Субмарины-самоубийцы. Секретное оружие Императорского флота Японии. 1944-1947 Ютака Ёкота В этой книге рассказывается о человекоуправляемых торпедах – подводных камикадзе. В августе 1944 года Ютака Ёкота вызвался отдать свою жизнь ради обороны Японии. Ему предстояло управлять торпедой «кайтэн» и, направив ее в борт корабля противника, погибнуть при взрыве. Ёкота, невероятным образом оставшийся в живых, рассказывает об истории создания, обучении управлению и боевом применении торпед «кайтэн». Ютака Ёкота Субмарины-самоубийцы. Секретное оружие Императорского флота Японии. 1944–1947 гг Глава 1 Я ВЫЗЫВАЮСЬ ДОБРОВОЛЬЦЕМ НА ЗАДАНИЕ «БЕЗ ВОЗВРАТА» – Личному составу построиться перед главным ангаром! Я проклинал громкоговоритель. Он постоянно отдавал мне приказы делать то одно, то другое. Одна лишь мысль утешала меня все те месяцы, которые я находился на базе военной авиации Цутиура. Если я смогу больше других продвинуться в боевой подготовке и окончить курс, то скоро избавлюсь от этого проклятого громкоговорителя. Тогда я сменю твердую землю базы на палубу авианосца, и у меня будет свой собственный самолет. И вместо этого черного раструба у меня появится новый враг – американцы. Выбежав из казармы, я занял свое место в строю. Строился весь личный состав Тринадцатых летных курсов, все две тысячи человек. Замерев по стойке «смирно», я лишь взглядом следил за тем, как командир базы, капитан 1-го ранга Кэндзиро Ватанабэ, поднимается на возвышение трибуны. Человек с суровым взглядом и строевой выправкой, он был для всех нас образцом того, каким должен быть каждый офицер императорского военно-морского флота. При полном молчании всего строя капитан Ватанабэ сделал шаг вперед. Поначалу я думал, что это будет одна из обычных патриотических речей, которых мы немало наслушались от наших преподавателей и инструкторов. В том, что это отнюдь не так, меня убедило сосредоточенное выражение лица капитана Ватанабэ, а также несколько побелевшая кожа на его обычно загорелом лице. Он обвел взглядом строй курсантов в белой униформе, собравшихся на зов со всех концов авиабазы, и заговорил: – С горьким чувством я должен сказать вам все это, но известия от наших сотоварищей – офицеров флота, находящихся на фронтах войны, – достаточно печальны. Превосходство в техническом оснащении и вооружении наших врагов над нами становится все очевиднее. Августовское солнце, делавшее почти непереносимой летнюю жару на равнине Канто, обрушивалось на нас всей своей мощью. Я чувствовал, как по спине вдоль позвоночника текут струйки пота, но внимал каждому слову. Стояло лето 1944 года, и первые слова речи капитана 1-го ранга Ватанабэ отнюдь не были для нас неожиданностью. Мы уже знали о сокрушительном поражении нашего военно-морского флота у Марианских островов пару месяцев назад. Наши силы, оборонявшие Гуам и Сайпан,[1 - Сайпан – остров вулканического происхождения в Тихом океане, в числе Марианских островов.] были выбиты с этих островов, а в морском сражении мы потеряли наши авианосцы «Сёкаку», «Тайхо» и «Хиё» вместе с четырьмя сотнями самолетов, находившихся у них на борту. После этого наше обучение стало более интенсивным, и мы все надеялись завершить его намного раньше запланированной ранее даты. – Несмотря на всю доблесть наших соотечественников в ходе этой войны, – продолжал капитан Ватанабэ, и голос его становился все печальнее, – мощь наших врагов постоянно возрастает. Сайпан уже у них в руках, и мы испытывает огромные трудности со снабжением наших сил в Рабауле.[2 - Рабаул – главный город и морской порт на острове Новая Британия, в архипелаге Бисмарка, в настоящее время входит в состав Папуа – Новая Гвинея.] Мы не должны закрывать глаза на суровую правду происходящего. Страна терпит поражения, одно за другим. Мы не можем больше позволить себе каких-либо шагов назад и уж тем более отступления. Если мы будем и дальше отдавать наши территории, то что, по вашему мнению, будет ожидать нас в будущем? Поэтому мы рассчитываем, что люди, подобные вам, не будут более отдавать наши земли. Мы рассчитываем, что вы отбросите врага назад. На вас уповают каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок в Японии. Капитан Ватанабэ сделал долгую паузу, как всегда делают японцы, когда хотят обратить особое внимание на то, что они собираются сказать дальше. – В эти дни серьезного кризиса на поле боя, – продолжал он затем, – наши военно-морские специалисты разработали новое оружие. Ничего подобного ранее просто не существовало. Будучи пущено в ход, оно может буквально ошеломить врага и принести победу нашей любимой стране. Оно уже испытано, и мы совершенно уверены в его эффективности. Теперь мы нуждаемся в людях, которые будут управлять этим оружием. В воздухе снова повисла долгая пауза, а затем капитан продолжил свою речь: – Я понимаю, что все вы стремитесь летать. Вы долго и напряженно готовились для одной только цели – подняться в воздух и сразиться там с врагами Японии. Именно поэтому мне тяжело просить вас прекратить вашу летную подготовку и стать добровольцами, которым предстоит управлять этим новым оружием. Но я ни в коем случае не стал бы просить вас принести эту жертву, если бы не был убежден в чрезвычайной значимости этого оружия. Оно может изменить весь ход войны! Несмотря на строгую дисциплину, привитую нам во время нашего пребывания на базе Цутиура, тишина на несколько мгновений сменилась легким шумом: возбужденные этим сообщением курсанты перешептывались между собой. Курсант, стоявший в строю рядом со мной, повернул голову и прошептал: «Что это такое, Ёкота?» И тут же мощный и четкий голос капитана Ватанабэ снова зазвучал над сразу же замолкшим строем: – Если среди вас есть люди, которые горят желанием спасти свою страну, подняться на борт этого нового оружия и ринуться в бой против наступающих врагов, они могут изъявить свое добровольное согласие. В настоящее время я не могу рассказать об этом оружии ничего другого, кроме того, что оно мощнее любого самолета, на котором вам пришлось бы летать. А теперь внимательно выслушайте то, что я вам сейчас скажу. Ваши командиры эскадрилий раздадут каждому из вас по листку бумаги. Если вы хотите добровольно сражаться этим новым оружием, то вверху листка напишите вашу фамилию и номер эскадрильи, а ниже изобразите два круга. Повторяю, два круга, если вы в самом деле страстно желаете стать добровольцем. Если же вы не испытываете такого глубокого желания, но готовы принести себя в жертву ради вашей страны, поскольку она призывает вас, изобразите только один круг. Это чрезвычайно важно, поэтому я повторю еще раз: два круга, если вы горите желанием стать добровольцем, но только один круг, если вы всего лишь намерены исполнить свой долг. Тот, кто вообще не испытывает такого желания, но собирается продолжить летную подготовку, пусть просто порвет листок. Новая волна шума, прошедшая по рядам выстроившихся на плацу, была подобна мягкому рокоту прибоя, набегающего на освещенный лунным светом берег. И снова твердый голос капитана Ватанабэ оторвал нас от наших дум. – Должен сообщить вам еще одну вещь, – произнес он, – прежде чем будут розданы листки. Я должен сказать вам, что это оружие по своей природе таково, что тот, кто отправится с ним в бой против неприятеля, не может вернуться живым. Он непременно нанесет большой урон нашему неприятелю, выполнив свое задание, но, сделав это, отдаст свою жизнь. Поэтому как следует все обдумайте. Вы должны быть абсолютно уверены, что хотите этого, прежде чем вызоветесь стать добровольцами. Подумайте также, не будете ли вы потом жалеть, что не сделали этого шага. Пусть ваш дух будет ничем не замутнен, и вы тогда сможете полностью сосредоточиться на том, что вам предстоит сделать. Листки бумаги были розданы, и курсанты покинули строй, медленно разойдясь и занявшись тем же самым, что делали до сбора. Кто-то вернулся к построенным в линейку самолетам, другие направились в комнаты для занятий, где мы по двадцать часов в неделю изучали теоретические дисциплины. Я двинулся к казарме и, пока шел туда, прислушивался к обрывкам разговоров моих товарищей. – Капитан, должно быть, китигаи![3 - Безумец (яп.).] Он не иначе как сошел с ума, если думает – люди добровольно пойдут на что-то такое, что сулит им смерть. – Но пошлют ли нас сразу на фронт? – Какой случай прославиться! Как будут гордиться родители и друзья! – А я уже порвал эту бумажку! У меня есть любимая, и я хочу жениться на ней после окончания войны. – Сколько же кругов нарисовать, один или два? Не хочу, чтобы кто-то подумал, что во мне не живет дух Ямато.[4 - Ямато – древнее название Японии. «Дух Ямато» – истинно японский дух.] Я не меньше других люблю свою страну! – А я уже решил – нарисую два круга! Подумай только, какое приключение! Да имена этих людей войдут в историю. Может быть, сам император пришлет личное извещение отцу и матери. Знаешь ли, такое уже бывало. Все эти разговоры проходили мимо меня, никак не задевая. Я принял решение сразу, как только капитан Ватанабэ окончил обращенную к нам речь. Все время, пока он говорил, кровь горячо билась в висках. Его слова о поражениях Японии взбудоражили всю мою душу. Америка, Англия и Голландия пытались блокадой задушить мою страну и вынудили нас вступить в войну. Америке и Англии можно было расквартировать в Китае свои войска для защиты своих интересов, когда же о своих национальных делах позаботилась и Япония, она вдруг стала всеобщим врагом. Слова капитана Ватанабэ о возможной судьбе Японии придали мне смелость и решительность. Никто никогда не покорял мой народ, и я готов сделать все от меня зависящее, чтобы так было и впредь. Увидеть гибель моей страны и конец всей нашей культуры – никогда! И отнюдь не возможное личное извещение императора моей семье о моей смерти побудило меня принять решение. Едва войдя в казарму, я тут же начертил на полученном листке бумаги два круга и отдал его командиру эскадрильи. Возможно, мне повезет, и я стану первым добровольцем в своей эскадрилье. Весь оставшийся день и вечер наша казарма напоминала растревоженный улей. Все пытались рассуждать о новом оружии. Сходились на том, что оно и в самом деле должно быть чрезвычайно мощным, если держится в таком секрете. На Цутиуре, как и везде, где расквартированы военные, секреты так или иначе просачиваются наружу. Но не в этом случае. Мы абсолютно ничего не слышали про это оружие, пока не прозвучала команда к общему сбору. Возможно, говорили мы себе, тайна эта столь велика, что даже капитан Ватанабэ знает далеко не все. Вечером в казарме не было обычной возни, никто не упражнялся в дзюдо, никто не подначивал своих сотоварищей. Даже всем приевшиеся говоруны, надоедавшие нам сказками о будущих подвигах в воздухе, по такому случаю приутихли. Если они и заговаривали в тот вечер, то серьезно и негромко. А молчуны, тоже бывшие среди нас, вообще не раскрывали рта. Я лежал в подвесной койке и глядел в потолок, почти не принимая участия в разговорах, которые продолжались еще долго после отбоя. Свой листок бумаги с двумя большими черными кругами на нем я уже сдал. Теперь я снова и снова думал о своем решении. Всю свою жизнь я мечтал стать пилотом авиации императорского флота. Большой авианосец, стоявший в Токийском заливе, всегда был для меня самым прекрасным зрелищем. Подобно тысячам других японских мальчишек, я мечтал стать морским офицером, суровым и решительным, в ослепительно белой форме, с мечом – символом власти – на боку. Дважды я участвовал во вступительных экзаменах в военно-морское училище Этадзима. В первый раз я сдал письменный экзамен, но сплоховал на физической подготовке. Не желая отступать, на следующий год я снова подал заявление в это училище. Увы, оно было отклонено, просто потому, что при медосмотре у меня обнаружилось отсутствие нескольких зубов. Требования к поступающим в Этадзиму были очень строгими, и многие молодые люди, будучи в прекрасной форме, отвергались из-за каких-то мелочей. В моем случае такой мелочью оказалось отсутствие трех зубов. От очкариков заявления вообще не принимались, и им оставалось завидовать даже тем, кто был хотя бы допущен до экзаменов. В 1943 году, едва мне исполнилось восемнадцать лет, я оставил все надежды поступить в Этадзиму и записался в курсанты авиационного училища. Меня направили на базу Цутиура, в часе езды на поезде к северо-востоку от Токио. И вот теперь, проучившись почти год, я в одно мгновение отбросил свою мечту стать профессиональным пилотом. Мечту о небе я добровольно променял на это таинственное новое оружие. Что же это за оружие? Смогу ли я овладеть им? И сделаю ли этим оружием для своей страны больше того, что я смог бы сделать за штурвалом самолета? Мысли эти крутились в моей голове, но все же дневная усталость взяла свое, и я погрузился в сон. На следующее утро я вместе со своими товарищами со всех ног бросился к доске приказов, на которой был вывешен список принятых добровольцев. В этом списке было и мое имя. Увидев его, я ощутил всепоглощающую радость. Я буду сражаться новым оружием! Я встречусь с врагом лицом к лицу! Я ничуть не сомневался в этом. Застыв у доски приказов, я гордо принимал поздравления моих товарищей, которые хлопали меня по плечам и кричали: «Молодец, Ёкота!» Благодаря их за поздравления, я испытывал странное чувство. Описать его адекватно я никогда бы не смог. Похоже было на то, словно я перешел из одного тела в другое и теперь смотрю со стороны на свое прежнее тело. Возможно, именно так чувствует себя человек, когда узнает, что скоро его жизнь покинет его тело, с которым он прожил столько лет. Чувство это, однако, скоро прошло, сменившись нетерпением. Скоро ли мы увидим это новое оружие? Как долго мы будем учиться овладевать им? И когда я встречусь с врагом лицом к лицу? Ожидать этого чересчур долго я не хотел. Из числа добровольцев было отобрано только сто человек. Столь малое число удивило меня, поскольку боевой дух курсантов базы Цутиура был так высок, что добровольно вызвалось, я уверен, не менее нескольких сотен. Около года нас усиленно готовили физически и морально к тому, что нам предстояло, воспитывая в нас стойкость духа. Комплексы физической подготовки были долгими и напряженными, и каждый из нас пребывал в наилучшей форме. Нам было не привыкать ходить по снегу одетыми в одну только фундоси, белую набедренную повязку, носимую в Японии в качестве нижнего белья. Мы натренировали свои мышцы в долгих кроссах по пересеченной местности и в шестимильных гребных регатах. В этой области подготовки я был одним из первых, поскольку еще в средней школе полюбил подобные занятия. Мое увлечение спортом и стоило мне трех зубов, что закрыло мне путь в Этадзиму. И на каждом этапе подготовки наши инструкторы не уставали напоминать нам о нашем национальном долге. Требования к нам были чрезвычайно высоки, практически мы постоянно пребывали на пределе физической и моральной выносливости. Свое влияние оказывали и плохие новости о неуспехах нашего флота, просачивавшиеся на базу. Мы научились узнавать о них по тому, что голоса наших преподавателей и инструкторов становились еще более жесткими и напряженными. Все чаще и чаще они цедили слова сквозь стиснутые зубы: – Только победить в войне еще не все! Вы должны наголову разгромить и стереть своих врагов с лица земли! Мы воспитывались только в таком духе, особенно с тех пор, как лица офицеров базы день ото дня становились все угрюмее. – Если будет необходимо, ты должен с готовностью пожертвовать жизнью ради империи! – Когда есть выбор между жизнью и смертью, всегда лучше умереть! – Нельзя понапрасну рисковать жизнью! Смерть должна быть целесообразной! Иди на смерть только тогда, когда ты можешь причинить ею урон врагу! Подобные фразы, повторяемые офицерами и инструкторами несколько раз на дню, транслируемые через громкоговорители, написанные на плакатах, развешанных по стенам и доскам приказов, даже в умывальнях и туалетах, способствовали закаливанию нашего духа. И по десятку раз в неделю каждый из нас слышал слова Мэйдзи, деда нашего императора, повторяемые с неослабевающей страстью и силой: «Смерть не тяжелее пушинки, но долг не легче горы!» Как мы позже узнали, старшие офицеры базы корпели над списком добровольцев всю ночь. В основу отбора были положены три критерия, содержащие ответы на следующие вопросы: 1. Обладает ли курсант исключительными физическими данными и сильной волей? 2. Высок ли его боевой дух и демонстрирует ли он высокую степень патриотизма? 