное признание бывшего меньшевистского деятеля А. Мартынова: «Когда власть в стране завоевал пролетариат, все силы ада на него обрушились, и тогда для спасения революции террор стал неизбежен. Но не было ли излишеств в применении террора со стороны обороняющейся Советской власти? Да, наверное, были, хотя неизмеримо меньше, чем со стороны наступающей контрреволюции, и бесконечно меньше, чем у нас было бы, если бы эта контрреволюция победила…» Должна была прийти партия, которая хочет и может созидать. Только большевики смогли на основе своей идеологии укрепить диктатуру, которая позволила сохранить государство, сохранить страну и приступить к решению созидательных задач. – Вскользь вы уже коснулись интервенции. Но давайте поговорим о ней подробнее. Ведь во всех пропагандистских разговорах трубадуров нынешней власти, посвященных Октябрьской революции и Гражданской войне, об интервенции молчат, как будто ее и не было. Разумеется, не случайно: слишком серьезная тень на те силы, которые противостояли большевикам и которые теперь всячески пытаются подретушировать, приукрасить, облагородить. Разве не так? – Согласен. Надо сразу и однозначно сказать: Белое движение просто физически не могло бы возникнуть без сильной поддержки извне. Если материальное обеспечение Красной Армии шло за свой счет, то белые полностью, на сто процентов, снабжались Англией, Францией и Америкой. – Есть данные? – Есть, и они приведены в моих книгах. – Что конкретно? – Допустим, количество винтовок, орудий, танков, самолетов. Всё абсолютно поставлялось из-за рубежа. Частично поставлялись и продовольственные ресурсы. Скажем, войска, которые были на Севере, целиком обеспечивали продовольствием и снаряжением англичане и французы. Они составили и основу белой армии там, на Севере. Высадилось 25 тысяч иностранных войск, а еще мобилизовали 25 тысяч местного населения. – Значит, половина действовавших здесь сил – иностранцы? – Да. В книге у меня приведены также данные, что деникинское движение начало расти только после того, как началось массированное финансирование его теми же англичанами и французами. Если сказать о Колчаке, то основу его сибирской армии составлял чехословацкий корпус – 57 тысяч человек. Этот корпус появился здесь еще до того, как прибыл Колчак, и он явился центром, концентрирующим армию Колчака. Чехословацкие войска были включены в состав союзнических войск Антанты, подчинялись ее командованию. Есть сведения, что за участие чехов в Гражданской войне в России им были обещаны определенные дивиденды. Снабжены и вооружены чехи были тоже англичанами, французами и американцами. – Известно, что Колчак официально поступил на службу в английскую армию. Когда это произошло? – В начале 1918 года. Он находился тогда за пределами России. Потом англичане направили его для организации сибирской армии. Сам он называл себя кондотьером, то есть наемником, носил английский мундир и, как ни странно, находился под охраной английских войск даже в своем собственном правительстве. – Вспоминается частушка времен Гражданской войны, которая нынче (тоже намеренно, конечно!) забыта: Мундир английский, Погон французский, Табак японский, Правитель омский. – Так и было! Воевали на иностранные деньги, иностранным оружием, пули тоже были иностранные – русских пуль там практически не было. Интервенция и Гражданская война со стороны белых полностью шли за счет Антанты. – А какие все-таки цели при этом были у государств, вмешавшихся в российские дела? – Во всяком случае, отнюдь не «единая и неделимая». Сильная Россия вообще никак не могла быть в их интересах. Тут совсем другое! Возникла возможность захватить куски разваливающейся страны, ее природные богатства, куски огромного русского рынка. Уже в начале 1918 года европейская часть России была поделена между Англией и Францией на зоны влияния. – Где они занимались этим дележом? – На военном совете Антанты в Париже. Спешили использовать момент! У каждой из этих стран были свой интерес, своя задача. Главная задача Англии как великой морской державы – блокирование выхода России в открытое море. Ведь 90 процентов российского экспорта шло морским транспортом. Поэтому надо было создать цепь государств, которые отрезали бы Россию от Северного, Балтийского и Черного морей. Была даже идея создать самостоятельную республику Коми, которую возглавлял бы английский офицер. Французы, финансируя белую армию, требовали в будущем возвращения всех царских долгов. Причем вместе с процентами плюс проценты на проценты. Но далеко не только это! Поскольку считалось, что Россия будет безнадежно ослаблена, Франция стремилась создать