Азраил Михаил Юрьевич Лермонтов Поэмы Михаил Юрьевич Лермонтов <Азраил> (Речка, кругом широкие долины, курган, на берегу издохший конь лежит близ кургана и вороны летают над ним. Все дико). Азраил(сидит на кургане) Дождуся здесь; мне не жестка Земля кургана. Ветер дует, Серебряный ковыль волнует И быстро гонит облака. Кругом всё дико и бесплодно. Издохший конь передо мной Лежит, и коршуны свободно Добычу делят меж собой. Уж хладные белеют кости, И скоро пир кровавый свой Незваные оставят гости. Так точно и в душе моей: Всё пусто, лишь одно мученье Грызет ее с давнишних дней И гонит прочь отдохновенье; Но никогда не устает Его отчаянная злоба, И в темной, темной келье гроба Оно вовеки не уснет. Всё умирает, всё проходит. Гляжу, за веком век уводит Толпы народов и миров И с ними вместе исчезает. Но дух мой гибели не знает; Живу один средь мертвецов, Законом общим позабытый, С своими чувствами в борьбе, С душой, страданьями облитой, Не зная равного себе. Полуземной, полунебесный, Гонимый участью чудесной, Я всё мгновенное люблю, Утрата мучит грудь мою. И я бессмертен, и за что же! Чем, чем возможно заслужить Такую пытку? Боже, боже! Хотя бы мог я не любить! Она придет сюда, я обниму Красавицу и грудь к груди прижму, У сердца сердце будет горячей; Уста к устам чем ближе, тем сильней Немая речь любви. Я расскажу Ей всё и мир и вечность покажу; Она слезу уронит надо мной, Смягчит творца молитвой молодой, Поймет меня, поймет мои мечты И скажет: как велик, как жалок ты. Сей речи звук мне будет жизни звук, И этот час последний долгих мук. Клянусь воспоминание об нем Глубоко в сердце схоронить моем, Хотя бы на меня восстал весь ад. Тот угол, где я спрячу этот клад, Не осквернит ни ропот, ни упрек, Ни месть, ни зависть; пусть свирепый рок Сбирает тучи, пусть моя звезда В тумане вечном тонет навсегда, Я не боюсь; есть сердце у меня Надменное и полное огня, Есть в нем любви ее святой залог, Последнего ж не отнимает бог. Но слышен звук шагов, она, она. Но для чего печальна и бледна? Венок пестреет над ее челом, Играет солнце медленным лучом На белых персях, на ее кудрях — Идет. Ужель меня тревожит страх? (Дева входит, цветы в руках и на голове, в белом платье, крест на груди у нее). Дева Ветер гудёт, Месяц плывет, Девушка плачет, Милый в чужбину скачет. Ни дева, ни ветер Не замолкнут; Месяц погаснет, Милый изменит. Прочь печальная песня. Я опоздала, Азраил. Так ли тебя зовут, мой друг? (Садится рядом). Азраил. Что до названия? Зови меня твоим любезным, пускай твоя любовь заменит мне имя, я никогда не желал бы иметь другого. Зови, как хочешь, смерть – уничтожением, гибелью, покоем, тлением, сном – она всё равно поглотит свои жертвы. Дева. Полно с такими черными мыслями. Азраил. Так, моя любовь чиста, как голубь, но она хранится в мрачном месте, которое темнеет с вечностью. Дева. Кто ты? Азраил. Изгнанник, существо сильное и побежденное. Зачем ты хочешь знать? Дева. Что с тобою? Ты побледнел; приметно дрожь пробежала по твоим членам, твои веки опустились к земле. Милый, ты становишься страшен. Азраил. Не бойся, всё опять прошло. Дева. О, я тебя люблю, люблю больше блаженства. Ты помнишь, когда мы встретились, я покраснела; ты прижал меня к себе, мне было так хорошо, так тепло у груди твоей. С тех пор моя душа с твоей одно. Ты несчастлив, вверь мне свою печаль, кто ты? откуда? ангел? демон? Азраил. Ни то, ни другое. Дева. Расскажи мне твою повесть; если ты потребуешь слез, у меня они есть; если потребуешь ласки, то я удушу тебя моими; если потребуешь помощи, о возьми всё, что я имею, возьми мое сердце и приложи его к язве, терзающей твою душу; моя любовь сожжет этого червя, который гнездится в ней. Расскажи мне твою повесть! Азраил. Слушай, не ужасайся, склонись к моему плечу, сбрось эти цветы, твои губы душистее. Пускай эти гвоздики, фиалки унесет ближний поток, как некогда время унесет твою собственную красоту. Как, ужели эта мысль ужасна, ужели в столько столетий люди не могли к ней привыкнуть, ужели никто не может пользоваться всею опытностию предшественников? О люди! вы жалки, но со всем тем я сменял бы мое вечное существованье на мгновенную искру жизни человеческой, чтобы чувствовать хотя всё то же, что теперь чувствую, но иметь надежду когда-нибудь позабыть, что я жил и мыслил. Слушай же