3. Минимальны ли его семейные обязательства (если таковые вообще имеются)? Семейные люди в число отобранных не попали, в список были включены лишь те, у кого не было родственников вообще или оставались только дальние. Уверен, что моя семейная ситуация сыграла важную роль в том, что я был отобран для миссии. Моя мать умерла, когда мне было пять лет, так что я мог не беспокоиться о ее судьбе. У моего отца был еще один сын и две дочери. Я же был младшим из четверых детей, что значит в Японии не очень-то много. Если я погибну, то мой старший брат Хироси продолжит наш род. Если что-нибудь случится с ним, то всегда возможен такой выход: мои сестры Тиёэ и Тоси смогут найти таких мужей, которые согласились бы стать приемными сыновьями моего отца. Принятый таким образом в семью жених получил бы фамилию Ёкота и продолжил бы семейный род. Я уверен, что офицеры, отбиравшие добровольцев, понимали, что потеря младшего сына в семье станет не слишком тяжелой жертвой ради императора, если у отца останется еще трое детей. После оглашения имен отобранных добровольцев закипели страсти. И далеко не все мои друзья бросились меня поздравлять. Очень многие из них стали высказывать командиру эскадрильи свое недовольство, что не были включены в список. В последующие несколько недель, медленно тянувшихся вплоть до нашего отъезда, они снова и снова осаждали начальство просьбами. Я был горд и за своих друзей, и за наши курсы, слушатели которых требовали послать их на смерть за свою страну. Увы, их просьбы так и не были удовлетворены. В список были включены только сто человек, как и было предписано высшим командованием. Ни одного человека добавлено в него не было. В день выпуска, когда остальные курсанты были сочтены подготовленными для зачисления в авиацию военно-морского флота, наша группа из ста человек в колонне по двое, под командованием лейтенанта Комацу, прошла мимо шеренги выпускников. Наш проход сопровождали громкие приветственные крики всех остальных. Даже те, с кем мы враждовали, а порой и дрались, не скрывали своей радости и гордости за нас. Мы погрузились в поезд, идущий к югу мимо Токио, не имея представления о том, куда направляемся. В такой же обстановке секретности и полного неведения мы миновали Йокогаму и, сообразив, что поезд не сворачивает на полуостров Миура, где находилась большая военно-морская база в Йокосуке, принялись гадать о возможном конце нашего маршрута. К тому времени, когда мы достигли расположенного у залива Сагами курортного городка Атами, а справа от нас замаячил величественный конус священной горы Фудзи, мы пришли к выводу, что нас везут либо в Куре, громадный военно-морской арсенал на берегу Внутреннего моря, либо на большую базу в Сасебо, на самом крупном острове Кюсю. На поезде мы ехали и весь следующий день, не переставая делать предположения о том, какое секретное оружие нам предстоит осваивать. Уже в темноте мы сошли с поезда и пересели на грузовики военно-морского флота. Проехав еще немного, остановились у входа в казарму. Несколькими минутами спустя мы уже устраивались в подвесных койках и сразу же уснули – так нас утомило путешествие и внутреннее напряжение. На следующий день выяснилось, что мы и в самом деле находимся в военно-морском арсенале в Куре, месте расположения штаба 6-го флота, то есть всего подводного флота Японии. Этот день мы провели как туристы, бродя по территории базы и глазея по сторонам. На следующий день около полудня лейтенант Комацу собрал нас вокруг себя. – Я хочу поблагодарить вас всех, – сказал он, – за вашу дисциплинированность по пути сюда. Сегодня я возвращаюсь на Цутиуру и хочу попрощаться с вами. Мне никто не говорил здесь, каким оружием вы будете сражаться с врагом, но я знаю, что вы будете служить Японии отважно и благородно. Сюда сегодня прибывают еще сто человек с военно-морской базы Нара, так что покажите им образец достойной службы в благодарность тем, кто готовил вас на Цутиуре. Вашим командиром будет человек, которого я хорошо знаю. Он многого ожидает от вас, поскольку я уже сказал ему, что привел сюда лучших из лучших воспитанников Цутиуры. Он произнес эти слова очень негромко, едва ли не шепотом. Когда он закончил говорить, на глазах у него навернулись слезы, а многие из нас откровенно плакали. Лейтенант Комацу был для нас последним звеном связи с Цутиурой, где лучшие в мире пилоты спали в казармах, уже покинутых нами. Во второй половине дня нам было приказано перенести наши вещи на борт двух катеров. Что касается меня, то я впервые в жизни оказался на борту военного корабля, если не считать гребных шлюпок, на которых мы участвовали в регатах на Цутиуре. Молодой офицер, младший лейтенант Миякэ, принял нас под свое командование, но не сообщил нам ничего, кроме того, что мы будем в пути больше часа. Плотная завеса секретности, которая окутала нас после речи капитана Ватанабэ, по-прежнему висела в воздухе. Наконец младший лейтенант Миякэ встал и обратился к тем, кто вместе со мной находился на борту катера. – Внимание! – громко произнес он, хотя катер был невелик и мы все его хорошо слышали. – Мы направляемся на остров Оцудзима, неподалеку от города Токуямы. Город этот, как представляло себе большинство из нас, находился в префектуре Ямагути. – Я был на Оцудзиме только один раз! – продолжал младший лейтенант все тем же громким и резким голосом. – На острове расположена особая база секретного оружия! Там уже несколько недель проходят подготовку офицеры военно-морских сил! Скоро мы примкнем к ним, и они будут нас обучать! Мы с вами вскоре станем членами этой особой штурмовой группы! Это значит, что начиная с этой минуты мы все становимся братьями! Младший лейтенант, решил я про себя, еще совсем недавно закончил учебу в Этадзиме, потому что он вел себя подобно всем недавно произведенным офицерам, которых мне приходилось видеть за год моей службы. Всем им казалось, что они находятся на сцене гигантской аудитории в Токио, и потому все они не говорили, а кричали так громко. – Вы поняли? – снова едва не крикнул он. – Так точно, сэр! – крикнули в ответ несколько шутников даже, пожалуй, громче, чем он задал вопрос. Больше разговоров за время поездки почти не было. Мое сознание снова вернулось к мыслям о том, что я должен буду отдать свою жизнь за родину. Но сожалений не было. Какая бы судьба меня ни ожидала, моя семья могла бы гордиться, получив извещение о моей смерти в бою, поскольку вся японская история, музыка и литература полны легендами о героях, павших в бою за свою страну и правящую династию. Каждый школьник знает эти имена наизусть, как каждый американский школьник помнит имена героев Дальнего Запада. Самураи, спокойные и вежливые герои, бесконечно отважные, значили для нас то же, что ковбои для американского юношества. У меня не было особенных причин грустить о расставании с Цутиурой. Хотя я был на хорошем счету как пилот-курсант, атмосфера на наших курсах всегда была напряженной. Несмотря на то что Япония чрезвычайно нуждалась в пилотах для замены погибших на фронтах, не допускалось никакого снижения уровня летной подготовки. Выпускники курсов соответствовали самым высоким стандартам мастерства. Летчики-инструкторы и преподаватели курсов оставались столь же требовательными, как и в мирное время, когда лишь незначительный процент от первоначально поступивших на курсы успешно заканчивал летную школу. И в процессе подготовки было вполне достаточно одного неосторожного слова или даже жеста, чтобы инструктор рекомендовал руководству незамедлительно отчислить курсанта. Большинство из нас считали такую нагрузку и постоянное напряжение труднопереносимыми, так что я отнюдь не грустил, покидая Цутиуру, хотя и расставался с хорошими друзьями. После нескольких часов плавания мы подошли к Оцудзиме, и первое впечатление от нее оказалось далеко не благоприятным. На акватории защищенного волноломом порта виднелись две очень старые подводные лодки, а при приближении к пирсу мы разглядели на берегу два больших черных здания, весьма напоминающие самолетные ангары. Наши катера ошвартовались у пирса, мы сошли на берег и только успели построиться в две шеренги, как из одного из этих зданий вышел офицер и направился к нам. – Вы прибыли с Цутиуры? – спросил он, подойдя к нам поближе. Мы все еще находились под впечатлением слов, сказанных лейтенантом Комацу и младшим лейтенантом Миякэ. – Так точно! – гаркнули мы все одновременно. – Вот это энтузиазм! – улыбнулся офицер и продолжал: – Я ваш новый командир, капитан 3-го ранга Итакура. Начиная с этой минуты вы поступаете под мое командование. Как мне известно, вы были отобраны из более чем тысячи добровольцев с Цутиуры. Это хорошо. Надеюсь, вы продемонстрируете свою преданность вашей новой службе. После этого он сказал несколько слов энсин Миякэ и возвратился в здание. Про себя я отметил, насколько одинаково говорят все офицеры флота. Каждый из них, начиная с капитана 1-го ранга Ватанабэ, почти одними и теми же словами заканчивал свои речи, обращенные к нам. «Трудитесь, не щадя своих сил!» или «Покажите все, на что вы способны!» – этими или подобными словами всегда заканчивались их речи. И снова, пока он говорил все это, в нас стало нарастать уже знакомое нам напряжение, поскольку он все же очень отличался от офицеров Цутиуры. Те были инструкторами и преподавателями. Теперь, на Оцудзиме, мы встретились с боевыми офицерами. И мы сами становились теперь бойцами. Мы замечали определенное различие между офицерами-преподавателями и боевыми офицерами уже в первые минуты нашего пребывания на Оцудзиме, хотя бы по той сосредоточенности и в то же время быстроте, с которыми сновали вокруг ее обитатели. Даже по тем взглядам, которые они бросали на нас, мы понимали, что они считают нас ровней себе. На Цутиуре мы за глаза называли командира эскадрильи «оядзи» – «папаша». Старший офицер был для нас «офкуро» – «мамаша». Главный корабельный старшина, командовавший в казарме, был «ани», наш старший брат. При всей строгости дисциплины они относились к нам, как могут относиться очень строгие родители, немедленно наказывая за нерадивость или неповиновение. В то же время они очень внимательно относились ко всем нашим личным нуждам, особенно когда мы заболевали или получали травму. Не было ничего необычного в том, что командир эскадрильи ночь напролет сидел у постели одного из своих людей в лазарете. Как не было ничего необычного в том, что тот же старшина отпускал хорошую оплеуху тому же самому курсанту, отмочившему какой-нибудь номер. Капитан 3-го ранга Итакура, по контрасту с ними, похоже, был несколько более отстраненным от нас; и лишь какое-то время спустя мы поняли, что он относился к нам не как к младшим братьям, но как к людям, вместе с которыми ему предстоит сражаться плечом к плечу. Все так же двумя колоннами мы прошли от пирса метров пятьдесят и остановились у входа во второе из этих двух зданий. На двери в него большими иероглифами было написано: «Вход только по особому разрешению министра военно-морского флота». В здании находилось новое оружие! Я был совершенно в этом уверен. Младший лейтенант Миякэ первым вошел в здание, но потом, заметив, что ни один из нас не тронулся с места, обернулся и произнес: – В чем дело? Следуйте за мной по одному! И снова никто из нас не двинулся за ним – все глаза были устремлены на грозную надпись. Проследив наши взгляды, Миякэ расхохотался и впервые с тех пор, как мы встретились с ним, заговорил нормальным тоном. – Не беспокойтесь об этом, – сказал он. – Если бы у вас уже не было такого разрешения, то вас бы и близко к острову не подпустили. По одному человеку мы прошли через узкую дверь. Первое, что я увидел, оказавшись внутри здания, был длинный, лоснящийся смазкой сигарообразный предмет, покоившийся на двух больших опорах. Я сразу же понял, что это такое, по перископу в носовой части – торпеда, которая будет нести человека. Так вот что было этим секретнейшим новым оружием! Я, Ютака Ёкота, добровольно вызвался стать человекоуправляемой торпедой! Глава 2 Я ЗНАКОМЛЮСЬ СО СВОИМ НОВЫМ ОРУЖИЕМ На всем внутреннем пространстве здания я мог видеть множество людей, работающих спокойно, но в напряженном темпе. Повсюду сновали группы механиков в промасленных спецовках; я же был поражен видом молодых офицеров, глаза которых загорались внутренним светом, когда они прикасались к той или другой из этих гигантских торпед. Большинство офицеров носили бороды. Мало кто из японцев, кроме айнов с Хоккайдо, нашего самого северного острова, могут отпускать по-настоящему красивую растительность у себя на лице. Обычно такая растительность лишь у пожилых людей. Поначалу я подумал, что эти бороды, весьма жидкие и клочковатые, есть знак принадлежности к определенному братству. Что они вроде символа, связующего этих людей. Но тут же я вспомнил, что они, вероятнее всего, подводники, коль скоро секретное оружие представляет собой торпеды. Скорее всего, они отпустили их, поскольку бриться на подводной лодке в море довольно трудно. Когда вся наша сотня оказалась внутри здания, капитан 3-го ранга Итакура позвал нас к себе. – Собраться вокруг меня! – приказал он, указав рукой на одну из ближайших торпед. – Вы, ребята, очень скоро познакомитесь с этой штукой. Освоите ее и будете знать до мелочей. А потом выйдете на ней в море и нанесете удар по врагу. – Наш новый командир помолчал, а затем продолжил: – Это новое оружие называется «кайтэн», – сообщил нам он, – но в целях секретности его всегда именуют «мару року канамоно» – «металлический фитинг диаметра шесть». Таким образом, когда такое наименование встречается в переписке, донесениях или технических документах, никто, кроме немногих членов Верховного командования и штаба подводного флота, не сможет понять, о чем идет речь. Посторонний человек решит, что имеются в виду какие-нибудь запасные части или корабельное оборудование. Он не будет ничего знать о том, чем мы здесь занимаемся, и сведения о нашей работе здесь не станут достоянием врага. Как вы, безусловно, уже поняли, это человекоуправляемая торпеда, способная нести одного человека. Она имеет скорость большую, чем любой корабль, поэтому ни один корабль не может уйти от нее. – Итакура пристальным взглядом обвел наши лица. – Вы все прибыли сюда добровольно, – сказал он, – так что вы должны были рассчитывать на нечто в этом роде. И все же вы все проходили летную подготовку и можете сейчас испытывать разочарование, поскольку это оружие никак не связано с авиацией. Я вполне могу понять это, так что если кто-либо из вас изменит свое решение, то пусть обратится ко мне до конца дня. Я приму меры к тому, чтобы вам позволили продолжить летную подготовку и не задавали никаких вопросов. Некоторые из моих товарищей переглянулись. Никто не проронил ни слова, но я мог читать их мысли, как свои собственные. Неужели этот офицер и в самом деле думает, что мы проделали весь этот путь сюда из Цутиуры только для того, чтобы поглазеть на торпеду? Да мы же вызвались отдать жизнь за родину! То, как это произойдет, вряд ли имеет значение, если, как нас заверил капитан Ватанабэ, мы сможем поразить врага. Что же касается меня, то уже по прибытии на базу Куре я понял – это новое военное изобретение так или иначе будет оружием, связанным с водой, и по-прежнему был тверд в своем решении. – И еще одно, – продолжал капитан 3-го ранга Итакура. – Я хочу, чтобы вы знали следующее. Хотя я и являюсь вашим командиром, я также один из водителей торпед «кайтэн». Как и вы, я тоже однажды брошусь на врага в одной из них. Возможно, вместе с кем-нибудь из вас нам будет поручено выполнение одного и того же задания. Тон его голоса стал необычайно серьезным. – Несколько дней тому назад, – произнес он, – человек по имени Хироси Куроки, один из изобретателей этого оружия, погиб при несчастном случае во время освоения торпеды. Подняв «кайтэн», мы нашли там его духовное завещание. Это впечатляющий документ, источник надежды и уверенности в победе для всех вас. Я уверен, что вы будете упорно готовиться и достойно выполните свой долг, доказав тем самым, что Куроки погиб не напрасно. И снова это! Типично офицерское завершение речи. Но на этот раз слова эти прозвучали куда весомее, чем когда-либо. Голос моего командира был ровен и спокоен. Никакого крика, разжигающего огонь в крови. Голос этот вселял в вас уверенность, не стараясь воодушевить вас. В конце концов, когда перед вами стоят люди, готовые отдать свою жизнь, выполняя ваш приказ, нет никакой необходимости побуждать их сделать все возможное для этого. Капитан 3-го ранга Итакура просто просил нас приложить все усилия для овладения техникой обращения с этим новым оружием, чтобы, когда придет время, мы смогли применить его мастерски. В таком случае враги будут обречены принять смерть в тот же миг, когда и мы сами расстанемся с жизнью. Капитан 3-го ранга Итакура замолк, обводя взглядом наши лица. Он пытался прочитать в них, стала ли решимость человека менее определенной, когда он узнал, что представляет собой это новое оружие. Я взглянул на стоявших вокруг меня товарищей и подумал, что они выглядят столь же спокойными, как и всегда. Я был уверен, что и мое собственное лицо осталось таким же спокойным, потому что взгляд командира лишь мельком скользнул по нему. То, что он увидел, должно быть, удовлетворило его, потому что он улыбнулся и сказал: – Что ж, пока это все. Я только хочу еще представить вам командира вашей группы. Вперед выступил невысокий, но даже на вид очень сильный офицер. – Я младший лейтенант Тёса, – сказал он. – В период вашей подготовки я буду ответственен за группу с Цутиуры. Человек этот произвел на меня сильное впечатление. Не отличаясь высоким ростом, он был широк в плечах и выглядел как борец сумо. Мощные мышцы различались даже сквозь форменную одежду. Обратившись к нам, он тоже не стал напрягать свой голос. Самый его вид требовал напряженного внимания. Он производил впечатление скалы, и я почувствовал – всем остальным из нашей группы, как и мне, понравилось, что именно такой человек и будет нашим командиром. Ничто не вселяет в военного человека большую уверенность, как командир, который каждой своей чертой излучает право требовать себе подчинения. Я сразу понял, что каждую его команду я буду выполнять мгновенно и буду все время стараться действовать так, чтобы он был мной доволен. Он был таким командиром, каким я хотел бы стать, если мне было суждено стать офицером. Но этому стать наверняка не суждено. Моя жизнь должна закончиться достаточно скоро. И если мне суждено стать офицером, то только посредством двойной системы присвоения званий, существовавшей в императорском военно-морском флоте. Система эта применялась посмертно к морякам, совершившим выдающиеся подвиги во имя своей страны, например к экипажам подводных лодок-малюток, погибшим три с половиной года тому назад в Пёрл-Харборе. Ни один моряк японского военно-морского флота не получил медалей при жизни. Такова была традиция. Кое-кто протестовал против нее, а одно время такие протесты были весьма активными, поскольку Верховное командование флота отказалось ввести специальные награды для экипажей самолетов, сражавшихся в Ост-Индии, Малайе, над Филиппинами, Новой Гвинеей и Соломоновыми островами. Обоснование было достаточно простое: такое раньше никогда не применялось в отношении живых людей, поэтому не будет практиковаться и впредь. За весь период войны на Тихом океане ни один японский матрос или офицер флота не получил награды за свою доблесть. Считалось, что все военнослужащие флота, от рядового матроса до адмирала, сражаются и, если это необходимо, погибают за свою страну, потому что это их долг. Они сражаются, чтобы защитить свою страну или разгромить неприятеля, но отнюдь не ради медали либо славы. Считалось, что честь сражаться и умирать сама по себе является наградой. Возможно, это было одним из тех моментов, благодаря которым людям Запада так трудно понять нас, японцев. Я же считал, что добровольное согласие на выполнение долга летчика-камикадзе или пилота «кайтэна» – совсем другое дело. Однако командование приняло решение