альтернативу с востока своему извечному противнику – Германии. Отсюда план сделать великую Польшу и Малую Антанту, которая включала бы Румынию, Югославию и другие балканские страны. – Словом, у каждой из вторгшихся в Россию держав действительно был свой интерес, но о благе России они, конечно, не думали. – Ни в коей мере! Наоборот. Вот Америка. Она, казалось бы, далеко. Однако в США апологеты интервенции призывали к свержению власти большевиков как носителей чуждой идеологии. А сквозь это явственно проглядывало стремление не упустить свое место в конкуренции за рынки. То есть, если бы Россия рухнула, ее рынок был бы поделен между Англией, Францией, Германией и Японией. Как же американцам-то остаться в стороне? – Понятно. У них зона интересов всегда там, где есть возможность что-нибудь урвать, будь это Россия или Ирак… – В «восстановлении конституционного строя» в России приняло участие более десятка иностранных государств. Деникин вспоминал, что «при главном командовании Юга были аккредитованы представители следующих стран: Англии, Бельгии, Болгарии, Греции, Италии, Польши, Румынии, Сербии, США, Франции и Японии». Можно добавить сюда австралийские и финские войска, входившие в состав интервенционистских сил на Севере. При этом, замечу, интервенты предпочитали брать плату за «помощь во имя высоких идеалов» сразу и без церемоний. Вывозили всё, что могли! Попросту грабили. Так, за девять месяцев пребывания в Баку англичане вывезли 450 тысяч тонн марганца, 500 тысяч тонн нефти и т. д. Французы вывезли через Крым около 60 тысяч тонн зерна, 13 тысяч тонн соли, 5 тысяч тонн льна, табака и шерсти. Эвакуируясь из Одессы, французы захватили 120 находившихся там торговых судов с различным имуществом и товарами – эти суда составляли девять десятых всего торгового флота на Черном море! – Да, щедро брали, ничего не скажешь… – Ущерб, причиненный Дальнему Востоку, был еще значительнее. Львиная доля вывоза – лес, рыба, вагоны, речные и морские суда – шла в Японию. На Уссурийской железной дороге подвижной состав был сокращен этим грабежом более чем вдвое. Север России дал британцам льна, пеньки, смолы, марганцевой руды и т. д. на сумму 2 миллиона фунтов стерлингов, американцам – примерно на 800 тысяч фунтов, французам – на 600 тысяч. Ущерб, нанесенный интервенцией только одной Архангельской области, составил более 1 миллиарда золотых рублей. – А можно ли как-то выразить весь ущерб, который был причинен нашей стране интервенцией? – Ущерб примерно подсчитан. Он был заявлен советской делегацией на конференции в Генуе в 1923 году. Там была заявлена сумма в 50 миллиардов золотых рублей, что составляло треть национального богатства России. Это только материальный ущерб, но есть еще и потеря человеческих жизней. Россия за Гражданскую войну потеряла людей больше, чем за Первую мировую. – Какую цифру вы считаете правильной? – Есть несколько точек зрения. Я считаю, правильная цифра прямых потерь – 8 миллионов. А демографические потери составляют 16 миллионов человек, то есть это число тех, которые должны были родиться, но не родились. – Можно ли все это целиком и полностью относить на счет большевиков, как делается сегодня? – Такое обвинение базируется на том, что большевики виноваты в Гражданской войне. Но они не виноваты, об этом я уже сказал. Белые обвиняли большевиков, что они предатели, торгуют Родиной. Но сами-то прямо состояли на содержании западных держав! А интервенты, вместе с которыми и при поддержке которых действовали белые, стремились к расчленению России. Послушайте, что впоследствии писал о своих «союзниках» бывший член Северного белогвардейского правительства В. Игнатьев: «В их задачу входило не усиление России, не объединение ее, а расчленение». Другой член этого правительства – генерал В. Марушевский заключал: «Чтобы охарактеризовать создавшееся положение, проще всего считать его оккупацией». Председатель русского комитета внешней торговли при Северном правительстве П. Калинин в конце концов охарактеризовал происходившее как «колониальное завоевание». Так кто же реально боролся за освобождение Родины, за единую и неделимую Россию? Конечно, большевики. – Из всего, о чем мы говорили с вами, следует: Россия действительно была на грани полной катастрофы, но не Октябрь тому виной. Наоборот, Октябрь и последующие действия большевиков предотвратили уничтожение страны. Подытожим, Василий Юрьевич: чем же все-таки была Великая Октябрьская социалистическая революция? – Она была таким же закономерным результатом развития человеческого общества, как Французская революция или Английская буржуазная революция. Французы, кстати, в