мою повесть. Рассказ Азраила Когда еще ряды светил Земли не знали меж собой, В те годы я уж в мире был, Смотрел очами и душой, Молился, действовал, любил. И не один я сотворен, Нас было много; чудный край Мы населяли, только он, Как ваш давно забытый рай, Был преступленьем осквернен. Я власть великую имел, Летал, как мысль, куда хотел, Мог звезды навещать порой И любоваться их красой Вблизи, не утомляя взор, Как перелетный метеор Я мог исчезнуть и блеснуть. Везде мне был свободный путь. Я часто ангелов видал И громким песням их внимал, Когда в багряных облаках Они, качаясь на крылах, Все вместе славили творца, И не было хвалам конца. Я им завидовал: они Беспечно проводили дни, Не знали тайных беспокойств, Душевных болей и расстройств, Волнения враждебных дум И горьких слез; их светлый ум Безвестной цели не искал, Любовью грешной не страдал, Не знал пристрастия к вещам, Он весь был отдан небесам. Но я, блуждая много лет, Искал чего, быть может, нет: Творенье сходное со мной Хотя бы мукою одной. И начал громко я роптать, Мое рожденье проклинать, И говорил: всесильный бог, Ты знать про будущее мог, Зачем же сотворил меня? Желанье глупое храня, Везде искать мне суждено Призрак, видение одно. Ужели мил тебе мой стон? И если я уж сотворен, Чтобы игрушкою служить, Душой бессмертной, может быть, Зачем меня ты одарил? Зачем я верил и любил? И наказание в ответ Упало на главу мою. О, не скажу какое, нет! Твою беспечность не убью, Не дам понятия о том, Что лишь с возвышенным умом И с непреклонною душой Изведать ведено судьбой. Чем дольше мука тяготит, Тем глубже рана от нее; Обливши смертью бытие, Она опять его живит. И эта жизнь пуста, мрачна, Как пропасть, где не знают дна: Глотая всё, добро и зло, Не наполняется она. Взгляни на бледное чело, Приметь морщин печальный ряд, Неровный ход моих речей, Мой горький смех, мой дикий взгляд При вспоминаньи прошлых дней, И если тотчас не прочтешь Ты ясно всех моих страстей, То вечно, вечно не поймешь Того, кто за безумный сон, За миг столетьями казнен. Я пережил звезду свою; Как дым рассыпалась она, Рукой творца раздроблена; Но смерти верной на краю, Взирая на погибший мир, Я жил один, забыт и сир. По беспредельности небес Блуждал я много, много лет И зрел, как старый мир исчез И как родился новый свет; И страсти первые людей Не скрылись от моих очей. И ныне я живу меж вас, Бессмертный смертную люблю, И с трепетом свиданья час Как пылкий юноша ловлю. Когда же род людей пройдет И землю вечность разобьет, Услышав грозную трубу, Я в новый удалюся мир И стану там, как прежде сир, Свою оплакивать судьбу. Вот повесть чудная моя; Поверь иль нет, мне всё равно — Доверчивое сердце я Привык не находить давно; Однако ж я молю: поверь И тем тоску мою умерь. Никто не мог тебя любить Так пламенно, как я теперь. Что сердце попусту язвить, Зачем вдвойне его казнить? Но нет, ты плачешь. Я любим, Хоть только существом одним, Хоть в первый и последний раз. Мой ум светлей отныне стал, И, признаюсь, лишь в этот час Я умереть бы не желал. Дева. Я тебя не понимаю, Азраил, ты говоришь так темно. Ты видел другой мир, где ж он? В нашем законе ничего не сказано о людях, живших прежде нас. Азраил. Потому что закон Моисея не существовал прежде земли. Дева. Полно, ты меня хочешь только испугать. Азраил.(бледнеет). Дева. Я пришла сюда, чтобы с тобой проститься, мой милый. Моя мать говорит, что покамест это должно, я иду замуж. Мой жених славный воин, его шлем блестит как жар, и меч его опаснее молнии. Азраил. Вот женщина! Она обнимает одного и отдает свое сердце другому! Дева. Что сказал ты? О, не сердись. Азраил. Я не сержусь, (горько) и за что сердиться? Примечания Печатается по копии – ИРЛИ, оп. 1, № 21 (XX тетрадь), лл. 27 об.—31. В копии нет названия. Имеется копия начала поэмы рукою А. Закревского – ИРЛИ, ф. 244, оп. 1, № 124 (альбом Ю. Н. Бартенева), лл. 181—183. Копия Закревского датирована 15 августа 1831 года. Автограф не известен. Впервые опубликовано в «Сарат. спр. листке» (1876, № 43, стр. 1—2) с небольшими неточностями. Датируется 1831 годом (до августа) по положению копии поэмы в тетради XX вслед за стихотворением «1831-го января» и по дате в альбоме Ю. Н. Бартенева. Замысел поэмы Лермонтов развил в «Ангеле смерти» и «Демоне». Азраил – ангел смерти (у мусульман).