согласно старинной японской традиции. Так начался мой первый день на Оцудзиме, одной из самых секретных японских баз во время войны. Ее называли не иначе как «База П», и, поскольку громадную торпеду именовали «металлический фитинг диаметра шесть», лишь горстка моих соотечественников знала, где мы находимся и чем занимаемся. Моя переписка шла через полевую почту военно-морского флота базы Куре, как и переписка летчиков военно-морской авиации и экипажей боевых кораблей. Для всех моих адресатов я по-прежнему занимался в летной школе, лишь в каком-то другом месте, а не на Цутиуре. Я никогда не разубеждал их в обратном. Весь остаток первого дня мы были предоставлены сами себе: бродили по всей базе и занимались кто чем хотел, лишь бы не мешать персоналу базы. Я с удивлением увидел, что в наших новых жилищах имеются татами – циновки, используемые и в наше время практически в каждом японском доме. Но не было, однако, футонов, служащих матрасами и одеялами, которые каждое утро сворачиваются в рулоны и хранятся отдельно в шкафах. Все время обучения в летной школе я спал в подвесной койке и поэтому улыбнулся, увидев татами. Нелегко будет привыкать снова спать на полу. Уже в первый день нам рассказали, как появилось на свет это оружие – «кайтэн». В буквальном переводе это слово означает «воля небес», но его значение гораздо более емкое. «Кайтэн» для японца звучит как нечто, вносящее кардинальные перемены в ход вещей, осуществляющее радикальное изменение состояния дел. Это название было дано оружию его создателями, поэтому следует посвятить несколько слов объяснениям. В период сражения у атолла Мидуэй[5 - Мидуэй – коралловый атолл в Тихом океане, в северо-западной группе Гавайских островов. Во время Второй мировой войны 1939–1945 гг. в районе Мидуэя 4–6 июня 1942 г. произошло сражение между японским ударным соединением (11 линкоров, 6 авианосцев с 293 самолетами, 16 крейсеров, 53 эсминца и др.), пытавшимся захватить оперативную базу США, и американским флотом (3 авианосца с 243 самолетами, 8 крейсеров, 14 эсминцев). В боях с американской авианосной авиацией японцы потеряли 4 авианосца, 1 крейсер и 253 самолета и были вынуждены отступить. В результате японский флот утратил свое превосходство в авианосцах. Американцы потеряли 1 авианосец, 1 эсминец и 150 самолетов.] в июне 1942 года младший лейтенант Сэкио Нисина и лейтенант Хироси Куроки командовали подводными лодками-малютками. Вся Япония знала, благодаря многократно опубликованным в печати спискам посмертно награжденных подводников, погибших во время нападения на Пёрл-Харбор, что эти субмарины сыграли весьма значительную роль в день начала войны. С тех пор они рассматривались командованием как очень ценное оружие. Адмирал Исороку Ямамото,[6 - Ямамото Исороку (1884–1943) – японский адмирал. Окончил Морскую академию (1904) и Военно-морской штабной колледж (1916). Участвовал в Русско-японской войне 1904–1905 гг. В 1936–1939 гг. заместитель морского министра. С 1939 г. командовал Соединенным флотом. Выступал за экспансию в Юго-Восточную Азию и на Тихом океане, был одним из вдохновителей и организаторов развязывания Второй мировой войны на Тихом океане. В 1941–1943 гг. руководил морскими операциями начиная с нападения на Пёрл-Харбор. Во время сражения на Соломоновых островах самолет Ямамото, летевший на о. Бугенвиль, был сбит американской авиацией, которая получила информацию о его вылете.] командующий Соединенным флотом, имел в составе своих сил большое количество малых подводных лодок, когда он выступил к атоллу Мидуэй с армадой из более чем двухсот кораблей. Они были погружены на транспорты для гидросамолетов «Чийода» и «Ниссин». После захвата атолла Мидуэй малые подводные лодки были сняты с транспортов-носителей и базировались сначала неподалеку от Мидуэя, а потом рядом с Куре. (Это небольшой остров, название которого по-английски пишется так же, как и нашей большой военно-морской базы на Внутреннем море Японии, но произносится по-другому.) «Чийода» и «Ниссин» не принимали участия в сражении у Мидуэя, так как находились довольно далеко от того места, где разыгрывалось сражение, и держались в составе основных сил эскадры Ямамото, в которую входил и суперлинкор «Ямато», крупнейший из когда-либо построенных военных кораблей. Все знают, конечно, что в сражении за Мидуэй Япония потеряла четыре чрезвычайно ценных для нее авианосца. Это были корабли «Сорю», «Хирю», «Кага» и «Акаги», при этом два последних представляли собой переоборудованные в конце двадцатых годов крейсеры, каковыми были и американские корабли «Лексингтон» и «Саратога». Говоря о сражении при Мидуэе, мы видим, что малые подводные лодки были фактически частью оборонительных сил флота, поскольку около двух дюжин из них держались в состоянии постоянной боевой готовности. Они были предназначены для атаки на любой вражеский корабль, который подошел бы для обстрела эскадры из артиллерийских орудий с целью противодействия вторжению. После потери четырех авианосцев о планах захвата Мидуэя можно было забыть. Наше высшее командование военно-морского флота пребывало в подавленном состоянии и предприняло попытку утаить эти известия от народа Японии. По возвращении в Японию сил, действовавших у Мидуэя, на берег разрешили сойти только немногим высшим офицерам. Остальные члены команд, включая даже нескольких адмиралов, были изолированы на борту своих кораблей в течение примерно двух месяцев. За это время известия о ужасающем поражении все же распространились по всей стране благодаря «сарафанному радио». И все же наше правительство еще довольно долго тянуло время и дало разрешение на обнародование событий только после того, как об этом объявили по радио из США. Потеря этих четырех авианосцев стала особой проблемой для Куроки и Нисины, потому что они были людьми высокого интеллекта и силы духа. Хотя они сами были выходцами из подводного флота, они знали, что императорский военно-морской флот считает своим ударным отрядом военно-морскую авиацию. Все стратегическое планирование исходило из принципа, что пилоты нашей военно-морской авиации, лучшие асы мира, способные выполнять задания днем и в самые темные ночи, в любую погоду, будут царить в воздухе над районом любого морского сражения или амфибийной операции. Такая тактика приносила успех в начальный период боевых действий императорского военно-морского флота. Но ныне, с потерей этих четырех авианосцев, инициатива была упущена. Американская судостроительная промышленность вскоре должна была изменить баланс сил в пользу наших врагов, если потеря этих авианосцев не будет каким-либо образом компенсирована. Нисине и Куроки было известно, что выбранное ими оружие – малые подводные лодки – имеет много особенностей, ограничивающих возможности его применения. Их электродвигатели работали на аккумуляторном питании, что определяло предел их скорости хода. По сути дела, они представляли собой миниатюрные подводные лодки, каждая из которых несла только две торпеды. Будучи обнаружены и атакованы, они становились весьма уязвимыми, поскольку не имели возможности ни уйти на глубину, подобно обычным субмаринам, ни маневрировать с необходимой скоростью, уклоняясь от глубинных бомб. Не были они способны также уйти от врага в случае погони, как и не могли догнать и преследовать его. Их можно было применять только в прибрежных районах Японии или во вражеской акватории, причем обычной субмарине – носителю этих малых подводных лодок – требовалось чертовски много времени для того, чтобы всплыть, пересадить экипаж малой подводной лодки в нее и доставить ее как можно ближе к выбранной цели. Вместо этих малых лодок было необходимо какое-то другое оружие, более скоростное, более простое в применении, более мощное и обладающее куда большими шансами нанести реальный урон противнику. Требовалось потопить много вражеских авианосцев и транспортов, чтобы изменить соотношение сил в пользу императорского флота Японии. Два молодых офицера долго размышляли над этой проблемой и в результате смогли сформировать базовую идею. Человекоторпеда! Вот в чем решение! Такое оружие может быть спущено с палубы большой субмарины куда проще, чем сверхмалая подводная лодка с экипажем из двух или трех человек. Большая субмарина-носитель может транспортировать до шести подобных торпед, водители которых могут занять в них места прямо из корпуса большой субмарины. Она сможет незамеченной подкрасться к якорным стоянкам вражеских кораблей и выпустить свои торпеды с водителями в гущу неприятельских кораблей. При определенной сноровке и удаче в результате подобных атак, повторяемых снова и снова, возможно будет пустить ко дну достаточное количество авианосцев и линкоров и восстановить баланс боевых кораблей на просторах Тихого океана. Главными требованиями к такому оружию становились точность – это могло быть обеспечено человеком-водителем торпеды – и высокая скорость. Противник, даже заметив каким-либо образом подобную торпеду, должен был не иметь никакой возможности уклониться от нее или уйти на скорости. Найти добровольцев для управления этим оружием не составило бы проблемы – ее создатели знали, что сила духа нации достаточно высока. Разве хоть один человек в стране не преклонялся перед знаменитыми «живыми бомбами», пехотными смертниками с шестовыми минами, шедшими в наступление впереди атакующих частей и жертвовавшими собой, проделывая взрывами проходы во вражеских полевых укреплениях, когда армия воевала в Китае? Разве не благодаря их действиям японской армии удалось одержать победу над врагом, укрывшимся в густой сети траншей, колючей проволоки и ходов сообщения? Безусловно, военно-морскому флоту удастся сделать то, что удалось куда менее популярной армии! Сформулировав для себя основную идею нового оружия, Нисина и Куроки стали изучать технические средства и возможности ее реализации. К счастью для них, японский военно-морской флот в тот период имел на вооружении самую большую, самую скоростную и самую мощную в мире торпеду. Ни одна страна не создала ничего подобного этому «чистильщику» морей – модели 93 с двигателем на чистом кислороде. Эта торпеда, ставшая грозой для американского военно-морского флота в период сражения за Соломоновы острова, была исключительно японской разработкой. Мои соотечественники, по общему мнению «подражатели» и «копировщики», создали ее тогда, когда ни Великобритания, ни Соединенные Штаты, считавшиеся куда более технически передовыми, не смогли разработать ничего сколько-нибудь сравнимого с ней. История ее создания заслуживает отдельного повествования. В 1922 году, когда Вашингтонское соглашение об ограничении морских вооружений было подписано Великобританией, Соединенными Штатами, Японией, Францией и Италией, наши разработчики стратегических планов военно-морского флота оказались в затруднительном положении. Наши дипломаты согласились на то, чтобы общий тоннаж военно-морского флота не превышал 60 процентов от тоннажа Великобритании или Соединенных Штатов. Наши флотоводцы, естественно, считали, что подобное ограничение, дававшее в случае войны двум нашим главным соперникам преимущество три к одному не в пользу Японии, совершенно недостаточно для обороны нашего отечества. Однако озабоченность этих людей отнюдь не разделялась общественностью. Планета наслаждалась миром, а Япония была вознаграждена мандатом на управление островами Тихого океана. Это обстоятельство могло помочь разрешить проблему перенаселения, а также стать значительным источником государственных доходов Японии для импорта жизненно важных ресурсов. Кроме того, страна находилась на подъеме деловой активности, и рост благосостояния ощущался буквально во всех областях жизни. Вряд ли кто-нибудь испытал бы энтузиазм по поводу увеличения налогов единственно ради увеличения военно-морской мощи нашего флота. Подобные взгляды были распространены повсеместно. Господствовало мнение, что большие армия и флот лишь провоцируют большие войны. Япония наслаждалась мирными взаимоотношениями почти со всеми странами. К чему их нарушать? Таким образом, все протесты флотских военачальников заглушались громкими голосами наслаждающихся благами жизни. Но наши высшие стратеги не сдались. Если они не могут иметь флот, превосходящий другие по численности, то это значит, что они должны иметь флот, превосходящий противников по качеству. Флот наивысшего качества. Они решили провести модернизацию всего императорского флота Японии, корабль за кораблем и моряк за моряком, до такого уровня, чтобы он стал лучшим флотом в мире! Каждый боевой корабль должен был стать эквивалентным по своей мощи двум подобным кораблям противника! Была разработана и начала осуществляться программа модернизации флота. Старые боевые корабли ставились в доки и практически полностью реконструировались. «Хиэй», «Харуна», «Кирисима» и «Конго» получили такие усовершенствования, что скорость их хода стала превышать тридцать узлов, что было едва ли не вдвое больше скорости самых быстроходных американских линкоров. Особое внимание уделялось военно-морской авиации. Снова и снова отрабатывались вопросы ночного боя в полной темноте, хотя они стоили нам многих потерь, летчиками и самолетами, вследствие столкновений. Были разработаны, установлены на борту устаревшего авианосца «Хосё» и опробованы первые в мире приспособления для посадки самолетов на авианосец ночью, с использованием различных световых индикаторов и зеркал. Нечто подобное британцы разработали только после начала Второй мировой войны и позволили американцам скопировать их. Короче, было осуществлено все возможное, но члены Генерального штаба военно-морского флота считали, что им необходимо еще нечто такое, что обеспечит нашему флоту гарантированное превосходство над любым противником, когда его корабли задымят у побережья нашей родины. Наши специалисты по вооружению пришли к выводу, что ответом на этот вопрос может быть торпеда с двигателем на жидком кислороде. Над конструкцией такой торпеды они работали в ходе Первой мировой войны и в последующий период. Торпеды того периода были паровоздушными, и считалось общепризнанным, что конструкция торпед на паровоздушной смеси достигла своего совершенства. Кислородный же двигатель – это было нечто совсем иное. Флотские специалисты-оружейники знали, что торпеда, приводимая в движение двигателем на кислороде, способна иметь куда больший радиус действия и куда большую скорость, чем паровоздушная торпеда. Она также могла нести куда большую боевую часть и не оставляла демаскирующего следа на поверхности воды. Короче, она представляла собой идеальное оружие подводной войны. Но двигатель на кислороде создавал конструкторам множество проблем. Он был чрезвычайно опасным в работе. И в Японии, и в Великобритании экспериментальные торпеды с двигателем на кислороде совершенно неожиданно взрывались, убивая торпедистов и техников. Это их обескураживающее свойство, вкупе с тем обстоятельством, что финансирование подобных экспериментов постоянно сокращалось, привело к тому, что проект создания подобной торпеды был заморожен. В течение трех лет после 1924 года ничего не делалось. Затем в 1927 году произошло радикальное изменение ситуации. В соответствии с Вашингтонским соглашением военно-морские наблюдатели регулярно инспектировали верфи и корабли стран – участниц соглашения, наблюдая за соблюдением договоренностей. В 1927 году японский военно-морской инспектор побывал в Портсмуте, в Англии, и пришел к заключению, что англичане выполняют условия соглашения. Однако при посещении линкора «Родней» он заметил на одной из его палуб довольно странное устройство. Его опыт подсказал ему, что это генератор кислорода, но инспектор сделал вид, что не обратил на него внимания. Через пару дней он услышал, что «Родней», у которого трубы торпедных аппаратов были установлены ниже ватерлинии, как и у многих других подобных кораблей того времени, собирается выйти на испытательные торпедные стрельбы. Ему удалось оказаться на территории портсмутской военно-морской базы в день, назначенный для стрельб. То, что он там увидел, заставило его поспешить домой и составить срочный доклад в министерство военно-морского флота в Токио. «Линкор „Родней“, – сообщалось в одном из разделов этого доклада, – испытывает торпеды с двигателем на кислороде!» Этой информации оказалось достаточно, чтобы побудить руководителей военно-морского флота Японии к немедленным действиям. Сразу же было обеспечено финансирование, и наши удивленные оружейники принялись срочно стряхивать пыль с пожелтевших чертежей и со всей возможной скоростью продолжать свои разработки. К 1933 году эти специалисты уже довели до стадии флотских испытаний гигантскую торпеду 24 дюймов в диаметре, примерно 30 футов в длину, весящую 6000 фунтов. Она была способна нести в носовом отсеке более тысячи фунтов сильного взрывчатого вещества, что было почти вдвое больше, чем у существовавших тогда американских и английских торпед. По ходу ее разработки постоянно возникали проблемы, но все они были успешно решены. Трубопроводы окислителя, имевшие вначале довольно резкие изгибы, были перепроектированы так, чтобы на них остались лишь незначительные изгибы, поскольку оказалось, что кислород имеет тенденцию скапливаться в местах резких изгибов и начинает разогревать их. Проблема остатков масла, вызванная недостаточным вниманием при сборке механизмов торпед, была решена посредством промывки всех трубопроводов особым содовым раствором и герметической изоляции их после этого. По мнению наших специалистов, именно комбинация скапливания и перегрева и была причиной внезапных взрывов торпед. Разогретый кислород воспламенял масло, отчего, в свою очередь, детонировал сжатый кислород. По всей вероятности, они были правы. Великобритания так никогда и не смогла решить проблему самопроизвольных взрывов. Ее специалисты прекратили все экспериментальные работы с кислородными двигателями и вернулись к более медленным, но куда более устойчивым парогазовым торпедам, причем как раз в тот момент, когда японские специалисты достигли успеха. Америка же, зная о фиаско британцев, никогда не уделяла торпедам с кислородными двигателями серьезного внимания. Торпеда модели 93 была подвергнута многочисленным испытаниям, прежде чем флотские военачальники остались