свое время обсуждали, чем же их революция была – преступлением или подвигом. Но в конце концов в 1870 году они приняли «Марсельезу» как государственный гимн и утвердили революцию как праздник. Хотелось бы и у нас торжества такого же здравомыслия. – Причем хорошо бы поскорее! Вот сделали государственным праздником 4 ноября, демонстративно противопоставив этот день 7 ноября. Конечно, освобождение Москвы от интервентов в XVII веке было великим событием. Но ведь не менее, а гораздо более спасительным для Отечества стал Великий Октябрь. – По-моему, даже из фактов, прозвучавших в нашем разговоре, это очевидно. Причем Великая Октябрьская революция – это был колоссальный вклад не только в развитие нашей страны, достигшей в последующие годы невиданных высот. Это был и огромный вклад России в мировую историю, в мировое развитие человечества. И он не менее, а более ценен, чем Великая французская, или английская, или американская революции. – А можете коротко сказать – почему? – Ну отмечу хотя бы одно обстоятельство. Буржуазные революции, свершившиеся в Англии и во Франции, дали право на существование новой движущей силе. Это была буржуазная, либеральная сила. Точно так же социалистическая революция в России привела к признанию права на существование силы социалистической. Капиталисты во многом вынуждены были пойти навстречу справедливым требованиям трудящихся, и были признаны социалистические партии наравне с либеральными. Если до Первой мировой войны социализм воспринимался в основном как бунт, то теперь, когда он утвердился в России, когда показал, что может сделать, на что реально способен, взгляд на социализм существенно изменился. Особенно это стало очевидным после Второй мировой войны, когда Советский Союз победил в ней. – Теперь снова хотят свести социализм в массовом восприятии людей до некоего маргинального, совершенно ненормального состояния. Теперь – это после 1991 года. Как вы думаете, примет ли Россия, вместе с навязанным ей пока отказом от праздника Октября, отказ от стремления к справедливости, который ей тоже изо всех сил навязывают? – Едва ли. * * * К выводу о роли большевиков в спасении страны приходили не только ученые, политические деятели, литераторы, объективно понимающие ход истории, но и те, у кого хватило мужества реально признать свершившиеся события, повлиявшие положительно на жизнь народов России. Несколько лет спустя после Великой Октябрьской социалистической революции белоэмигрант В. Ипатьев, в свое время активно боровшийся против нее, писал: «Переход власти в руки пролетариата обусловил собой спасение страны». Невольно вспоминается очень верная есенинская мысль: Лицом к лицу лица не увидать. Большое видится на расстоянье. Это сказано поэтом тоже о революции. Огромное и сложное явление эпохального масштаба, оно в текущий момент, в непосредственном бытовом восприятии, то есть «лицом к лицу», многими виделось без понимания подлинного его исторического значения. И уж, само собой разумеется, не могли дать правильной оценки происходящему те, кто революции противостоял. Однако прошло время, и даже многие враги Октября, наиболее трезвомыслящие, вынуждены были признать, что революция «не сделана какими-то злодейскими силами» (религиозный философ-эмигрант Н. Бердяев), а произошла как объективно закономерное явление, что большевики – не «кучка преступников», а настоящие спасители страны. Сегодня, когда Великий Октябрь и всё с ним связанное подвержены в России неслыханному поруганию, когда день 7 ноября перестал быть государственным праздником, стоит напомнить те оценки, данные противниками революции, которые сознательно теперь замалчиваются. А ведь их не сочтёшь «большевистской пропагандой», и потому как аргументы в объективном осмыслении нашего исторического прошлого они для каждого человека особенно важны. Хочу отметить ещё вот что. Вопреки и наперекор тотальной антисоветчине, которая санкционирована нынешней властью и захватила большинство средств массовой информации, стремление к правде у лучших представителей молодежи, в том числе молодых ученых, не угасает. Они ищут историческую истину и по-своему открывают ее для себя. Привожу высказывания некоторых противников Октября о революции и Гражданской войне, подборку таких же материалов об иностранной военной интервенции, которая пыталась задушить и разорвать на куски Советскую Россию после Октября. ЧЕРВИ, КОТОРЫЕ ПОЖИРАЛИ ВНУТРЕННОСТИ СТАРОГО РЕЖИМА и подрывали его силы, были вызваны к жизни разложением самого режима. Царизм пал потому, что его мощь, его значение и авторитет оказались насквозь прогнившими. Поэтому при первом ударе революции царизм распался. Когда голодная петроградская толпа вышла на улицу, не считаясь больше с устрашающими указами царского правительства, последнее уже не обладало достаточной силой, даже чтобы спасти скипетр императора.     