Северные люди Надежда Тэффи Надежда Тэффи Северные люди * * * Весь Петроград принялся за изучение английского языка. Учатся дети, дамы, купцы, чиновники и личности без определенного положения, – вероятно, именно для того, чтобы положение определилось. Английский язык оказался всем нужен: для дипломатических и торговых сношений, для изучения литературы и быта союзной нации и, наконец, просто для того, чтобы Анна Петровна не слишком много «воображала». С французским языком у нас дело обстоит проще. Он как-то постигается сам собою и настолько вошел в русскую душу, что даже на банкетах ораторы, подгоняя речь под финальные рукоплескания, восклицают: «…Так скажем же уважаемому коллеге наше широкое русское мерси!» На случай путешествия объясниться с французом или итальянцем даже для человека, кроме «мерси» ничего не знающего, особого затруднения не представляет. Французы – народ очень смекалистый, не говоря уже об итальянцах. Итальянец при помощи одного какого-нибудь с различной интонацией повторяемого возгласа, рук, глаз и бровей объяснит вам не только себя, но и вас самого, да так, что вы иной раз и не обрадуетесь. Северяне – дело другое. Северный народ – шведы, норвежцы, датчане, англичане требуют, чтобы с ними разговаривали непременно на их языке, да не кое-как, а с акцентом и особенностями именно той провинции, где вы находитесь. Мне рассказывали об одном несчастном русском туристе, который, не зная датского языка, спрашивал у портье в Дании, когда отходит пароход в Англию. Он показывал на часы, гудел, шипел, крутил одной рукой сзади, будто винтом, выпускал пар, причаливал, чуть не затонул, достиг невероятной силы изобретательности, – портье стоял молча, опустив глаза и не понимал ровно ничего. Окружающие – дело происходило в вестибюле большого отеля – холодно, молча и неодобрительно следили за движениями несчастного страдальца и ничего не понимали. Он, повторяю, достиг такой необычайной силы изобретательности, что, доведись войти в эту минуту наивному русскому человеку, он непременно удивился бы и спросил: – Это чего же у них по передней пароход ходит? – А те так и не поняли. И что они думали, глядя на этого почтенного лысого человека с окладистой бородой, плотной фигурой и озабоченным лицом, который винтил сзади рукой винтом и гудел трубой? Если думали, что сумасшедший, почему же не приняли мер, чтобы успокоить его? Или решили, что просто дурак веселится, и только удивлялись: что, мол, тут занятного? Солидный человек, а такой весельчак. Другой турист рассказывал, как он в Швеции просил у горничной свечку. Выучив сначала фразу по-шведски: – Будьте любезны дать мне одну свечу! Взял пустой подсвечник и вышел в коридор, где, скромно опустив глаза, стояла горничная. – Будьте любезны дать мне свечу! – с веселой и бодрой улыбкой обратился турист к горничной и для убедительности потыкал пальцем в пустой подсвечник. Горничная подняла глаза, но ни одна фибра ее лица не дрогнула. Он повторил фразу четыре раза, все время тыча пальцем в подсвечник. Наконец какая-то фибра у нее дрогнула, она распялила рот и сказала: – Яга-а! И интонация, и мимика были утвердительные, но горничная не сдвинулась. Турист повторил свою фразу, справился в лексиконе, не переврал ли, – нет, все благополучно. Задолбил опять. Показывал, как надо вставлять свечу, как зажечь, как все озарится светом, как можно обжечься, сосал обожженный палец, дул на огонь и после этого изображал жестами тьму, – словом, это была целая поэма. А она только повторяла: «Яга-а!» – спокойно, тупо и утвердительно. «Яга-а», – и баста. «Что она обо мне думает? – мучился разъяренный турист. – Может быть, она решила, что я первый раз в жизни увидел подсвечник и хвастаюсь перед ней, что понял его назначение?» Он отложил на время жестикуляцию и только медленно и внушительно, держа перед ее носом подсвечник, повторял по-шведски: – Будьте любезны дать мне одну свечу! В эту минуту проходила по коридору какая-то женщина, приостановилась, взглянула и сказала по-русски: – Да вам, барин, верно, свечку нужно? Это была нянька, приехавшая с русским семейством. Ей достаточно было увидеть разъяренную харю с подсвечником в руке, чтобы понять, что харя добивается свечки. А горничная, посмотрев на него еще минут пять и подтвердив все, что он делал, вежливым «Яга-а!», сделала реверанс и пошла спать. Удивительным, свирепым непониманием отличаются наши финны. Я видела, как один почтенный дачник заказывал своему хозяину к утру извозчика. Он ржал, прищелкивал языком, кричал «тпру» и «ну», мотал головой, дошел до того, что лягнул собственного сына, – ничего не помогло. Хозяин-финн мрачно смотрел на это невиданное зрелище, и только когда дачник, подхлестывая себя прутиком, бодро заскакал по дороге к станции, финн поманил к себе пальцем свою жену, и та подошла и встала с ним рядом, и оба молча долго смотрели. А когда обессиленный страдалец в полном отчаянии упал на крыльцо, финн и финка свысока кивнули ему головой и ушли, и ясно было, что всего виденного они не одобрили.