довольны ею. Дюжины устаревших военных кораблей и торговых судов были пущены на дно в ходе секретных стрельб в открытом море, подальше от надоедливых глаз. В ходе этих испытаний были установлены мощь, скорость и предельная дальность торпед. Остров Осима, находящийся на юге Токийского залива, стал идеальным местом для отработки гидростатического механизма модели 93. Хотя Осима был популярным туристическим объектом – известным прежде всего действующим вулканом Михара, в кратере которого часто кончали самоубийством несчастные влюбленные пары, – одна его оконечность представляет собой пустынный отвесной склон, вертикально вздымающийся прямо из моря. Запуск торпед, произведенный из вертикальной расщелины в этом склоне, совершенно не был слышен нигде на острове. Флотские водолазы опускались после каждого выстрела под воду, чтобы удостовериться в том, что на достаточном удалении от места пуска торпеда шла на той глубине, на которую и был установлен гидростат. Самым впечатляющим испытанием стал обстрел старых линкоров «Аки» и «Сацума», использованных в качестве целей. Точно так же, как американский летчик Билли Митчелл доказал боевую применимость самолета в войне на море, потопив в Атлантическом океане авиабомбами два крупных германских военных корабля, взятые в качестве трофея, наши тактики-торпедисты использовали два крупных корабля, чтобы произвести эффект на наших разработчиков стратегических планов. Пример Митчелла пошел на пользу Японии; моя страна всегда была в высшей степени восприимчива к новым идеям и концепциям, которые другие страны иногда не хотели видеть. Потребовалось ровным счетом три торпеды, чтобы потопить «Аки» и «Сацуму» и продемонстрировать мощь торпед 93-й модели. Вслед за этим появился приказ, предписывавший вооружить все эсминцы и крейсера этим «Длинным копьем», которое могло нанести удар противнику на расстоянии, превышающем дистанцию огня артиллерии линкора. Максимальная дальность огня составляла 21 милю, максимальная скорость – невероятные 45 узлов. К концу 1938 года все японские эсминцы, а также легкие и тяжелые крейсера были оснащены «Длинным копьем», чем не могла похвастаться никакая другая страна. Офицеры и унтер-офицеры торпедных команд получили строжайший приказ хранить абсолютную секретность, а кислородные генераторы, устанавливаемые на кораблях, неизменно представлялись командам кораблей и посетителям как «воздушные компрессоры специального назначения». В ходе своего первого применения во время войны «Длинное копье» одним ударом поразило сразу четыре державы. Во время сражения за остров Ява в феврале 1942 года соединенная эскадра из американских, английских, голландских и австралийских боевых кораблей попыталась было перехватить конвой, направлявшийся на Яву, но была разгромлена. Восемь из четырнадцати вражеских кораблей пали жертвами «Длинного копья». В сражении при острове Саво, которое мы, японцы, считаем первым сражением за восточные Соломоновы острова, соединение наших сил под командованием контр-адмирала Гунити Микавы, намного уступавшее противнику как по числу кораблей, так и по количеству орудий, захватило врасплох и потопило четыре тяжелых крейсера: американские «Квинси», «Винсеннес», «Асторию» и австралийскую «Канберру». Три из этих крейсеров были повреждены «Длинным копьем» и потеряли ход, поскольку из строя вышли их электрогенераторы, а потом были добиты на плаву артиллерийским огнем и новыми торпедами. В общей сложности торпеды модели 93 потопили или серьезно повредили около тридцати вражеских крейсеров и эсминцев за первые два года войны. На их счету также окончательная расправа с американским авианосцем «Хорнет». Они могли бы нанести врагу гораздо более существенный урон, но наш флот мало-помалу потерял много кораблей, которые несли это оружие на своем борту. Большая часть из них погибла в результате атак вражеских бомбардировщиков. Так обстояли дела, когда Нисина и Куроки, подыскивая оружие, которое они хотели применить, обнаружили, что флот располагает почти тем, что им надо. В военно-морском арсенале Куре они обсудили этот вопрос с искусным конструктором Хироси Судзукавой, в настоящее время занимающим пост главного конструктора компании «Кэнон».[7 - На момент написания книги, вышедшей в 1962 г.] Господин Судзукава, работавший тогда на военно-морской флот, просмотрел достаточно грубые эскизы, которые ему показали два изобретателя, и сразу же заинтересовался их идеей. Работая вместе каждую свободную минуту, за оставшиеся месяцы 1942 года эти три человека разработали чертежи торпеды, несущей одного человека, сконструировав ее таким образом, чтобы она могла быть быстро запущена с палубы подводной лодки, находящейся в погруженном состоянии. Их надежды устремлялись все выше и выше с каждым движением их чертежных карандашей, поскольку Япония в тот момент располагала более чем девяноста подводными лодками. Какой урон смогут причинить они врагу, имея каждая на своей палубе четыре, пять или шесть торпед «кайтэн»! Окончательный вариант, разработанный Куроки, Нисиной и Судзукавой, как и первоначальный, имел в своей основе торпеду модели 93 «Длинное копье». Проект предусматривал демонтаж боевой части, затем установку за ней отсека для водителя и, наконец, снова монтаж большой торпеды. В этом дополнительном отсеке и устанавливались перископ, сиденье водителя и приборы управления. К январю 1943 года чертежи были готовы. Увеличенная модель 93 стала теперь гораздо толще своих 24 дюймов исходного диаметра. Она также удлинилась с 30 до 54 футов и могла теперь нести чудовищный заряд – 3000 фунтов – сильной взрывчатки в носовом отсеке, что в пять раз превышало обычный заряд вражеских торпед! Расчеты показывали, что «кайтэн» могла развивать скорость 40 узлов и двигаться в течение одного часа. Радиус ее действия можно было даже еще увеличить, пожертвовав частью заряда взрывчатки, но Куроки и Нисина даже не хотели рассматривать эту альтернативу. Они считали, что радиуса действия в 40 морских миль вполне достаточно для того рода операций, который они задумывали, учитывая то обстоятельство, что 3000-фунтовая боевая часть гарантированно могла отправить на дно морское любой военный корабль в мире. Если торпеда модели 93 смогла пробить противоминный пояс обшивки тяжелого крейсера, как это произошло два месяца тому назад в сражении при Тассафаронге у Соломоновых островов, то уж новое оружие, в три раза более мощное, проделает то же самое с любым линкором или авианосцем. Куроки и Нисина, зачарованные возможностями этого нового оружия, возлагали огромные надежды на то, что оно внесет коренные изменения в ход войны на Тихом океане. Американцы вторглись на Гуадалканал и, хотя наш флот нанес им весьма серьезный ущерб, цепко держались за него. За последние пять месяцев 1942 года Япония потеряла два линкора, много крейсеров, эсминцев и авианосец «Рюйхо» в попытках восстановить контроль над Соломоновыми островами. Сделать это, продолжая придерживаться прежней тактики, было невозможно. Производственные мощности Америки позволяли строить военные корабли куда быстрее и в большем количестве, чем это делалось в Японии, которая поэтому должна была топить вражеские корабли быстрее, чем они строились, – только так возможно было остановить неприятеля от вторжения. Особое значение приобретали авианосцы, потому что без них американцы лишились бы авиационного прикрытия для дальнейшего передвижения амфибийных сил. Но молодые изобретатели никуда не могли пробиться со своими планами. Генеральный штаб военно-морского флота не желал даже взглянуть на чертежи и диаграммы столь фантастического оружия. Куроки и Нисина обсуждали свой план с каждым, кто только соглашался выслушать их. – Мы не понимаем, почему наши предложения отвергаются, – жаловались они. – Они прекрасно согласуются с тем планом, по которому наш флот вел боевую подготовку более чем десять лет! Разве мы не предполагали всегда, что вражеский флот будет приближаться к Японии со стороны подмандатных нам островов? Разве мы не считали безусловным, что врагу будет необходимо захватить Маршалловы, Каролинские и острова Гилберта, чтобы создать на них свои базы? Ведь совершенно очевидно, что американский флот должен будет использовать атоллы для якорных стоянок, так как их самой западной крупной базой является Пёрл-Харбор! Ну а если американский флот будет стоять на якорях в этих атоллах, какое оружие лучше «кайтэна» может быть применено для нападения на эти силы? Вполне достаточно будет четырем подводным лодкам, несущим по четыре «кайтэна», скрытно подобраться к вражеским кораблям на якорях, выпустить «кайтэны» и уйти незамеченными. «Кайтэны» проникнут внутрь атолла, и шестнадцать вражеских кораблей будут потоплены одним ударом. Представьте себе, мыслимо ли уклониться от торпеды, двигающейся быстрее любого корабля, да еще если ваш корабль стоит на якорной стоянке бортом к борту с другими? Наше оружие может переломить ход войны. Мы еще можем ее выиграть! Но все было бесполезно. Высокие чиновники не давали себе труда даже выслушать подобные доводы. Поэтому Нисина и Куроки продолжали работать совместно с господином Судзукавой, шлифуя свои чертежи, внося мелкие улучшения в конструкцию оружия и рассылая одну докладную записку за другой. Наконец, придя в совершенное отчаяние, они решились на шаг, неоднократно совершаемый в истории моей страны, – они подали докладную, написанную их собственной кровью! Японцы, весьма романтические натуры, почитают рукопись, написанную собственной кровью автора, будь это прошение, угроза или любовная поэма, как ярчайшее свидетельство чистейшей искренности. И этот метод сработал! Восемь месяцев спустя с момента отправки ими по команде комплекта чертежей они получили задание построить прототип, но при одном условии: оружие не должно быть самоубийственным. Следовало предусмотреть способ, которым водитель торпеды, направив ее на врага, мог бы иметь шанс к спасению. В феврале 1944 года наш Генеральный штаб военно-морских сил наконец одобрил конструкцию, разработанную двумя молодыми энтузиастами. Это произошло почти двадцать месяцев спустя после того, как они формулировали свою оригинальную идею, и спустя тринадцать месяцев после того, как запросили разрешения воплощать ее в жизнь. Все делалось в величайшей секретности. На Оцудзиме была организована особая база, к которой прикомандировали нескольких офицеров в помощь Нисине и Куроки. Однако к июню 1944 года было построено всего лишь несколько «кайтэнов». Генеральный штаб военно-морских сил, целиком погруженный в разработку грандиозного плана окончания войны одним ошеломляющим ударом, казалось, утратил интерес к «кайтэнам». Однако ход боевых действий у Марианских островов в корне изменил отношение штабистов. Наша кампания у Новой Гвинеи разворачивалась из рук вон плохо. Пытаясь пополнить наши гарнизоны на этих островах, мы понесли значительные потери. С этого момента Соломоновы острова были нами уже потеряны, а враг стоял у Маршалловых островов и островов Гилберта. И вот 15 июня 1944 года он вторгся на Сайпан. Именно этого момента и ждали наши стратеги из Генерального штаба военно-морских сил, задумав осуществить план, который обернулся бы для американского флота такой кровавой баней, что американские граждане потребовали бы немедленного окончания войны. План этот получил кодовое наименование «А-ГО!». Он предусматривал выход из гаваней Филиппин крупных сил, состоящих из авианосцев, линкоров и крейсеров, как только врагу удастся высадиться на Сайпане. Наши базирующиеся на авианосцах самолеты должны были подавить вражеское авиационное прикрытие и топить вражеские авианосцы, делая челночные вылеты. Наши истребители и бомбардировщики должны были взлетать, наносить удар по врагу, приземляться на Марианских островах, там заправляться, пополнять боезапас и возвращаться домой, на свои авианосцы. Процесс должен был повторяться столько, сколько необходимо. Но план этот пошел наперекосяк с того момента, как американские подводные лодки потопили два наших авианосца – «Тайхо» и «Сёкаку», еще до того, как те смогли выйти на рубеж атаки против американцев. Третий авианосец, «Хийо», был потоплен на следующий день в ходе контратаки вражеских самолетов с авианосцев. Потеря более чем четырехсот японских самолетов в этом сражении у американцев получила название «Охота на индеек у Марианских островов» и ошибочно считается крупным успехом американских летчиков. На самом же деле примерно половина потерянных нами самолетов либо пошли на дно вместе с потопленными авианосцами, либо совершили вынужденную посадку на воду, когда обнаружили, что вернуться на свою палубу они не могут. Таким образом, поскольку после потери «Тайхо» и «Сёкаку», торпедированных американскими субмаринами, оставшимся самолетам пришлось сражаться против многократно превосходившего силами противника, заслуги американских летчиков не столь уж впечатляющи. Я упомянул об этом, поскольку успех американских подводников в конце концов заставил наш Генеральный штаб военно-морских сил обратить внимание на своих собственных подводников. Вниз был спущен свирепый приказ считать производство торпед «кайтэн» высшим приоритетом. Другой приказ обязал соответствующие службы начать, наконец, набор добровольцев для управления ими. Таким образом мы, сто человек с Цутиуры, и оказались на Оцудзиме. Все это, разумеется, мы узнали отнюдь не в первый же день. Тогда нам была поведана лишь небольшая часть этой предыстории. Пока же в тот первый день мои товарищи и я наслаждались тем, чего долгое время были лишены, – неторопливой горячей японской баней. На Цутиуре баня была не рассчитана на все увеличивающееся количество людей, занимающихся летной подготовкой. В домик бани забегали и из него выскакивали чуть ли не бегом, подгоняемые нетерпеливыми криками наших товарищей, тоже желающих помыться. По такой горячей и долгой бане мы скучали едва ли не больше, чем по чему-либо другому с тех пор, как покинули дом и поступили на флот. Раздевшись, мы окатились обжигающе горячей водой и расселись по лавкам, обильно намыливаясь. Затем снова окатились водой, смыв с себя все мыло. Лишь убедившись, что мы совсем чистые, мы погрузились в фуро, ванну, полную горячей воды, над которой поднимался пар, и погрузились в нее до самых подбородков. О, какое блаженство! Поскольку никто не вызывал нас ни на построение, ни в наряды, мы прилежно выполняли приказ лейтенанта Тёсы «сегодня о службе не думать», плескаясь в воде, болтая и распевая песни. Лишь в половине девятого вечера я вышел из банного домика на базе Оцудзима и стал готовиться ко сну. Пойдя прогуляться перед сном, я погрузился в глубокую задумчивость. Итак, «кайтэн» оказался оружием, в котором мне суждено погибнуть! Весь мой мир за последние дни совершенно переменился. Оказавшись на флоте, я часто раздумывал над тем, что могу погибнуть. Такие мысли приходили в голову каждому японскому мужчине. Но только теперь, воочию увидев предназначенный для меня «гроб», я начал вспоминать своих друзей Танаку, Окамуру, Миямото, Коидзуми и других, которые предпочли остаться с самолетами на Цутиуре. Что в этот час делает мой отец в Токио? А мои сестры, в течение более чем двенадцати лет заменявшие мне мать? Ведь они все эти годы делали все возможное, чтобы вырастить меня. Что сказали бы они, узнай о том, что в этот час я ложусь спать на секретной базе Внутреннего моря, собираясь стать водителем человекоуправляемой торпеды? И как долго мы будем готовиться, прежде чем пойдем на задание? Как же чудесно ощущать свою мощь! Стань я летчиком, мне, возможно, поручили бы задание охотиться за вражескими истребителями. В бою я мог бы сбить одного-двух врагов. Будучи же водителем «кайтэна», я смогу отправить на дно целый корабль. Своей мощью я могу сравняться с боевым кораблем! Удар моего оружия станет судьбой для сотен врагов. Но в тот же самый момент вместе с ними взорвусь и я сам. Мои бренные останки взметнутся в воздух. Мысль эта ужаснула меня. Но сейчас для таких рассуждений было не время. Моя страна находится в смертельной опасности. Наши силы на острове Атту, что в архипелаге Алеутских островов, уничтожены до последнего человека. Мои сограждане умирают на поле боя и еще от голода, болезней и истощения на всем пространстве южной части Тихого океана. Американцы уже на Сайпане, и строят планы вторжения в глубь моей родины. Что станет с Японией, если не будет исполнена воля Небес, если не переломить ход войны? Три тысячелетия нашей культуры будут уничтожены. Нет, я должен отразить иностранцев! Япония не должна попасть под их сапог! Я должен буду мастерски управлять моим «кайтэном», когда мне его вручат. Должен буду постичь каждую деталь его механизма. Буду готовиться, пока мои начальники не сочтут меня лучшим из водителей «кайтэнов» на Оцудзиме. Тогда я смогу выйти на поле боя и поразить врага. Сейчас существует одна главнейшая задача – защитить мою родную страну. По сравнению с ней моя смерть ничего не значит. Она станет тем, что поможет Японии жить вечно. Глава 3 ПЕРВОЕ ЗАДАНИЕ – Подъем! Я мгновенно вскочил, чувствуя себя хорошо отдохнувшим. Несмотря на все свои раздумья накануне вечером, спал я крепко и без сновидений. На команду, прозвучавшую из громкоговорителя, я по вошедшей в плоть и кровь привычке отреагировал без промедления. Уже через три минуты вся прибывшая с Цутиуры группа построилась в две шеренги перед нашей казармой. С того места, где мы стояли, вдали была видна синяя гладь морского залива. Делая утреннюю зарядку, мы наслаждались этим видом и свежим ветерком, налетавшим с моря. Когда мы закончили весь комплекс упражнений, лейтенант Тёса обратился к нам: – Ну вот, вы провели здесь уже целый день. И что вы думаете о своей новой жизни? Никто не произнес ни слова, но все мы кто засмеялся, кто заулыбался. После того как нам предоставили несколько раз возможность отказаться от своего решения, само наше присутствие здесь было ответом на его слова. – В настоящий момент, – продолжал он, – у нас на базе проходят подготовку только тридцать водителей торпед. Это потому, что у нас есть в наличии только шесть торпед «кайтэн». Стон испуга вырвался у нас из груди. При наличии только шести торпед пройдет страшно много времени, прежде чем мы приступим к подготовке, не говоря уже о боевом