Д. ЛЛОЙД ДЖОРДЖ, английский премьер-министр в 1916–1922 гг. ОНИ – РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ – НЕ БЫЛИ ГОТОВЫ, но она – революция – была готова. Ибо революция только наполовину создается из революционного напора революционеров. Другая ее половина – а может быть, три четверти – состоит в ощущении властью своего собственного бессилия.     В. ШУЛЬГИН, монархист, белоэмигрант. КАКУЮ БЫ СУДЬБУ НИ УГОТОВИЛО БУДУЩЕЕ РЕВОЛЮЦИИ, каким бы коротким ни было пребывание у власти русского народа, первое правительство, непосредственно представляющее крестьян и рабочих, разбросает по всему миру семена, которые дадут всходы…     Ж. САДУЛЬ, французский агент. ВЛАСТЬ ПАДАЛА ИЗ СЛАБЫХ РУК Временного правительства, во всей стране не оказалось, кроме большевиков, ни одной действенной организации, которая могла бы предъявить свои права на тяжкое наследие во всеоружии реальной силы.     А. ДЕНИКИН. ЛОГИЧЕН В РЕВОЛЮЦИИ, верен ее существу был только большевизм.     П. СТРУВЕ, один из лидеров кадетской партии, экономист, историк, философ. В РОССИИ РЕВОЛЮЦИЯ ЛИБЕРАЛЬНАЯ, БУРЖУАЗНАЯ, требующая правового строя, была утопией, не соответствующей русским традициям и господствующим в России революционным идеям. В России революция могла быть только социалистической.     Н. БЕРДЯЕВ, религиозный философ. Я ПРЕДПОЛАГАЮ, ЧТО ЧЕЛОВЕЧЕСТВО СОГЛАСИТСЯ на жесткую диктатуру ленинского типа как на зло меньшее, чем самоуничтожение или постоянная анархия, которая может закончиться только самоуничтожением.     А. ТОЙНБИ, английский историк и социолог. ПРОДОЛЖЕНИЕ ВОЙНЫ УГРОЖАЛО ПОЛНЫМ РАЗВАЛОМ государства и вызывало крайнее раздражение во всех слоях населения… Большевики, руководимые Лениным, своим лейтмотивом взяли требование окончания войны и реальной помощи беднейшим крестьянам и рабочим за счет буржуазии… Надо удивляться талантливой способности Ленина верно оценить сложившуюся конъюнктуру и с поразительной смелостью выдвинуть указанные лозунги, которым ни одна из существовавших политических партий в то время не могла ничего противопоставить… Можно было совершенно не соглашаться со многими идеями большевиков. Можно было считать их лозунги за утопию, но надо быть беспристрастным и признать, что переход власти в руки пролетариата в октябре 1917 года обусловил собой спасение страны, избавив ее от анархии, и сохранил в то время в живых интеллигенцию и материальные богатства страны.     В. ИПАТЬЕВ, белоэмигрант. ГОВОРЯТ, ЧТО БОЛЬШЕВИСТСКАЯ ДИКТАТУРА есть режим насилия меньшинства над большинством… Это неверно… Именно потому, что большевики глубоко опускали свой якорь в народную стихию, они нащупали в глубине ее такую гранитную опору для своей власти, какую совершенно бессильна была найти дряблая интеллигентская демократия в эпоху Керенского. Если судить о России по этой эпохе, то можно было бы прийти в отчаяние, можно было бы подумать, что вся Россия есть сплошная Обломовка и что рыхлость и безволие есть национальная черта русского народа. Заслуга большевиков заключалась, между прочим, в том, что они рассеяли это ложное представление о России…     А. МАРТЫНОВ, один из идеологов меньшевизма. ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ ДОЛЖНА НАУЧИТЬСЯ СМОТРЕТЬ на события в России не как на случайный бунт озверелых рабов, а как на великий исторический поворот, разорвавший с прошлым навсегда… Отойдя на известное расстояние от событий, мы только теперь начинаем разбирать… что в этом поведении масс, инертных, невежественных, забитых, сказалась коллективная народная мудрость. Пусть Россия разорена, отброшена из двадцатого столетия в семнадцатое, пусть разрушены промышленность, торговля, городская жизнь, высшая и средняя культура. Когда мы будем подводить актив и пассив громадного переворота, через который мы проходим, мы, весьма вероятно, увидим то же, что показало изучение Великой французекой революции. Разрушились целые классы, оборвалась традиция культурного слоя, но народ перешел в новую жизнь, обогащенный запасом нового опыта…     П. МИЛЮКОВ, лидер партии кадетов, член Временного правительства. НАСЕЛЕНИЕ НЕ ТОЛЬКО НАС НЕ ПОДДЕРЖИВАЕТ, но настроено к нам враждебно. Сил у нас нет, и сопротивление бесполезно. Я не хочу лишних жертв, лишнего кровопролития.     А. КАЛЕДИН, генерал, руководитель казачьей контрреволюции на Дону. АРМИЯ, ВОСПИТАННАЯ НА ПРОИЗВОЛЕ, грабежах и пьянстве, ведомая начальниками, примером своим развращающая войска, – такая армия не могла создать Россию…     П. ВРАНГЕЛЬ. С УЖАСОМ ЗРЮ, ЧТО ВЛАСТЬ ДРЯБЛА, тягуча, лишена реальности и действенности, фронт трещит, армия разваливается, в тылу восстания, а на Дальнем Востоке неразрешенная атаманщина. Власть потеряла целый год, не сумела приобрести доверия, не сумела сделаться нужной и полезной… Сейчас нужны гиганты наверху и у главных рулей и плеяда добросовестных и знающих исполнителей им в помощь, чтобы вывести государственное дело из того мрачно-печального положения, куда оно забрело… Только кучи надутых лягушек омского болота, пигмеев, хамелеонистых пустобрехов, пустопорожних выскочек разных переворотов, комплотов и политически-коммерческих комбинаций… гниль, плесень, лень, недобросовестность, интриги, взяточничество… торжество эгоизма, бесстыдно прикрытые великими и святыми лозунгами.     Н. БУДБЕРГ, колчаковский генерал. В 1918 И 1919 ГГ. ПРОВОЗГЛАШЕНИЕ МОНАРХИЧЕСКОГО ЛОЗУНГА не могло встретить сочувствия не только среди интеллигенции, но и среди крестьян и рабочей массы… Провозглашение же республиканских лозунгов не дало бы возможности сформировать мало-мальски приличную армию, так как кадровое офицерство, испытавшее на себе все прелести революционного режима, за ними не пошло бы.     A. ЛУКОМСКИЙ, белогвардейский генерал, помощник командующего белой Добровольческой армией. БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ БЫЛО НАЧАТО ПОЧТИ СВЯТЫМИ, а кончили его почти что разбойники. Утверждение это исторгнуто жестокой душевной болью, но оно брошено на алтарь богини Правды. Мне кажется, что эта же богиня требует от меня, чтобы и о красных я высказал суровое суждение, не останавливаясь перед его болезненностью. И вот он, мой суровый приговор: красные, начав почти что разбойниками, с некоторого времени стремятся к святости.     B. ШУЛЬГИН. ВОПРЕКИ СОЗДАННОМУ… ЛОЖНОМУ ПРЕДСТАВЛЕНИЮ, продразверстка… укрепила авторитет большевиков и среди крестьян… Крестьяне… поняли, что политическая реконструкция [восстановление государства] – это главное, что необходимо для прекращения смутного времени, и что большевики – это единственный серьезный претендент на суверенную власть.     ЛАРС ЛИ, английский историк. У МЕНЯ НЕТ НИКАКИХ СОМНЕНИЙ во вреде интервенции и Белого движения. Я должен был понять это раньше, еще в 1918 г. в Ростове, когда мы оклеивали все заборы воззваниями, призывающими записываться в Добровольческую армию, и когда к нам явилось всего несколько десятков подростков. Народ сознательно отверг интервенцию и белых.     П. МИЛЮКОВ. ПОСЛЕДНИЕ ПРИКАЗЫ МОИ ОЗНАЧАЛИ: невозможность опереться на либералов, нежелание передать власть всецело в руки правых, политический тупик и личную драму правителя. В более широком обобщении они свидетельствовали об одном, давно назревшем и теперь особенно ярко обнаружившемся явлении: о кризисе русского либерализма.     А. ДЕНИКИН. ОФИЦЕРЫ… СЛУЖИЛИ ЦАРЮ, потому что считали его первым среди слуг отечества, но он не сумел разрешить стоявших перед Россией задач и отрекся. Нашлась группа лиц, вышедших из Государственной думы, которая взяла на себя задачу продолжать работу управления Россией. Что же! Мы пошли с ними… Но они тоже не справились с задачей, привели Россию в состояние полной разрухи и были отброшены. На их место встали большевики. Мы приняли их как правительство… и пришли к полному убеждению, что они правы, что они действительно строят государство.     А. БАЛТИЙСКИЙ, генерал. ПОНЯТЬ МНЕ ИХ (БОЛЬШЕВИКОВ) ТРУДНО… Но я считаюсь с интересами народа и твердо знаю: кто выступает против него, под любыми лозунгами и любыми фразами, – тот авантюрист. Правда, в конечном счете, всегда за народом, этому учит история… Мы с вами принадлежим к очень небольшой части населения, которая в силу разных обстоятельств руководила, направляла жизнь государства, вырабатывала политику. Причем в последние десятилетия делала это настолько скверно, что завела страну в военный и экономический тупик… Я подчиняюсь воле народа, он вправе иметь правительство, которое желает. Я могу быть не согласен с отдельными положениями, тактикой Советской власти, но, признавая здоровую жизненную основу, охотно отдаю силы на благо горячо любимой Родины.     А. БРУСИЛОВ, генерал. ЗАЛОГ ДЛЯ БУДУЩЕЙ РОССИИ Я ВИЖУ В ТОМ, что в ней у власти стоит самонадеянное, твердое и руководимое великим политическим идеалом (коммунистическим) правительство… Что мои надежды являются не совсем утопией, доказывает, что такие мои достойные бывшие сотрудники и сослуживцы, как генералы Брусилов, Балтийский, Добровольский, свои силы отдали новому правительству в Москве.     