задании. Наш командир совершенно правильно истолковал наш общий стон. – Не беспокойтесь, – заверил он нас. – Вскоре «кайтэнов» хватит на всех, потому что теперь они запущены в массовое производство. Но пока они еще не начали поступать, вам будет лучше не тратить время зря, а начать изучать все то, что вам надо о них знать. Наш старший офицер-эксплуатационник начнет вам читать сегодня лекции об устройстве модели 93. С вами мы увидимся только вечером, поскольку сегодня мне предстоит по расписанию осваивать «кайтэн» на акватории залива. Условия для отдыха здесь неважные, кино здесь нет. Гулять на острове негде, женщин здесь нет, как и нет здесь почти никаких развлечений. Но кормят очень неплохо, много лучше, чем на других базах. И еще у нас есть великолепный буфет со многими дефицитными вещами. Например, любые сигареты, какие только пожелаете. И сласти. Если захотите чего-то еще, то у меня есть приказание достать это для вас, так что говорите, не стесняйтесь. Затем он отправился по своим делам, а мы строем направились в столовую на завтрак, разговаривая по дороге о том, как обернется ситуация с торпедами «кайтэн» и скоро ли мы сможем начать боевую подготовку и принять участие в операциях. После завтрака капитан 2-го ранга Итакура собрал нас в комнате для занятий. Мы все сидели на татами, внимательно слушая нашего наставника. Он же стоял перед обычной классной доской и, постукивая по ней мелом, знакомил нас с положением на фронтах. Рассказанное им потрясло нас, особенно когда он коснулся ситуации с 6-м флотом, нашими подводными силами. Некогда они относились к самым крупным в мире, ныне же были изрядно потрепаны в сражениях. У Японии осталось только небольшое количество крупных подводных лодок, способных действовать на океанских просторах. И лишь часть из них имела радиус действия, необходимый для операций с применением торпед «кайтэн». – Знаю, что вы всегда гордились нашим военно-морским флотом, – говорил Итакура, – и, заверяю вас, он не посрамил себя в сражениях. Тем не менее превратности войны обратились против нас. Снова и снова враг обрушивал на нас свои корабли и самолеты, многократно превосходившие числом наши. Его корабли могут открывать огонь с куда больших расстояний и намного раньше, чем наши, благодаря своим превосходным радарам. Они видят наши корабли и самолеты еще до того, как те увидят их. Наши канониры и торпедисты ничуть не хуже вражеских, а, возможно, даже лучше, поскольку императорский флот вел боевую учебу семь дней в неделю в течение многих месяцев каждый год. Но наши орудия и торпеды должны применяться с более близких дистанций. Вот что делают радары наших врагов! Даже Мусаси Миямото, величайший мастер меча всех времен и народов, оказался бы беззащитным против врага, который бросает копье на пять метров. Мы почувствовали, что уверенность в победе покидает нас. – Однако надежда еще не потеряна, – продолжал Итакура. – Когда американский флот подойдет ближе к берегам Японии, мы поразим его «зрячими» торпедами. Вы и подобные вам люди станут глазами этого величайшего морского оружия, никогда еще не применявшегося в истории. Если каждый из вас нанесет удар по врагу, как вы думаете, что произойдет в конце концов? Даже Америка, со всей своей экономикой и богатством, не сможет пережить потерю ста боевых кораблей. И еще об одном я хочу сказать вам, прежде чем вы начнете свои занятия. Однажды мы допустили ошибку – недооценили волю нашего врага. Мы не думали, что он будет сражаться столь упорно. Что ж, сражается он и в самом деле отважно. Его боевой дух высок. Как и вы, он любит свою страну, потому и сражается за нее столь упорно. Поэтому вы должны любить свою страну еще больше, чтобы вы могли сражаться упорнее и победить вашего врага. И хотя вы исполнены духа Ямато, ваш враг тоже обладает своим национальным духом. Но ваш должен быть сильнее, чем его! На этом он закончил, и мы направились на наше первое занятие. Эту вторую неделю сентября 1944 года и несколько последующих недель мы жили каждый день по одному и тому же расписанию. В первой половине дня нам читали лекции об устройстве торпеды модели 93, об управлении ею и об ее техническом обслуживании. По прошествии времени мы стали изучать и собственно торпеды «кайтэн» и узнали, какие принципы «Длинного копья» были воплощены в их конструкции. Начались занятия в кокпите торпеды, аналогичные тем, какие были и в Цутиуре, во время которых мы знакомились с рычагами управления и приборами «кайтэна». Во второй половине дня мы работали в качестве членов экипажей на торпедных катерах. Катера эти выводили «кайтэны» на буксире в залив, служили там условными целями и базовыми судами для них, а в конце дня возвращали их на базу. Работа была довольно тяжелой, но мы радовались ей, поскольку она давала нам возможность больше узнать о «кайтэнах», дожидаясь, когда мы получим одну из торпед в свое распоряжение. Но самым интересным временем бывали вечера, потому что в это время организовывались «разборы полетов» по результатам каждого дня. «Кайтэны» были новым оружием, и лишь немногим удалось понять, как они ведут себя на плаву. Каждой крохой информации, которую им удавалось добыть, надо было поделиться с другими. Через два дня после начала наших занятий группе, прибывшей с Цутиуры, было позволено присутствовать на таком разборе. Капитан 2-го ранга Итакура назначил его на 19.00. – Это наш седьмой семинар, – сказал он, – и я уверен, что нашим новым товарищам будет очень полезно услышать то, что можете рассказать им вы, те, кто уже выходил в море на «кайтэнах». Но перед тем как мы начнем, я хочу представить вам присутствующих здесь офицеров и первым из них – моего заместителя. Второй по званию офицер встал перед нами. – Я капитан 3-го ранга Мидзогути, – представился он. – Когда я был слушателем последнего курса в Этадзиме, туда на первый курс пришла новая группа. Я чувствовал себя по отношению к ним старшим братом и делал все, чтобы помочь им освоиться. Приветствуя вас, хочу сказать, что и к вам я испытываю подобное чувство. Сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам, и надеюсь, что вы внесете свой вклад и сумеете заложить достойные традиции на этой базе. Затем по очереди представились и другие офицеры, каждый из них произнес что-то, чтобы ободрить нас. Теперь мы чувствовали себя кем-то большим, чем просто младшие по званию – скорее товарищами, которых приняли в свой круг. Здесь отношение к нам было совсем другим, чем когда-либо раньше на флоте. Когда поднялся последний из офицеров, я едва смог сдержать свои чувства при виде его. Длинноволосый, в запятнанной маслом и неряшливо сидящей на нем форме, с грязью на лице, он выглядел измотанным и усталым. Как он попал сюда, спрашивал я себя. Безусловно, он не может быть морским офицером! Он выглядел совершенным плебеем, не имеющим понятия о мундире и военной выправке. Но, заметив фанатичный блеск его глаз, когда он обвел нас всех взглядом, я сказал себе, что, кем бы ни был этот человек, он телом и душой предан тому, что выбрал своей жизненной стезей. Когда он заговорил, голос его звучал очень мягко. – Меня зовут Сэкио Нисина, – начал он и помолчал несколько секунд. Так перед нами стоял один из изобретателей «кайтэна»! В это едва можно было поверить, так как, скорее всего, он походил на мечтательного поэта, чем на кого-то другого. – Я очень рад вас видеть, – продолжал он, – и надеюсь, что все вы столь же исполнены японского духа, как и мой дорогой незабвенный друг, лейтенант Хироси Куроки. Куроки, как мы уже знали, погиб 6 сентября, когда его «кайтэн» потерял управление и затонул на глубоком месте в заливе. – Хотя мне, скорее всего, и не придется долго общаться с вами, потому что я надеюсь иметь честь участвовать в первом боевом применении «кайтэнов», я приложу все силы, чтобы передать вам все мои знания и опыт в отпущенное мне время. Поклонившись нам, он сел на свое место, и семинар начался. Первым докладчиком был младший лейтенант Хидэити Уцуномия, которому предстояло выйти в море и погибнуть в атаке с одной из наших групп «кайтэнов». – Вот схема моих действий на сегодняшний день, – начал он и принялся чертить на доске схему. Специально для нас он выписал на ней курсы и скорости, которыми он следовал, и обозначил точки, в которых проверял свое местоположение, на краткий миг поднимая перископ. После него говорил лейтенант Кацуми Мураками. Он объяснил нам процесс регулирования органов управления «кайтэном», что порой доставляло ему много хлопот при погружении и всплытии. Он также описал весь процесс своего движения, ориентировки и «атаки» на свой корабль-носитель, торпедный катер. После выступлений еще нескольких водителей последовало долгое обсуждение затронутых вопросов. В ходе этого обсуждения было высказано несколько предложений по усовершенствованию как самого «кайтэна», так и способов управления им. Семинар завершился только в 22.30. Всю обратную дорогу в казарму меня переполнял восторг от услышанного. Правда, я не все понял, но все это меня ужасно заинтересовало. В особенности сильное впечатление произвели на меня интонации голоса водителей, когда они повествовали о маневрах своих торпед. Только представь это, твердил я себе. Ведь каждый из этих людей, по сути дела, закупорен в тесном пространстве носового отсека своей торпеды! Он запускал ее мотор, потом освобождался от торпедного катера-носителя и пускался в свободное плавание, подобно рыбе. Он маневрировал, погружался, поднимался на поверхность, шел в погруженном состоянии и имитировал атаку на корабль-носитель. И все это он проделывал совершенно один, рядом с ним не было никого, кто бы мог ему помочь, если бы он дернул не тот рычаг. Понимание того, что управление «кайтэном» в какой-то мере напоминает пилотирование самолета, но куда более опасно, повергло меня в трепет. Если случится что-то непредвиденное с самолетом во время полета, у вас всегда остается шанс совершить вынужденную посадку. Но в случае с «кайтэном» под вами только водные глубины. По мере продолжения нашего обучения всю группу с Цутиуры начало охватывать нетерпение. Теперь всю вторую половину дня мы все чаще и чаще стали проводить не на торпедных катерах в просторах залива, а в тех больших черных зданиях. Там мы занимались в имитаторах кабин «кайтэнов», выполняя практические задания по вождению торпед. Когда нас закрывали в их переднем отсеке, то почти всех охватывало чувство жуткого страха, хотя мы научились быстро справляться с ним. Несколько больше времени потребовалось, чтобы уметь находить на ощупь рычаги и приборы управления, и кое-кому из нас пришлось с удивлением узнать после тренировки на имитаторе, что он в ходе выполнения задания вышел за сотни метров от намеченной цели. И все же мы не уставали надоедать нашим наставникам вопросами, когда к нам поступит большее число «кайтэнов», чтобы мы могли начать тренировки в заливе. «Довольно скоро, – заверяли они нас, – ждать придется недолго». Но мы все еще продолжали ждать появления достаточного числа «кайтэнов», когда пришел приказ о первом боевом задании. При этом известии все мы на Оцудзиме испытали душевный подъем. За тот месяц, что мы провели на базе, американцы уже высадились на островах Палау,[8 - Палау – архипелаг в Тихом океане в группе Каролинских островов. Площадь около 490 км .] и наш разведывательный отдел считал, что за этим последует подготовка к захвату Филиппин. Такова была стратегия врага: захватить один остров, затем превратить его в базу для дальнейших бросков все ближе и ближе к Японии. Был также захвачен атолл Улити из группы Каролинских островов, на глубоководной стоянке которого мог разместиться весь флот вторжения. Это явно указывало на грядущую высадку войск. Надо было предотвратить ее. Помочь решить эту задачу могли «кайтэны». Честь нанести первый удар «кайтэнами» была предоставлена двенадцати офицерам. Кроме Нисины, Мураками и Уцуномии в первую группу героев вошли еще девять человек: старший лейтенант Ёсинори Камибэппу; лейтенант Кэнтаро Ёсимото; лейтенант Хитоси Фукуда; лейтенант Кадзухиса Тоёдзуми; младший лейтенант Таити Иманиси; младший лейтенант Акиро Сато; младший лейтенант Кадзухико Кондо; младший лейтенант Кодзо Ватанабэ и младший лейтенант Ёсихико Кудо. Их подготовка была интенсифицирована. Им были предоставлены все возможности для того, чтобы достичь высшей степени профессионализма. Я искренне считаю, что они, будучи первой группой, были, вероятно, самыми подготовленными людьми из всех тех, кто когда-либо уходил в бой на «кайтэнах». Во второй половине дня 7 ноября 1944 года был проведен особый церемониал. К этому дню американские войска уже высадились на Филиппинах, а наш флот потерпел еще одно поражение в акватории этих островов. За пять суток врагом были потоплены около тридцати боевых кораблей, в числе которых был и громадный «Мусаси», однотипный с могучим «Ямато». Наш флот лишился также четырех авианосцев, включая и «Дзуйкаку», с палубы которого взлетали самолеты, участвовавшие в свое время в атаке на Пёрл-Харбор. В том же самом сражении погибли также двадцать крейсеров и эсминцев. Почти лишившаяся своих военно-морских сил, Япония оказалась в поистине опаснейшей ситуации. Требовалось нанести удар потрясающей силы, чтобы остановить триумфальное продвижение врага, поскольку план Генерального штаба военно-морских сил – предотвратить высадку амфибийных сил врага на острове Лейте[9 - Лейте – остров в Филиппинском архипелаге.] – закончился разгромом нашего флота. Единственным светлым пятном на общем фоне было учреждение особых военно-воздушных сил флота, камикадзе, во главе которых встал вице-адмирал Такэдзиро Ониси. Получившие свое название камикадзе в честь «божественного ветра» – урагана, уничтожившего монгольский флот Кублай-хана[10 - Кублай-хан – в русскоязычной литературе Хубилай (1215–1294), пятый монгольский великий хан (с 1260 г.), внук Чингисхана.] в 1281 году, когда тот сделал попытку вторгнуться в нашу страну, – эти особые авиационные подразделения успешно действовали с самого момента своего создания. 25 октября они потопили два американских легких грузовых корабля и повредили еще шесть, а также несколько вспомогательных боевых кораблей. Что могли сделать они, смогут и «кайтэны». Поэтому вице-адмирал Сигэёси Мива, командующий 6-м флотом, выглядел весьма оптимистичным в тот день, когда он выступал перед нами, то и дело делая жесты рукой в сторону входивших в состав флота подводных лодок «1–36», «1–37» и «1–47», лежавших сейчас на воде залива неподалеку от базы. Каждой из этих подводных лодок предстояло доставить четыре торпеды «кайтэн» к атоллу Улити, где базировалась большая часть вражеского флота, когда она не была задействована в наступательных операциях. Там водители «кайтэнов» и планировали осуществить план нашего Генерального штаба – потопить большую часть вражеского флота на якорной стоянке. На каждой подводной лодке уже были установлены по четыре «кайтэна». На корме субмарин развевались военно-морские флаги, а на каждой рубке был помещен японский флаг с изображением восходящего солнца. На рубке каждой из подводных лодок был нарисован также герб династии Кусуноки, уже много лет знаменитой в Японии. Составленный из двух иероглифов, «кику» («хризантема») и «суй» («вода»), герб этот выражал самый высокий из идеалов – верность, символизируя величайшее стремление всех водителей «кайтэнов» защитить Японию в лице ее императора. …История Масасигэ Кусуноки вошла во все книги японских исторических преданий. Едва начиная читать, все японские дети узнают об этом величайшем герое нашей страны. Уже в течение шести столетий это имя служит символом, который все истинные японцы носят в своем сердце. В начале своей истории в Японии правили не императоры, но военачальники-сёгуны, чередой сменявшие друг друга. Полный титул «сэйи тайсёгун» был впервые присвоен генералу, руководившему обороной Японии от иностранного вторжения, и означал «великий полководец, покоритель варваров». На протяжении нашей истории каждый из императоров имел при себе такого сёгуна, который отвечал за оборону нашей островной империи. Но с течением времени, однако, сёгуны становились жадными до власти и мало-помалу забирали себе такие полномочия, что, наряду с обороной от внешних врагов, начинали решать и вопросы внутреннего мира и порядка. Большинство сёгунов, сменивших первого из них – Ёритомо Минамото, – оказывались в конце концов тиранами. Лишь один шаг отделял этих людей от захвата власти в стране, и наша императорская фамилия практически жила под домашним арестом в Наре и Киото, наших древних столицах. Ее члены были погружены в культивирование и совершенствование изящных искусств, литературы и этикета, которые стали культурным наследием нашей нации. Тем временем сёгуны все больше и больше забирали под свой полный контроль «вопросы, не достойные внимания нашего императора». В национальной религии японцев существует образ богини солнца Аматэрасу, вручившей своим потомкам три драгоценные реликвии, известные как «священные регалии». Лишь тот, кто владеет ими, будет иметь законное право властвовать над Японией. В XIV веке император Годайго, утонченный и умный человек, решил, что он должен править страной единовластно. Тогдашний сёгун, заподозрив это, велел ему передать священные регалии, которые всегда оставались в руках императорской фамилии. Годайго поначалу отказался сделать это, но позже, дрогнув, уступил требованию сёгуна. Он, однако, передал тому три искусные копии и спрятал три подлинника. Сёгун, обнаружив обман, отправил императора в ссылку и стал править страной. И вот тогда Масасигэ Кусуноки, один из феодалов, глубоко преданный императору и считавший, что именно тот должен воистину править страной, пришел на помощь Годайго. Он поднял армию, разгромил сёгуна и снова возвел императора на трон. Однако несколько лет спустя, поскольку Годайго, весьма непредусмотрительный человек, роздал высшие посты в государстве своим придворным бездельникам вместо того, чтобы поставить на них преданных и сражавшихся за него людей, был предательски свергнут новым сёгуном. Кусуноки снова начал борьбу за восстановление императора на троне, но на этот раз был разбит в бою и погиб. Его последними словами было: «Я хотел бы иметь семь жизней, чтобы отдать их все за моего