В. СУХОМЛИНОВ, генерал, бывший военный министр в царском правительстве, эмигрант. БОЛЬШЕВИСТСКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО ТЕПЕРЬ СИЛЬНЕЕ, чем несколько месяцев назад… Крестьяне боятся, что любые другие партии, если им удастся восстановить старый режим, отнимут землю, которую дала крестьянам революция.     Д. ЛЛОЙД ДЖОРДЖ. ОЧЕВИДНО, ЧТО ТЕПЕРЬ, КАК И ПРЕЖДЕ, англичане руководствуются в своих отношениях к России не сентиментальными отношениями и не симпатиями, а холодным прозаическим расчетом.     Князь А. ТРУБЕЦКОЙ. ТЕПЕРЬ ВЫДВИГАЕТСЯ В БОЛЕЕ ГРУБОЙ и откровенной форме идея эксплуатации России как колонии ради ее богатств и необходимости для Европы сырых материалов.     П. МИЛЮКОВ. МЫ ОБРАЩАЕМСЯ С БОЛЬШЕВИСТСКИМ ПРАВИТЕЛЬСТВОМ так, словно оно не является правительством. При старом режиме мы бы не высадились в Мурманске и Владивостоке без разрешения царя. Мы действуем, как во времена Французской революции, – захватывая Тулон и прилегающие места одно за другим.     Д. ЛЛОЙД ДЖОРДЖ. ВСЕМ ИЗВЕСТНО, ЧТО ПОЛИТИКА ЭТОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА (белого правительства Северной области) направлялась союзниками, вследствие чего оно в действительности лишь маскировало союзный протекторат. Это правительство пригласило на русский Север иностранные войска. И если бы по этому вопросу был проведен плебисцит среди населения, оно, несомненно, возвысило бы свой голос и твердо заявило: «Оставьте нас в покое». Эта война на севере России вдохновлялась главным образом Англией и являлась с ее стороны попыткой навязать свою волю русскому народу. Эта кампания была продолжением той политики, которую Англия проводила в Южной Африке, Египте, Месопотамии и в Индии.     У. РИЧАРДСОН, американский генерал. НЕЖЕЛАНИЕ КРЕСТЬЯН СРАЖАТЬСЯ С БОЛЬШЕВИКАМИ… Всеобщего желания прогнать большевиков не существовало… Мы пришли к выводу, что Временному правительству (Северной области) предстоит приложить немало сил, чтобы поднять население на борьбу с теми, кто узурпировал власть в стране… Повсюду я искал сообщения о местном вожаке, который мог бы возглавить партизанское движение против большевиков, но безуспешно. Странно, что ни один встреченный мною русский не выказывал ни малейшего желания возглавить сопротивление врагу.     Э. АЙРОНСАЙД, английский генерал, командующий войсками интервентов на севере России. Я ПОСТУПИЛ ДОБРОВОЛЬЦЕМ В СЕВЕРНОРУССКИЙ ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЙ ОТРЯД, будучи искренне уверен в том, что посылка этого отряда настоятельно необходима для того, чтобы можно было увести из России наши войска, доведенные до полного изнеможения ожесточенной борьбой в обстановке суровой полярной зимы… Как только я приехал в Архангельск – это было в конце мая, – у меня с первого же дня создалось такое впечатление, что политика, проводимая в России нашими властями, не соответствует официальным заявлениям… Неожиданно для себя я увидел – теперь это известно всем и каждому в Англии, – что хваленая «лояльная русская армия» в значительной своей части состоит из взятых в плен большевиков, переодетых в английскую военную форму, готовых каждую минуту восстать… Далее я пришел к тому убеждению, что игрушечное правительство, посаженное нами в Архангельске, не пользуется ни доверием, ни симпатией со стороны населения и без поддержки английских штыков не могло бы просуществовать и часа.     ДЖ. ШЕРВУД-КЕЛЛИ, английский подполковник. У НАС НЕ БЫЛО СТОЛКНОВЕНИЙ С РУССКИМИ В АРХАНГЕЛЬСКЕ, но до отъезда со мной произошел один неприятный случай. Выдающийся русский полковник, доблестно сражавшийся под началом союзников и хорошо мне знакомый, попросил разрешения встретиться со мной. Он был награжден британским орденом, которым очень гордился. И вот этот офицер вошел в мой кабинет и отдал мне честь. Затем он положил свой орден на стол, разделявший нас. За две минуты он высказал мне все, что думает о союзниках и их поведении. Потом снова отдал честь и вышел вон. Долго я сидел в полном молчании, глядя на отвергнутый орден, которым в свое время была отмечена беспримерная доблесть.     Э. АЙРОНСАЙД. ВЧЕРА ПРИБЫЛ ГЕНЕРАЛ НОКС… Его душа озлоблена. Он сообщает мне грустные факты о русских. 200 000 комплектов обмундирования, которыми он их снабдил, были проданы за бесценок и частью попали к красным. Он считает совершенно бесполезным снабжать их чем бы то ни было.     