императора». С того времени слова эти были многократно повторены в песнях и преданиях, но еще большую популярность они приобрели в 1868 году, когда национальная революция навсегда свергла власть сёгунов и последний из них, Ёсинобу Токугава, передал свои полномочия деду нашего нынешнего императора в ходе того, что впоследствии получило название Реставрация Мэйдзи… После отдания чести флагу императорского военно-морского флота и низкого поклона в сторону императорской резиденции в Токио адмирал Мива повернулся лицом к группе «Кикусуи», в которую вошли Нисина и его одиннадцать товарищей. Они стояли, выстроившись в одну шеренгу, перед адмиралом, одетые в белоснежную форму. Адмирал вручил каждому из них короткий меч, важный символ для воина-японца. В древней Спарте, по преданию, каждая мать вручала своему сыну, впервые уходящему на битву, его щит со словами: «С ним или на нем!» Тем самым она желала ему вернуться домой со славой, неся щит в руке, или погибнуть и быть принесенным домой на щите. Короткий меч значил то же самое в Японии. Его владелец должен либо победить, доблестно сражаясь, либо использовать короткий меч, чтобы совершить обряд сэппуку, который люди Запада именуют «харакири», в расплату за поражение. Если человек принимал такой меч, то тем самым он приносил свою жизнь на алтарь империи, отдав ее в бою либо самостоятельно лишив себя жизни. Мы гордились нашими товарищами, поскольку знали, что клинки врученных им мечей никогда не изведают вкуса их крови. Эти двенадцать человек будут сражаться с врагами и увлекут их вместе с собой в морскую бездну. Этим же вечером офицеры устроили прощальный ужин для первых водителей «кайтэнов». Двенадцать человек, одетых в легкие брюки цвета хаки, коричневые рубашки с голубыми флотскими галстуками сидели на почетных местах. Все они уже упаковали свои личные вещи для отправки родным. Среди этих вещей были и остриженные пряди волос и обрезки ногтей, представлявшие собой «останки», которые должны были получить родные для почетного погребения. Сразу после приветственных речей высокопоставленных офицеров слово от водителей «кайтэнов» взял лейтенант Камибэппу. – Мы намерены уничтожить самые крупные корабли врагов, которые только сможем найти, – сказал он, – и накануне нашего ухода на задание мы благодарны вам всем за то, что вы для нас сделали. Мы желаем всем вам здоровья и самой лучшей судьбы. Затем чашки были наполнены сакэ – подарком императора, – и адмирал Мива предложил тост за успех миссии. Все участники торжественного ужина наслаждались изысканными, традиционными японскими праздничными яствами – тай (красная рыба), сушеными водорослями, рисом и кати-кури (каштаны). Эти каштаны всегда подаются на стол в случае пожелания успеха. Наши борцы сумо едят их накануне крупных всеяпонских чемпионатов. В Японии в конце 1944 года ощущался дефицит буквально во всем, поскольку многие наши торговые суда были потоплены американскими подводными лодками. Но консервированных фруктов и других редких деликатесов за этим столом было в изобилии. Сакэ лилось рекой, снова и снова звучал «Флотский марш», и на глазах у многих сотрапезников блестели слезы – ведь предстояло расставание с задушевными товарищами. Любому, кто считает японцев лишенными чувств стоиками, следовало бы побывать в тот вечер на Оцудзиме или вместе со мной на других подобных церемониях, еще не раз происходивших вплоть до конца войны. В самом разгаре торжественного ужина лейтенант Сэкио Нисина незаметно исчез, чтобы попрощаться с группой с Цутиуры. Он пожелал нам всего самого лучшего, еще раз попросил готовиться как можно лучше, чтобы одержать победу в бою, и перед уходом пожал каждому из нас руку. На следующее утро после подъема оркестр заиграл наш национальный гимн «Кимигаё». Его слова «Да будешь ты царить тысячу, восемь тысяч поколений» должны были вдохнуть в людей, уходивших на смерть, уверенность в том, что правление императорской фамилии не прервется. Они сделали низкий поклон перед храмом, воздвигнутым специально для водителей «кайтэнов». У каждого из них был на правом боку его офицерский меч, в левой руке короткий меч. Лейтенант Нисина также нес в небольшой урне прах своего погибшего друга, лейтенанта Куроки. Урну эту перед атакой он должен был поместить в кабину своего «кайтэна», так что оба друга отправились бы на первое задание вместе. Затем все поднялись за борт своих подводных лодок, и в 9.00 лодка «1–36» вышла из гавани. «1–37» и «1–47» медленно последовали за флагманом группы «Кикусуи», а многие из нас проводили их на своих торпедных катерах и менее крупных судах, крича вслед слова прощания и размахивая своими бескозырками в традиционном морском приветствии. Первые «кайтэны» отправились на задание. Три подводные лодки легли на другой курс вскоре после выхода из порта. Одна из них, «1–37», должна была следовать проливом Коссоль к острову Палау и атаковать вражеские корабли, проходящие этим маршрутом. Субмарины «1–36» и «1–47» тем временем легли на курс к Улити. Им предстояло атаковать американский флот на якорной стоянке, выпустив свои «кайтэны» у двух различных входов в громадную внутреннюю лагуну этого атолла. Подводная лодка «1–37» не пришла к месту своего назначения. Несмотря на то что каждый раз после всплытия на мостике корабля выставлялись шестеро дозорных, вечером 17 ноября лодка была засечена сонаром американского эсминца «Николас». Внезапно атакованная им, она не успела погрузиться и попыталась уклониться от торпедной атаки эсминца. Она погибла вместе со всем экипажем, а Мураками, Уцуномии, Камибэппу и Кондо так и не довелось нанести удар по врагу. Подводной лодкой «1–47» командовал капитан 3-го ранга Дзэндзи Орита, один из лучших японских подводников. Он осторожно следовал к назначенной точке, идя в надводном положении со скоростью 20 узлов до границы зоны действия вражеских патрульных самолетов. Затем в светлое время суток он шел под водой, всплывая по ночам, чтобы зарядить аккумуляторы и принять информацию по радио из штаба 6-го флота в Куре. Водители «кайтэнов» наслаждались путешествием в обществе капитана Ориты. Особенное впечатление на них произвел гальюн подводной лодки, представлявший довольно сложное сооружение с несколькими клапанами и рукоятями и вполне способный привести в смущение человека, не знающего правил обращения с ним либо беспечного. Команде лодки «1–47» пришлось пережить несколько неприятных минут, когда им показалось, что в открытом море волны срывают с креплений «кайтэны». Несколько членов команды, преклонявшиеся перед четырьмя героями, бросились на палубу, несмотря на бушующее море, чтобы проверить крепление торпед. Все оказалось в порядке, и только после этого все успокоились. Одним из этих самоотверженных почитателей оказался старшина Ока, бывший к тому же талантливым художником. За время перехода к атоллу Улити он успел нарисовать великолепную картину, изображавшую американский авианосец, разламывающийся пополам и тонущий после того, как у его ватерлинии взорвался «кайтэн». Лейтенант Нисина, лейтенант Фукуда и младший лейтенант Сато с удовольствием поставили на этой картине свои автографы. 17 ноября радиограммы принесли добрые вести субмаринам «1–36» и «1–47». Накануне высотный самолет-разведчик с базы Трук доставил сообщение о пребывании вражеских кораблей на атолле Улити. Неприятельский флот находился во внутренней лагуне атолла и, собравшись в три труппы, стоял на якорях. «Севернее находятся примерно 30 кораблей, в том числе 3 линкора, – гласило сообщение. – В центре лагуны стоят на якорях около 100 транспортов и вспомогательных судов. Южнее них располагаются примерно 50 боевых кораблей. Предположительно представляют собой силы вторжения. В составе имеются линкоры и авианосцы». – Неудачно! – прокомментировал известия Нисина, когда капитан Орита прочитал ему сообщение. – Такое количество кораблей, около двухсот, а у нас всего только восемь «кайтэнов» для атаки. Какой шанс упускаем! Но имелись вполне веские причины, по которым к атоллу Улити были посланы только две подводные лодки: это было все, что мог выделить для операции 6-й флот. Япония вступила в войну с мощным подводным флотом, который значительно уменьшился количественно благодаря великолепной тактике и технике американцев. Они с самого начала войны уделяли основное внимание именно подводным лодкам и борьбе с ними, а между тем в Японии 6-й флот практически пребывал на положении Золушки. Кроме того, наши субмарины никогда не применялись «стаями», подобно германским или американским, поэтому наш подводный флот и понес такие потери, теряя субмарины одну за другой. 18 ноября, находясь всего лишь в 50 милях от атолла Улити, капитан Орита поднял субмарину на поверхность, чтобы в последний раз проверить «кайтэны». Все четыре торпеды оказались во вполне рабочем состоянии. Около полудня следующего дня он на своей подводной лодке уже осторожно приближался к атоллу, держась всего в миле от южного входа в его лагуну. В полночь, когда луна скрылась за тучами, водители «кайтэнов» начали последние приготовления. Они упаковали свою запасную форму и мелкие личные вещи, а также написанные в последний момент письма. Лейтенант Нисина и остальные вручили капитану Орите свои завещания, после чего все четверо повязали вокруг голов белые хатимаки. Их надевают, чтобы символизировать непреклонность намерений. Как утверждает традиция, впервые такие головные повязки были надеты знаменитыми сорока семью ронинами много столетий тому назад. Каждый день в представлениях театра Кабуки в том или другом уголке Японии изображают часть героической эпопеи этих людей. Все сорок семь были самураями, владыка которых обманом был вынужден обнажить свой меч против трусливого соперника во дворе дворца сёгуна в Эдо.[11 - Эдо – название Токио до 1868 г.] Столь тяжкое оскорбление можно было искупить лишь смертью, поэтому князю-даймё сорока семи самураев пришлось покончить с собой обрядом сэппуку. Таким образом, все сорок семь в одночасье стали ронинами, то есть самураями без хозяина. Но они приняли решение отомстить за смерть своего господина, какое бы время ни потребовалось для свершения мести. Чтобы осуществить это, они разъехались по стране и постарались вести образ жизни как можно более далекий от образа жизни благородного воина. Один из них намеренно стал пьяницей и добился у окружающих репутации бесполезного человека. Другой продал своих дочерей – то есть совершил самый позорный для самурая поступок. Жертвы, на которые пошли эти люди, стали источником сюжетов для бесчисленного множества японских драматургов, писателей, поэтов, уличных рассказчиков и, уже гораздо позже, телевизионных продюсеров. Несколько лет спустя, убедив всех, кто их знал, что они уже давно не следуют бусидо, «пути воинов», то есть не живут по кодексу чести самураев, сорок семь героев собрались все вместе в Токио в заранее назначенный срок, в доспехах и при оружии. Обвязав головы хатимаки, они ворвались ночью во дворец и убили его хозяина-предателя, ставшего причиной смерти их господина. Затем все вместе они пришли к могиле своего почившего господина, преклонили колена и совершили сэппуку, вспоров мечами животы. Их братская могила впоследствии стала достопримечательностью Токио, а ныне – местом паломничества туристов. Из этой истории понятно, какое значение имеет хатимаки для японца. Она символизирует, что человек, повязавший ее, намерен, несмотря ни на что, добиваться победы. В наши дни вы можете увидеть хатимаки на головах японских школьников в дни школьных спортивных игр и состязаний, на членах различных профсоюзов, пикетирующих предприятия во время забастовок, на студентах, протестующих против тех или иных действий вузовского руководства. Лейтенанты Сато и Ватанабэ заняли свои места в «кайтэнах» с палубы субмарины, которая поднялась в полночь на поверхность, поскольку только Нисина и Фукуда имели возможность проникнуть в свои торпеды по переходным лазам прямо из корпуса подводной лодки. Позднее все «кайтэны» будут оборудованы такими лазами, так что подводные лодки, их носители, смогут не подниматься на поверхность. Затем капитан Орита скомандовал погружение и скрытно подвел свою лодку прямо к южному входу в лагуну атолла Улити. Сато и Ватанабэ провели в своих «кайтэнах» три часа, связанные с внешним миром лишь парой телефонных проводов. В 3.00 Нисина, как всегда в мятой рабочей одежде, пробрался через переходной лаз в кабину «кайтэна», которому был присвоен почетный номер 1. Вслед за ним Фукуда занял место в кабине своего «кайтэна» номер 2. Каждый «кайтэн» удерживался на своем месте четырьмя тросами. Два из этих тросов были освобождены с палубы субмарины, когда та в полночь поднялась на поверхность. Оставшиеся два можно было освободить изнутри подводной лодки. В 4.00 капитан Орита вышел на позицию для пуска, ориентируясь на огни электросварки на палубе вражеских кораблей, видимые через перископ. Все четыре водителя «кайтэнов» доложили по телефону, что они готовы к старту. – «Кайтэн» номер один, приготовиться к запуску двигателя! – скомандовал капитан. – К запуску готов! – донесся из динамика мягкий голос лейтенанта Нисины. Лейтенант мог торжествовать: его мечта и труды продолжительностью двух с половиной лет вот-вот осуществятся! И эту радость разделит его друг, горстью пепла пребывающий в той же кабине! Третий трос, удерживавший «кайтэн» номер 1, был также освобожден. – Двигатель запустить! – скомандовал Орита. Весь экипаж подводной лодки услышал шум заработавшего двигателя торпеды. – Двигатель запущен! – последовал доклад. – Готов? – Готов! – Пошел! Четвертый трос был отпущен. Часы показывали 4.15 утра 20 ноября 1944 года. Капитан Орита, глядя в перископ, заметил несколько пузырей в тот момент, когда «кайтэн» Нисины пустился в путь. Последняя проверка своего положения, погружение – и Нисина лег на свой курс. Теперь он принадлежал только себе, имея приказ проникнуть как можно дальше в глубь стоящих на якоре кораблей, затем поднять перископ и выбрать цель для атаки. Младший лейтенант Сато пустился в путь в 4.20, за ним с пятиминутными интервалами последовали Ватанабэ и Фукуда. Второй и третий «кайтэны» должны были проникнуть в лагуну, а затем направиться соответственно вправо и влево от входа в нее. Оказавшись среди американских кораблей, им предстояло тоже выбрать себе цели и атаковать их. Как надеялось командование, противника должна была охватить паника, когда их корабли стали бы взрываться в самых дальних друг от друга точках. Последними словами водителей «кайтэнов», услышанными на субмарине, стал возглас Фукуды: «Тэнно хэйка бандзай!» – «Да здравствует император!». Следуя великим традициям Масасигэ Кусуноки, воины из группы «Кикусуи» жертвовали своими жизнями во имя спасения трона. Теперь все четыре «кайтэна» двигались под водой по направлению к своим целям со скоростью более 30 узлов, и каждый из них был готов поразить цель в тысячу раз больше себя самого. Хотя Куроки и Нисина, как и приказал Генеральный штаб военно-морских сил, предусмотрели в конструкции торпед устройство, которое позволяло ее водителю покинуть аппарат примерно в 150 футах до цели, никто не собирался воспользоваться им. И в ходе всех будущих миссий «кайтэнов» никто из их водителей ни разу не применил это устройство. Все знали, что можно быть уверенным в точном поражении цели только в том случае, если остаешься в торпеде до самого конца. Покинутый «кайтэн» мог бы рыскнуть и сойти с курса. Лучше всего было оставаться в нем до победного конца. Капитан Орита ощутил, как его субмарина качнулась, лишившись двенадцати тонн груза – столько весили закрепленные на ее палубе торпеды. Она слегка подвсплыла, но затем снова погрузилась и взяла курс на юго-восток. Капитан собирался снова показаться на поверхности моря около 5.00, в то время, когда «кайтэны», в том числе и выпущенные с лодки «1–36», должны были нанести удар. Капитан Орита хотел быть в этот момент на палубе, чтобы увидеть последствия удара в большой бинокль, а не сквозь линзы небольшого перископа с приспособлением для ночного видения. Он должен был получить наглядное подтверждение нанесенного удара, чтобы доложить о нем в Японии. В 5.00 утра лодка «1–47» снова поднялась на поверхность. Начинало светать, и экипаж нервничал, поскольку рассвет в этих широтах наступает очень быстро. Прошли одна, две, три минуты. И еще три. И еще. Затем в 5.07 над атоллом Улити распустился оранжевый бутон мощного взрыва, прямо в центре стоявшего там вражеского флота. Прямое попадание! – Браво, Нисина! – воскликнул капитан, поскольку пламя взметнулось в центре лагуны, именно там, где, как предполагалось, должен был находиться изобретатель «кайтэна». В 5.11 еще один взрыв осветил поверхность моря. Второе попадание! Экипаж в восторге разразился криками радости. Затем все заняли свои места по команде «Стоять к погружению!», поскольку Орита неожиданно заметил американский эсминец. Подводная лодка ожидала услышать разрывы глубинных бомб, но их не последовало, и Орита снова поднял лодку на поверхность моря как раз в тот момент, когда взошло солнце. Он успел заметить корму вражеского эсминца, уходящего от субмарины и направляющегося ко входу в лагуну атолла Улити, сквозь которую совсем недавно прошли водители «кайтэнов». В 5.52 он снова услышал мощный взрыв со стороны атолла, что тут же подтвердил и акустик субмарины. В 6.00 капитан Орита дал экипажу несколько минут, чтобы вознести тихую молитву за четырех героев, только что отдавших свою жизнь. Затем он скомандовал погружение и на скорости 2 узла стал по широкой дуге огибать юго-западную часть атолла Улити, после чего взял курс на базу. Всю дорогу домой экипаж перемежал крики восторга от выполнения задания со слезами грусти по погибшим товарищам. Куда меньше повезло субмарине «1–36». Капитан 3-го ранга Тэрамото скомандовал лейтенантам Иманиси и Кудо занять места в кабинах «кайтэнов» с палубы лодки вскоре после полуночи. В 3.00 лейтенанты Ёсимото и Тоидзуми проникли в свои торпеды по переходным лазам. Все вроде бы шло нормально, но лишь до тех пор, пока лодка «1–36» не достигла точки старта торпед, прямо против входа в восточную протоку атолла. Именно там и именно в момент старта обнаружилось, что первые два «кайтэна» не могут сойти с опор, на которых они покоились! Это не удалось сделать даже после запуска двигателей. Весь экипаж проклинал неудачу, постигшую их, и принялся делать это с еще большим жаром, когда оказалось, что корпус четвертого «кайтэна» дал сильную течь. Единственным человеком, который мог выйти на задание, оказался лейтенант Иманиси на третьем «кайтэне». Он стартовал в 4.54, тогда как телефоны в посту управления лодки «1–36» раскалились от негодующих голосов Ёсимото, Тоидзуми и Кудо, со все большим отчаянием встречавших каждую новую безуспешную попытку освободить их торпеды. Опасность быть обнаруженными неприятелем теперь становилась почти неизбежной, и капитан Киётакэ Агэта, находившийся на борту субмарины в качестве командира группы «Кикусуи», отдал приказ прекратить выполнение задания. Лодка «1–36» поднялась на поверхность, приняла на борт со своей палубы водителя «кайтэна» Кудо и снова погрузилась, заглушив двигатели, чтобы услышать звуки взрывов со стороны атолла. Первый из них прозвучал в 5.45, а в 6.05 раздался второй. У трех разочарованных водителей «кайтэнов» все еще оставалась надежда на то, что капитан Тэрамото сможет подняться на поверхность и устранить неисправность креплений, а они все же получат шанс нанести удар по врагу. Но американские дозорные корабли предотвратили такую попытку. Несколько кораблей вышли из восточной протоки в лагуну на полной скорости и принялись во всех направлениях засыпать пространство вокруг острова глубинными бомбами. По всей видимости, они считали, что торпеды были выпущены обычной подводной лодкой, находившейся неподалеку от восточного входа в лагуну. Теперь они надеялись атаковать ее до того, как ей удастся уйти. Корабли сбросили более сотни глубинных бомб, но ни одна из них не легла даже близко к лодке «1–36». И все же ей пришлось оставаться в погруженном состоянии около девятнадцати часов, и воздух внутри нее стал очень тяжелым. В конце концов капитан Тэрамото решил пойти на риск быть обнаруженным врагом, поскольку ему надо было зарядить аккумуляторы и проветрить лодку. Без двадцати двенадцать ночи он поднялся на поверхность моря; вражеских кораблей в пределах видимости не было, поэтому лодка в надводном положении полным ходом взяла курс на север и без каких-либо происшествий покинула район атолла. Я был переведен с Оцудзимы за четыре дня до того, как субмарины «1–36» и «1–47» успешно атаковали врага. Как и половине группы, прибывшей с Цутиуры, мне было приказано проходить далее службу на базе Хикари, расположенной гораздо ближе к Куре. Программа выпуска «кайтэнов» развивалась быстрыми темпами, вскоре должны были поступить новые торпеды, а на базе Хикари, представлявшей собой частично законченный военно-морской арсенал, считавшийся крупнейшим на Востоке, можно было подготовить куда больше водителей. Уже будучи в Хикари, мы услышали об успехе группы «Кикусуи». Я очень грустил по Камибэппу, Кондо, Мураками и Уцуномии, которые погибли вместе с лодкой «1–37», не получив шанса нанести удар по врагу, но я изо всех сил сдерживал стоявшие в горле рыдания, повторяя часто произносимые японцами слова: «Сиката га най!» – «Ничего не поделаешь!». Судьба распорядилась так, чтобы нескольким водителям «кайтэнов» не суждено было достичь своих целей. Субмарины «1–36» и «1–47» вернулись в Куре 30 ноября, зайдя по пути на Оцудзиму. 2 декабря на борту «Цукусимару», флагмана 6-го флота, состоялось совещание, на котором обсуждались результаты атаки на атолле Улити. На совещании присутствовало более двухсот человек, в том числе высокопоставленные офицеры из Токио и ведущие эксперты Японии по подводной войне и тактике «кайтэнов». Совещание началось в 10.00 докладом капитана 3-го ранга Ориты. Многие из присутствовавших не смогли сдержать слез, когда он поведал о стойкости духа, проявленной Нисиной, Сато, Ватанабэ и Фукудой на каждом этапе миссии группы «Кикусуи». После этого началось обсуждение, а в заключение капитан 1-го ранга Гунити Сакамото из штаба 6-го флота подвел результаты. Он отметил, что с подводной лодки «1–47» наблюдались два гигантских столба огня, а с лодки «1–36» были слышны взрывы. Затем он нарисовал план атаки и курсы и скорости, которыми должен был следовать водитель каждого из пяти «кайтэнов». В заключение он продемонстрировал фотографии, сделанные разведывательным самолетом с базы Трук 23 ноября, то есть через три дня после проведения операции. – Основываясь на них, мы можем прийти к выводу, – сказал капитан 1-го ранга Сакамото, – что лейтенант Нисина, лейтенант Фукуда и младший лейтенант Иманиси потопили по авианосцу. Младшие лейтенанты Сато и Ватанабэ потопили каждый по линкору. После этих его слов совещание стало похоже на совершенный бедлам: все кричали от восторга, поздравляли друг друга и превозносили план «кайтэнов». Все то же самое повторилось на Оцудзиме, а затем на Хикари. На последней собралось около двухсот водителей «кайтэнов» и инструкторов, поскольку группа из Нары влилась в нашу группу. Три авианосца! И два линкора! Это заставит врага призадуматься! Я прочитал краткую молитву, вознося благодарность Небу за успех Нисины и всех остальных. Теперь «кайтэн» стал оружием, опробованным в деле. Он показал, на что способен. Если удача мне улыбнется, я тоже смогу нанести такой же удар по врагам моей страны. И я тоже смогу пустить на дно моря авианосец! Глава 4 МОЙ ПЕРВЫЙ ВЫХОД НА «КАЙТЭНЕ» Известия об успехе группы «Кикусуи» держали нас в восторженном состоянии несколько недель. Все мы рвались в бой, хотя и понимали, что пройдет еще довольно много времени, пока кого-нибудь из нас направят на задание. Часть водителей с Оцудзимы были полностью подготовлены к самостоятельным действиям. Мы были уверены, что именно они станут первыми. Это вскоре подтвердилось. На следующее задание группа «Конго» вышла с Оцудзимы. Эта операция была задумана как гораздо более масштабная атака, чем первая. В ней были задействованы шесть подводных лодок – «1–36», «1–47», «1–48», «1–53», «1–56» и «1–58». Им предстояло нести двадцать четыре «кайтэна», сам же план заключался в нанесении врагу одновременных ударов в различных точках его дислокации. После успеха, достигнутого на атолле Улити, по мнению наших стратегов, еще один успешный удар, нанесенный по врагу в один и тот же день в нескольких, удаленных друг от друга точках, должен был ошеломить врага и остановить его продвижение на время, достаточное, чтобы наш флот мог перевести дыхание. Тем временем наши военачальники смогли бы подготовиться к одному решающему сражению, что всегда было их заветным желанием. Согласно этому плану, группа «Конго» должна была нанести удары по врагу не менее чем в пяти различных точках. Капитан 3-го ранга Дзэндзи Орита, чья «1–47» столь успешно выполнила задание с группой «Кикусуи» на атолле Улити, должен был направиться в район Холландии на Новой Гвинее, где боевые действия разворачивались столь неудачно для Японии. Целью подводной лодки «1–56» под командованием капитана 3-го ранга Масахико Моринаги стали острова Адмиралтейства, расположенные к западу от Новой Британии, где, как предполагалось, американцы и австралийцы организовали большую якорную стоянку для своих кораблей. Как и «1–47», эта субмарина должна была нести четыре «кайтэна». Капитан 3-го ранга Ивао Тэрамото, имея на палубе четыре «кайтэна», должен был снова отвести свою «1–36» к атоллу Улити для повторной атаки по той же самой цели. Мишень, которая оставалась нетронутой в ходе миссии группы «Кикусуи» из-за того, что «1–37» была потоплена по дороге к ней, становилась целью подводной лодки «1–53» под командованием капитана 3-го ранга Сэйхати Тоёмасу. Ударную группу из четырех «кайтэнов», отправлявшихся с этой лодкой, должен был возглавлять младший лейтенант Хироси Кудзуми, выпускник Военно-морской академии. Капитан 3-го ранга Мотицура Хасимото, которому в недалеком будущем выпала судьба пустить на дно тяжелый крейсер США «Индианаполис» и стать необычным свидетелем на суде военного трибунала над его американским капитаном, командовал подводной лодкой «1–58». Она несла на своей палубе четыре «кайтэна», водителей которых возглавил младший лейтенант Сэйдзо Исикава, также выпускник Этадзимы. И шестую группу «кайтэнов» возглавил человек из Этадзимы, младший лейтенант Кэнтаро Ёсимото. Вместе с ним еще три человека шли на задание на подводной лодке «1–48» под командованием капитана 3-го ранга Дзэнсина Тоямы. Первые пять субмарин должны были нанести удар по своим целям 11 января 1945 года. Шестой же из них, «1–48», предстояло ошеломить неприятеля, нанеся по нему удар в атолле Улити, крупнейшей островной якорной стоянке на Тихом океане, девятью днями позже. Со времени операции группы «Кикусуи» произошло много событий. Враг захватил острова Миндоро из архипелага Филиппинских островов и, как предполагалось, базируясь на них, планировал совершить новый бросок, гораздо более протяженный, далее на север. С тех пор мы потеряли еще две весьма значимые для нас подводные лодки – «1–46» и «1–365». Наши пилоты-камикадзе на Филиппинах продолжали наносить значительный урон американскому флоту, но их усилия становились все менее и менее ощутимыми по мере того, как громадные стаи американских самолетов, взлетавших с авианосцев, наносили удары по Филиппинам, уничтожая наши самолеты на земле еще до того, как те успевали подняться в воздух. Тем временем вражеские подводные лодки спокойно крейсировали у наших побережий. Это происходило благодаря позиции Генерального штаба военно-морских сил, с самого начала войны недооценивавшего всю важность противолодочной обороны страны. Крупные удачи японского флота 1941-го и 1942 годов, когда наши подводные лодки обстреливали из орудий американское побережье, топили американские суда буквально в пределах видимости с берега и даже дважды подвергали бомбежке с самолетов объекты в штате Орегон, пропали втуне. Американцы стали уделять особое внимание охоте за подводными лодками, тогда как наши высшие военные руководители, наоборот, перестали этим заниматься. В результате наш подводный флот сошел на нет, тогда как у врага он стал куда мощнее, чем раньше. Из двадцати четырех «кайтэнов», с которыми вышла на задание группа «Конго», на врага были выпущены только четырнадцать торпед. Капитан 3-го ранга Орита лишний раз подтвердил свое исключительное мастерство, выпустив все четыре «кайтэна» в заливе Гумбольдта у Новой Гвинеи, уклонившись от встречи с эсминцем и патрульными самолетами уже на подходе к месту старта торпед. Четырем водителям «кайтэнов», лейтенантам Кавакубо и Харе и старшинам Мурамацу и Сато, удалось потопить каждому по одному крупному кораблю – свидетельством этого их подвига стали громадные столбы огня, наблюдавшиеся капитаном Оритой и его артиллерийским офицером спустя пятьдесят минут после старта первой из торпед. После атаки лодки «1–47» пришлось спешно уходить от погони, но несколько позже, когда она подвсплыла, ее радист слышал, как враг панически шлет в эфир сигналы «Вижу подлодки неприятеля!» всем находящимся поблизости кораблям. Капитан 3-го ранга Хасимото благополучно подошел к порту Апра на острове Гуам и выпустил все четыре «кайтэна». Ведомые лейтенантом Исикавой младший лейтенант Кудо и старшины Мори и Мицуэда чуть позже потопили авианосец эскорта и два больших транспортных судна. У островов Адмиралтейства капитан Моринага продемонстрировал все свое недюжинное искусство кораблевождения, незаметно подойдя на лодке «1–56», но затем у него начались неприятности. Противник весьма искусно поставил противолодочные сети, они оказались на довольно значительном расстоянии от того места, где корабли стояли на якорях, и были так удачно расположены, что «1–56» не могла преодолеть их. Капитан Моринага делал попытку за попыткой – субмарина едва не запуталась в сетях, – но в конце концов сдался и скомандовал отбой атаки. Водители его «кайтэнов», Какидзаки, Маэда, Фурукава и Ямагути, о которых я еще упомяну позже, надеялись, что капитан сможет найти другие цели для них, но были вынуждены вернуться, опечаленные, на базу. Но особенно не повезло подводной лодке «1–53». Капитан 3-го ранга Тоёмасу подтвердил высокий профессионализм наших командиров-подводников, незаметно выдвинувшись к точке в районе прохода Коссоль у Палау, где вражеское судоходство было весьма оживленным. Затем, когда он уже готов был выпустить торпеды, «кайтэн» младшего лейтенанта Кугэ не смог стартовать. Негодуя на неудачу, капитан выпустил «кайтэн» младшего лейтенанта Кудзуми, который по неизвестной причине взорвался, едва удалившись от подводной лодки-носителя. Последняя пара торпед стартовала вполне нормально. Младший лейтенант Ито и старшина Аримори чуть позже смогли потопить каждый по транспорту большого водоизмещения. Для капитана 3-го ранга Тэрамото неприятности начались с приближением к атоллу Улити. Подводная лодка «1–36» наткнулась на подводную отмель и застряла на ней, представляя собой завидную мишень для любого корабля, который ее обнаружит. Но капитан смог сняться с мели и благополучно выпустить все «кайтэны». Официальное заключение по итогам его действий гласит, что им были потоплены четыре корабля, в том числе линкор и танкер-заправщик. О подводной лодке «1–48» никаких вестей не было. Лишь несколько позже стало известно, что 22 января 1945 года она была потоплена американским эсминцем на подходе к атоллу Улити. Поскольку это произошло через два дня после предполагаемой даты ее атаки, то стало считаться, что все четыре «кайтэна» были выпущены и нашли свои цели. И снова 6-й флот решил предпринять атаку, хотя одна из ценных подводных лодок и была потеряна. На базе Хикари мы испытывали печаль по нашим товарищам, погибшим вместе с субмариной «1–48», не успев, как и на подлодке «1–37», нанести удар по врагу. Мне оставалось только молиться о том, чтобы, когда наступит мой черед, мне было бы даровано счастье сойтись лицом к лицу с врагом и отомстить ему за моих погибших товарищей. Все эти новости дошли до нас, разумеется, лишь в начале февраля. Тем временем я упорно занимался, мечтая о том моменте, когда начну подводные тренировки на своем собственном «кайтэне». Мы отбыли с Оцудзимы за четыре дня до того, как группа «Кикусуи» отправилась 20 ноября на первое задание, и с того самого момента мечтали быть отобранными для выполнения другой миссии. Но никто, разумеется, не мог рассчитывать на это до той поры, пока он не окажется в результате долгой подготовки способным такую миссию выполнить. К середине декабря мне стало казаться, что для меня такой шанс уже никогда так и не наступит. Я хотел бы вернуться снова на Оцудзиму. Там, по крайней мере, сама атмосфера базы была хоть какой-то компенсацией за то, что тебя пока еще не посылают на задание. Там редко кому доставалась добрая затрещина за то, что он сделал что-нибудь не так или что-то забыл. Мне представляется, это происходило потому, что большинство людей на Оцудзиме были моряками. Подобно подводникам во всем мире, они выработали свой собственный кодекс поведения. Офицеры всегда были предельно доброжелательны к унтер-офицерам, в особенности к тем, с кем они раньше служили, а сержанты и старшины, в свою очередь, дружелюбно относились к рядовым, отнюдь не подавляя тех. Они старались учить, но не властвовать над новенькими. И все они были по-доброму расположены к нам, прибывшим с Цутиуры. Вся база была – иначе это не назовешь – одним большим домом, в котором жила одна большая семья. Поэтому мы все впали в уныние, когда было объявлено, что часть из нас переводят на новую базу «кайтэнов», которая организуется на Хикари. Никто не жаждал отправиться туда, поэтому все надеялись быть оставленными на старой базе. Моему подразделению не повезло. Когда катер, на котором мы должны были отправиться туда, не смог появиться 15 октября, мы было воспрянули духом. Может быть, командование передумало? Увы, мы надеялись зря. Уже на следующее утро все сорок восемь из нас стояли на палубе катера, направляясь на новую базу, а через два часа выгружались на Хикари. И с первых же минут нам дали почувствовать, что представляет собой наше новое место службы. Сойдя на берег, мы разобрали свои пожитки, построились в две шеренги и неспешной походкой направились было к зданию штаба, когда по дороге нас перехватил офицер. – Что за выправка! – заорал он на нас. – Кругом! Вернитесь на пристань и пройдите как следует! Мы бегом вернулись обратно, снова выстроились в две шеренги и строевым шагом направились к штабу. – Так-то лучше! – удовлетворенно произнес офицер. – Надеюсь, урок пойдет вам впрок. С этой минуты, если вы сделаете что-то не по уставу, будете повторять снова и снова, пока не научитесь делать правильно! Однако следующие слова, которые мы услышали от него, заставили нас тут же позабыть то первое неприятное впечатление. – Вы уже получили достаточно основательную подготовку, – сказал он, – поэтому мы планируем допустить некоторых из вас к самостоятельным выходам в море. И сделаем это немедленно! Завтра же! А пока что устраивайтесь на новом месте. Я – старший лейтенант Кэйскэ Мията, являюсь заместителем начальника базы. Позднее вы увидите и других офицеров базы. Но еще больше нас впечатлили отведенные нам помещения. Их вполне можно было назвать превосходными. Комнаты оказались очень просторными, а меблировка просто потрясла нас. На Цутиуре мы спали в гамаках, а на Оцудзиме – на татами. Здесь же у нас были настоящие кровати западного типа. Нам предстояло жить не в стандартной казарме, а как будто в большом современном отеле со всеми удобствами. Может быть, жизнь на Хикари окажется, в конце концов, не столь уж мрачной! Тем же вечером был объявлен общий сбор, и нам представили наших новых командиров. Мы сразу почувствовали себя более спокойно. Речи, сказанные этими офицерами, ничем не отличались от тех, что нам уже приходилось и раньше слышать много раз, поэтому они не произвели на нас большого впечатления. Кроме того, мы начали понимать, что наша интенсивная подготовка на Оцудзиме сделала свое дело – мы уже знали «кайтэны» не хуже людей, стоявших сейчас перед нами. В нас начинало формироваться чувство превосходства, и первая резкая встреча с лейтенантом стала постепенно забываться. Слушая вполуха давно набившие оскомину речи, мы думали только о предстоящем ужине. За время дороги на базу мы все сильно