М. ЖАНЕН, французский генерал. БЫЛО БЫ ОШИБОЧНО ДУМАТЬ, ЧТО В ТЕЧЕНИЕ ВСЕГО ЭТОГО ГОДА мы сражались на фронтах задело враждебных большевикам русских. Напротив того, русские белогвардейцы сражались за наше дело. Эта истина станет неприятно чувствительна с того момента, как белые армии будут уничтожены и большевики установят свое господство на всем протяжении необъятной Российской империи…     У. ЧЕРЧИЛЛЬ. ВЕРШИТЕЛИ ЕВРОПЕЙСКИХ СУДЕБ, по-видимому, восхищались своей собственной изобретательностью: они надеялись одним ударом убить и большевиков, и возможность возрождения сильной России. Положение вождей Белого движения стало невозможным. С одной стороны, делая вид, что они не замечают интриг союзников, призывали… к священной борьбе против Советов, с другой стороны, на страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи…     АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ, великий князь. КОЛЧАК ЕЛ… британский солдатский рацион.     Дж. УОРД, английский полковник. НАДО ОТДАТЬ ДОЛЖНОЕ СОЮЗНИКАМ, вернее, англичанам. С того дня, как было решено вместе работать, мы от них ни в чем отказа не получали.     Г. ЧАПЛИН, белогвардейский капитан. НЕСМОТРЯ НА ВСЕ ЗАВЕРЕНИЯ В ИСКРЕННЕМ ЖЕЛАНИИ организовать борьбу против большевиков, англичане смотрели на свое собственное присутствие в области как на оккупацию, вынужденную военными обстоятельствами… Все эти сибирские, новороссийские, архангельские и ревельские шашки нужны были в игре с большевиками. Каждый раз, когда шашки проявляли самостоятельность, они становились если не опасными, то, во всяком случае, стеснительными для британской политики.     В. МАРУШЕВСКИЙ, генерал. 17 (30) ИЮНЯ Я ИМЕЛ СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНЫЙ и важный разговор с послом США Рутом и адмиралом Гленноном… Я оказался в положении, близком к кондотьеру.     А. КОЛЧАК. ШАНСОВ ДЛЯ УДАЧНОГО НАСТУПЛЕНИЯ у армий Колчака практически нет. Они совершенно деморализованы постоянными отступлениями, у них практически не осталось мужества. Даже русский генеральный штаб в Омске признавал, что половину их войск нужно отвести в тыл для реорганизации. Сибирское наступление подходило к концу. Военное министерство уведомило меня, что не присылает больше снаряжения для солдат Колчака, поскольку нет надежды, что кто-нибудь из них достигнет Архангельска.     А. НОКС, английский генерал. СОЮЗНОЕ ВОЕННОЕ КОМАНДОВАНИЕ ПРЕЗРИТЕЛЬНО ОТНОСИЛОСЬ к большевистскому движению и рассматривало его как ряд бесчинств, творимых дезорганизованными бандами. Однако факты говорят, что война велась против правительства русского народа. Омское правительство явно было правительством лишь меньшинства русского народа и никогда не пользовалось симпатиями широких кругов населения. Оно не обладало в действительности властью.     У. ГРЭВС, американский генерал. СРЕДИ МНОГИХ ПОСЕТИТЕЛЕЙ БЫЛ АДМИРАЛ КОЛЧАК, только что прибывший с Дальнего Востока, который, кстати сказать, он считает потерянным если не навсегда, то, по крайней мере, очень надолго. По мнению адмирала, на Дальнем Востоке две коалиции: англо-французская – доброжелательная и японо-американская – враждебная, причем притязания Америки весьма крупные, а Япония не брезгует ничем. Одним словом, экономическое завоевание Дальнего Востока идет полным темпом.     Н. БОЛДЫРЕВ, белогвардейский генерал. С ФЕВРАЛЯ НАЧАЛСЯ ПОДВОЗ АНГЛИЙСКОГО СНАБЖЕНИЯ. Недостаток в боевом снабжении с тех пор мы испытывали редко. С марта по сентябрь 1919 г. мы получили от англичан 558 орудий, 12 танков, 1 685 522 снаряда и 160 млн. ружейных патронов. Санитарная часть улучшилась. Обмундирование же и снаряжение хотя и поступало в размерах больших, но далеко не удовлетворяло потребности фронтов (в тот же период мы получили 250 тысяч комплектов). Оно, кроме того, понемногу расхищалось на базе, невзирая на установление смертной казни за кражу предметов казенного вооружения и обмундирования, таяло в пути и, поступив, наконец, на фронт, пропадало во множестве, уносилось больными, ранеными, посыльными и дезертирами…     А. ДЕНИКИН. ВОЕННАЯ ПОМОЩЬ ИНОСТРАНЦЕВ НЕ ТОЛЬКО НЕ ДОСТИГАЛА ЦЕЛИ, но даже принесла вред: всегда и всюду иностранцы оказывались врагами не только большевизма, но и всего русского; попытки образования собственных армий всюду терпели неудачи, объяснимые одними и теми же причинами: разлагающий тыл, реакционные элементы, контрразведка и т. п.; везде все антибольшевистские правительства оказались совершенно неспособными справиться с экономическими вопросами.     П. МИЛЮКОВ. Глава вторая Лики советской эпохи Эта глава – о советском человеке, представленном в девяти очерках и, соответственно, в разных личностях и разных судьбах. Здесь легендарный писатель, создавший в отечественной литературе классический образ героя-коммуниста, прототипом которого стал он сам, и рабочий, вчерашний крестьянин, имя которого дало название массовому трудовому движению, охватившему всю страну. Здесь московская школьница-комсомолка, чей самоотверженный подвиг вдохновлял миллионы бойцов в годы Великой Отечественной войны, и журналист, первым рассказавший об этой героине в газете «Правда». Здесь актер и певец, олимпийский чемпион и провинциальный музейщик. Что объединяет их всех? Они – советские люди. Советским человеком стал и дореволюционный учёный, не покинувший Родину, когда возник перед ним такой роковой выбор, а верно служивший ей. Как и его дочь, замечательная советская художница-плакатистка. В своё время говорили: «Мы родом из Октября». И в определенном смысле это верно. Однако, рожденный Октябрем, советский человек вместе с тем органически нёс в себе всё самое лучшее из великой духовности и нравственности тысячелетней России. Справедливость и праведность коммунистического святого Николай Островский Советским святым назвал Николая Островского после встречи с ним потрясенный его подвигом французский писатель. Что он имел в виду? Муки и страдания, переносимые этим человеком? Победу высочайшего духа над телом? Или веру коммуниста, которую ощутил как основу его великой победы? Наверное, всё вместе. Сам француз Андре Жид, как и многие другие иностранцы, рвавшиеся тогда поглядеть на Островского и поговорить с ним, в коммунизм не верил. Вернувшись из Советского Союза, написал скверную книжку. Однако скованный полной неподвижностью, абсолютно слепой человек, постоянно преодолевающий жесточайшие боли и, тем не менее, сохраняющий поразительный оптимизм, остался для него явлением сверхъестественного чуда – настоящим святым. Удостоил его наивысшим в христианском представлении сравнением, которое кому-то может показаться неправомерным либо кощунственным, но на самом деле, если вдуматься, глубоко оправданно. Сегодня нам особенно стоит в это вдуматься. – Скажите, – спросил Николая Алексеевича незадолго до смерти корреспондент английской газеты, – если бы не коммунизм, вы могли бы так же переносить свое положение? – Никогда! – был ответ. И в однозначной твердости, с какой это было произнесено, сконцентрировались вся глубина и неколебимость самого главного его убеждения, его веры, надежды, любви. Обратите внимание: про коммунизм в тот раз его спросили. А он сам не разбрасывается походя этим словом, наивысшим для него, не употребляет всуе (как истинный христианин – имя Бога). В «Как закалялась сталь» оно звучит совсем редко – например, в ключевом вопросе, с которым обращается к Артему, брату Павки, матрос Федор Жухрай: «– Как ты, братишка, насчет большевистской партии и коммунистической идеи рассматриваешь?» Далее, когда надо, Павка предпочтет говорить просто об идее, и для него-то понятно, какая она, а также что она – одна. Он и любимой Тоне, очень сильно любимой, но с которой приходится рвать, скажет так: «У тебя нашлась смелость полюбить рабочего, а полюбить идею не можешь». И в знаменитом «Самое дорогое у человека – это жизнь…» после долгого поиска в черновиках откажется все-таки от первоначального варианта концовки: «… чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире – борьбе за идею коммунизма». Он напишет: «борьбе за освобождение человечества». Но освобождение – от чего? Прочитав книгу, поняв, насколько можно, автора и его героя, попытайтесь сами ответить. В моем понимании наиболее точный ответ: от несправедливости. И тогда, если говорить о том, борьбе за что без сомнений стоит отдать жизнь, что есть в первую очередь и больше всего для Николая Островского и Павла Корчагина идея коммунизма, ответить надо будет так: справедливость. К нему, этому слову, сегодня обычно присоединяют другое – социальная. Но, может быть, если о коммунизме, то лучше без такого как бы ограничения? Справедливость во всем! Это – мечта народная от века, так неотступно и трепетно звучащая в прошедших сквозь время русских песнях, былинах, сказках. А явление Христа, принятого потом всей ширью русской души? Разве не означало оно для униженных и оскорбленных знамения и обещания справедливости? Пускай хоть и не в этой, земной, жизни… Но в этой тоже далеко не у каждого душа мирится с узакониваемой несправедливостью. Из воспоминаний Д. Чернопыжского, школьного учителя Николая Островского: «… В Шепетовке было две школы: общественная гимназия и высшее начальное училище. В гимназии занимались только дети состоятельных родителей, потому что обучение там стоило дорого. Беднякам это было не под силу». Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/viktor-kozhemyako/vremya-borby/) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.