проголодались. Но под конец этого мероприятия мы здорово повеселились. Один из последних выступавших перед нами офицеров вышел вперед, держа в руке короткий стек. Он указал этим стеком на нас и произнес намеренно низким, идущим из самого нутра голосом: – Я – младший лейтенант Мамору Миёси! Здесь все меня называют Миёси Сэйкай Нюдо! Никто из нас не смог удержаться от смеха. Этот человечек с совершенно детским личиком присвоил себе известное всем из нашей истории имя, имя сильнейшего человека, создателя одного из самых популярных в Японии видов спорта – национальной борьбы сумо. Этот худощавый офицер, сто шестьдесят восемь сантиметров роста, стоявший сейчас перед нами и претендовавший на то, чтобы выглядеть более сильным и солидным, чем он есть на самом деле, представлял собой воистину комическое зрелище. На следующий день мы все с горящими от оптимизма глазами принялись за работу. На базе Хикари имелось уже семьдесят «кайтэнов» и, хотя всего курсантов было более двухсот человек, мы, прибывшие с Цутиуры, чувствовали, что нам вскоре предстоит выйти в залив на настоящих торпедах. Примерно половина из этих двухсот курсантов совсем недавно прибыли из Нары, мы же, безусловно, были подготовлены гораздо лучше них. И хотя я еще не выходил на «кайтэне» в море, даже в качестве «пассажира», мои шансы выглядели достаточно хорошо. Если пока отбросить этих сто человек с Нары, получалось семьдесят «кайтэнов» на сотню курсантов. «Ждать осталось уже недолго», – твердили мы друг другу. Но выйти в море в этот же день не получилось. Несмотря на то что имелось около шести дюжин «кайтэнов», ежедневно в море могли выходить только около двенадцати курсантов, человек шесть в первой половине дня, а остальные – во второй. Причина крылась в нехватке техников, обслуживавших торпеды. На базе имелось только примерно сорок пять технических специалистов, имевших опыт обслуживания торпед модели 93 и «кайтэнов». «Кайтэны» были новейшим оружием, и требовались усилия команды из семи техников, чтобы проверить и подготовить каждую из торпед к учебному выходу в море, а после выхода снова проверить ее и заправить жидким кислородом. Этот процесс занимал от четырех до пяти часов, считая с того момента, как «кайтэн» снимали с колодок, на которых он покоился на складе, и до того, как он снова оказывался там. Нас снова охватило уныние. Похоже было на то, что корабли врага успеют задымить во Внутреннем море Японии, прежде чем мы сможем нанести по ним удар. Свою роль в снижении темпов нашей подготовки сыграли и американские подводные лодки. К этому моменту они потопили сотни наших судов, в том числе и много танкеров, которые доставляли сырую нефть из Голландской Ост-Индии в Японию. Каждый «кайтэн», выходивший в залив, сопровождался скоростным торпедным катером, аналогичным американскому катеру серии РТ. Моторы этих быстроходных катеров работали на высокооктановом бензине, который становилось все труднее и труднее доставать. Наши офицеры не уставали напоминать нам, что по всей Японии люди, даже военные, все больше и больше переходят на гужевой и газогенераторный транспорт. – Извлекайте максимум пользы из каждой минуты, проведенной в воде, – говорили они. – Наши торпедные катера не могут крейсировать неограниченно долго. В наши дни каждая капля высокооктанового бензина столь же драгоценна, как и капля человеческой крови! И вот при всем при том вечером 22 декабря на доске приказов я увидел свое имя в списке назначенных на выход в море на следующий день. Не веря своим глазам, я вчитался в текст приказа. Нет, все правильно: главный корабельный старшина Ютака Ёкота, «кайтэн» номер 27, выход назначен на утро следующего дня. Пришло, наконец, время и для меня! Это первое испытание в море выявит, смогу ли я управлять боевым оружием. И если я выдержу его, меня допустят к дальнейшей подготовке, а потом, возможно, и назначат на задание. Сломя голову я помчался в свою комнату поделиться новостями с моим лучшим другом, главным корабельным старшиной Ёсихито Ядзаки. Свой первый выход на «кайтэне» он совершил только вчера. Я засыпал его вопросами, так что он в конце концов поднял руки, сдаваясь. – Да успокойся ты, Ютака, – остановил он поток моих вопросов. – Тебе вряд ли стоит меня так расспрашивать. Каждый из нас должен сам почувствовать «кайтэн». И все «кайтэны» хоть немного отличаются один от другого по своим свойствам. Так что ты должен сам все это освоить. Здесь я тебе не помощник. Но он все же помог мне тем, что набросал на бумаге схему, которую я мог использовать для ориентировки под водой. На ней я отметил все курсовые углы, скорости и, самое главное, время в секундах, то есть обозначил свой путь на каждом отрезке своего маршрута. Шел уже двенадцатый час ночи, когда мы стали укладываться спать. Раздеваясь, Ядзаки приостановился и произнес: – Не оплошай завтра, Ютака. Если все пройдет нормально, тебя допустят к дальнейшему. Здесь любят тех, кто лихо носится на своем «коне». – Сказав это, он лег и сразу же уснул. Но мне не спалось. Я продолжал прокручивать в мозгу все те вопросы, о которых следовало позаботиться. Не села ли батарейка в моем карманном фонарике? Я не мог позволить себе остаться без запасного освещения, если бы вдруг вырубилось электричество в моей кабине. А мой секундомер? Как давно я проверял его на точность хода? Если он подведет меня, я могу врезаться в скалу или пойди на дно как камень. И вся моя предыдущая подготовка пропадет впустую. Затем я подумал о своем завещании. Вдруг завтра под водой со мной что-нибудь случится? Я хотел бы оставить хоть несколько слов. Так что надо будет захватить с собой карандаш и бумагу. Все эти мысли и множество других крутились у меня в голове, не давая заснуть. Не в силах лежать в кровати, я встал и начал разбирать свои пожитки. Будет нехорошо, если кто-то станет копаться в них перед отправкой на родину и обнаружит беспорядок. Я заглянул в свою тумбочку, и то, что я там увидел, заставило меня ужаснуться. Все ее верхнее отделение было забито грязным бельем и одеждой, являя собой в высшей степени отвратительное зрелище. Что же случилось с всегда щеголеватым курсантом летного училища Ёкотой с Цутиуры? В летном училище от меня, как и от всех других, требовали, чтобы мы хранили каждый предмет нашей одежды на раз и навсегда определенном для него месте. Каждый вечер я стирал все испачкавшееся за день, так что мои личные вещи на следующий день могли пройти самую тщательную инспекцию. Но в расслабляющей атмосфере Оцудзимы я явно забросил старые привычки. Ну и неряхой же я стал! Я отобрал грязные вещи, чтобы пойти их постирать. Старшина Одзава, разбуженный моей возней, сердито выглянул из-под одеяла. – Что ты там затеял, Ёкота? – свирепым шепотом спросил он, старясь не разбудить остальных. – Мне кажется, тебе завтра утром надо выходить в море? Марш спать! Тебе надо отдохнуть. – Никак не могу заснуть, Одзава, – ответил я. – Послушай, можешь выручить меня? Если завтра со мной что-нибудь случится, разбери, пожалуйста, мои вещи. То, что вам понравится, возьмите себе. Но там есть четыре или пять грязных фундоси. Так заверни их во что-нибудь и выброси, чтобы я не опозорился перед всеми. Представив себе, что он выбрасывает мои фундоси, то есть набедренные повязки, Одзава расхохотался так, что едва ли не перебудил всех остальных. – Да не волнуйся ты так! – отсмеявшись, сказал он. – Тебе ведь предстоит пройти четыре или пять миль по заливу. Ничего с тобой не случится! С этими словами он снова нырнул с головой под одеяло, а я остался стоять, чувствуя себя дурак-дураком. В конце концов я плюнул на все, снова засунул вещи в тумбочку и тоже нырнул в постель. На следующее утро, сразу после завтрака, я бросился в эллинг с «кайтэнами», находившийся недалеко от уреза воды. Вот и мой номер 27 покоится на двух опорах. Рядом с ним я нашел и Ивао Китагаву, старшего техника, начальника технической службы. – Вы выходите сегодня на нем? – спросил он меня. – Так точно! – ответил я, вытягиваясь по стойке «смирно». – Вам с ним повезло, – сказал техник. – Двигатель в отличном состоянии. Хотя все же не помешает быть поосторожнее. Всегда с ними одна и та же беда, пока не разработаются. Клапаны несколько туговаты. – И насколько они туги? – спросил я. Тугие клапаны для меня означали то, что при управлении торпедой придется прикладывать большие усилия на рычаги. – Да в общем-то ничего страшного, – успокаивающе улыбнулся он мне. – Думаю, вы сможете с ним справиться без особых проблем. Главное, не волнуйтесь. А сейчас садитесь и осмотритесь. Мой «кайтэн»! Я быстро поднялся по приставной лесенке и через верхний люк опустился на место водителя. Этот же люк использовался для покидания торпеды, что было предусмотрено в соответствии с распоряжением Генерального штаба военно-морских сил. Но никто из нас никогда даже в разговорах не касался этого вопроса. Каждый намеревался оставаться в торпеде вплоть до попадания в цель. Вокруг сиденья блестели и сверкали новенькие рычаги управления. Освещение работало безупречно, но везде виднелись следы тавота – механики не пожалели его на смазку. Рычаги ходили туговато, но я понял, что для тридцатиминутного маршрута «кайтэн» находится во вполне удовлетворительном состоянии. Теперь я должен был доложить командиру базы. Я выбрался из отсека, сказал старшему технику, что я удовлетворен осмотром, и отправился искать командира. Он стоял на ступенях здания штаба. – Разрешите доложить! – отрапортовал я. – Главстаршина Ёкота готов к тренировочному выходу на «кайтэне» номер 27! Район действия – номер 1! Скорость не более двадцати узлов! Продолжительность выхода тридцать минут! Цель – отработка погружения, всплытия и ориентирования под водой! Выход назначен на 8.30! – Ваш первый выход? – спросил он. – Так точно! – Видимость сегодня не очень хорошая, – предупредил он, – так что будьте очень внимательны при всплытии. «Кайтэн» проверили? – Так точно! – Кто вас сопровождает? – Торпедный катер номер 220, сэр! Командует лейтенант Цубои! – Отлично. Действуйте! Вернувшись к эллингу с торпедами, я обвел взглядом поверхность бухты. Командир был прав относительно видимости. Над водой висел довольно плотный туман. Может быть, когда солнце поднимется повыше, он развеется? Волнения на воде не было – что идеально подходило для «кайтэна». Но от воды тянуло промозглым холодом. И это снова заставило меня вернуться к мыслям о моей возможной неудаче во время выхода. Не хотелось бы покидать торпеду в такой холодной воде. Техники выкатили мой «кайтэн» из эллинга на пирс, и с этого момента все мое внимание было сосредоточено на нем. Лагом к пирсу стоял торпедный катер 220-й, ожидая, когда мой «кайтэн» спустят на воду. Я снова забрался через верхний люк и ощутил мгновенный приступ страха, когда люк над моей головой закрылся. Включив свет, я снова окинул взглядом все циферблаты и приборы управления, а затем занялся перископом. Изобретатели «кайтэна» предусмотрели совсем незначительное пространство для его водителя. Даже мне, не очень крупному человеку, было трудно поворачиваться в тесноте отсека. Прямо перед лицом находился монокуляр перископа и две его рукояти. Справа от меня располагалась рукоять для подъема и опускания перископа. Справа вверху имелся рычаг скорости, регулирующий подачу кислорода в мощный двигатель, работавший в отсеке у меня за спиной. Опустив другой рычаг, я включал стартер и открывал кран подачи горючего. Вверху слева от моей головы имелся рычаг для изменения угла наклона горизонтальных рулей моего оружия. Отклоняя их в ту или другую сторону на больший или меньший угол, я мог изменять скорость погружения или всплытия. Слева от меня внизу, у самой палубы, находился вентиль клапана для впуска забортной воды в балластную цистерну. Это было предусмотрено для стабилизации веса «кайтэна» по мере расходования кислорода, используемого в качестве окислителя. Справа от меня располагался руль направления. Во время выполнения задания прикосновение его станет моим последним ощущением – его я буду сжимать в руке, направляя торпеду прямо в борт вражеского корабля. Человеку, которому суждено управлять «кайтэном», надо было бы иметь шесть рук. И примерно столько же глаз, чтобы следить за всеми приборами на пульте управления. На нем располагались циферблаты гирокомпаса, часов, глубиномера, указателя расхода горючего и манометр, показывающий давление кислорода. Все эти параметры надо было постоянно отслеживать, а находившийся здесь же перископ так и норовил ударить вас по голове, если вы чересчур резко развернулись или врезались в какой-нибудь подводный объект. Недаром так много курсантов на базе Хикари постоянно красовались с забинтованной головой. Ожидая, покуда кран снимет «кайтэн» со мной с транспортной тележки, я принялся мурлыкать себе под нос что-то мало мелодичное. Но это все же помогло мне справиться с волнением, к тому же снаружи меня никто не мог услышать. Я понял, что нашел прекрасный способ снять предстартовое напряжение. Вскоре я почувствовал, что «кайтэн» подняли в воздух. Ощутил я и тот момент, когда его опустили в воду. Стали слышны удары волн по его бортам. Я также слышал скрип тросов, которыми мое оружие найтовили к борту торпедного катера № 220. Затем у меня над головой прозвучали три удара по корпусу. Это мои товарищи спрашивали, все ли у меня в порядке. Я ответил им тоже тремя ударами, подтверждая, что все нормально. Вслед за этим сквозь металл бортов проникла вибрация – торпедный катер запустил моторы, и мы двинулись на просторы залива. Вскоре катер уже вышел на исходную точку моего старта. Снова несколько стуков по корпусу – мне давали знать, что через десять секунд я должен стартовать. Медленно досчитав до десяти, я глубоко вздохнул и, нашарив рукой рукоять стартера, повернул его вниз. Я вышел на маршрут! В этом своем первом выходе я должен был отработать погружение и всплытие, а также движение под водой. Итак, насладившись несколько секунд скольжением по поверхности воды, я вспомнил о столь драгоценном высокооктановом бензине и принялся за работу. Переложил горизонтальные рули на минус четыре градуса и стал погружаться, следя за глубиномером. Тридцать футов… сорок пять… шестьдесят футов! «Слишком быстро, Ёкота», – сказал я сам себе и стал выравнивать торпеду. Все рычаги ходили довольно туго. Они либо вообще не хотели поддаваться моему нажиму, либо срабатывали чересчур сильно, когда я давил на них изо всех сил. В конце концов мне удалось выровнять «кайтэн» на семидесяти пяти футах, хотя и с большим трудом. Слава богу, сказал я про себя! Еще футов пятнадцать, и я бы врезался в илистое дно залива. Но теперь, поскольку я переложил рули слишком интенсивно, мой «кайтэн» шел к поверхности под углом три градуса. Горизонтальные рули ходили туго, и я не мог установить их на нулевой угол. Со стыдом я увидел показания глубиномера – торпеда уже была на поверхности моря. Наверное, моряки на катере тоже увидели ее и теперь хохочут надо мной. По заданию же я должен был идти под водой на глубине не более пятнадцати футов, опускаясь чуть ниже этой глубины и вновь поднимаясь к ней. Я взглянул на секундомер, который был у меня при себе, затем на картушку компаса. Кроме прочего, мне следовало выдерживать определенный курс и скорость, поскольку я должен был выйти в море и вернуться к месту моего старта через определенное время. Убедившись, что я держу упрямый «кайтэн» на требуемом курсе, я снова погрузился и затем всплыл. На этот раз мне удалось остановить погружение на пятнадцати футах и вести мою торпеду на этом уровне. Именно на такой глубине «кайтэну» предстояло идти на врага, чтобы поразить его в самое уязвимое место, то есть ниже ватерлинии. Убедившись, что мне удалось удерживать «кайтэн» на глубине пятнадцати футов, я решил поднять перископ, чтобы осмотреться. Это оказалось тоже не просто сделать, и мне пришлось приложить все силы, чтобы поднять его. К тому времени, как мне удалось справиться с ним, беглый взгляд, брошенный мной на глубиномер, сказал мне, что «кайтэн» идет уже на глубине шести футов. Меня снова выбросило на поверхность моря! На коленях у меня лежало полотенце. Я весь обливался потом, он заливал мне глаза. Вытерев полотенцем лицо, я принялся успокаивать себя. «Успокойся, Ёкота! – сердито повторял я. – Ты волнуешься, поэтому и делаешь все не так. Если это будет продолжаться, тебе не светит стать водителем „кайтэна“. Тебя больше даже близко не подпустят к нему!» Мне все же удалось немного успокоиться и сосредоточиться на управлении торпедой. Этому помог и взгляд, брошенный мной через перископ. Остров Усидзима, находившийся у выхода из залива, просматривался слева от меня, градусах в двадцати по курсу. Если я буду продолжать идти этим курсом до тех пор, пока самая высокая точка этого острова не окажется точно на траверзе слева от меня, я достигну нужной точки, исходя из которой мне надо описать широкую дугу, чтобы лечь на обратный курс. «Ну уж на этот-то раз я сделаю все правильно», – сказал я себе. Я снова погрузился под воду. Рычаги ходили теперь чуть свободнее, и я смог спокойно уйти на тридцать шесть футов. Затем подвсплыл до пятнадцати футов, стандартной глубины подводного хода. С этой глубины водитель может на краткий миг поднять перископ над водой, чтобы быстро сориентироваться. Теоретически каждая субмарина-носитель может положением своего корпуса задать «кайтэну» требуемый курс, а пилоту останется только выдерживать его строго по компасу. Офицеры в центральном посту лодки в состоянии даже рассчитать для каждого водителя все данные для атаки. Если противник идет определенным курсом относительно субмарины, ее офицеры могут сделать быстрый расчет для «кайтэна», что поможет ему перехватить врага. Водителю достаточно, например, услышать следующее: «Следуйте курсом тридцать градусов при отходе от лодки. Идите на скорости 25 узлов в течение двенадцати минут и тридцати секунд». Если расчет будет правильным и водитель выдержит эти параметры, то, подняв перископ, он увидит врага прямо перед собой и окажется в четырех-пяти сотнях метров от него. Затем ему останется только дать полный ход 40 узлов, направляя торпеду врагу под ватерлинию. Я погрузился, подвсплыл, погрузился, снова подвсплыл, и настроение мое несколько улучшилось: «кайтэн» меня слушался. Я подумал, как было бы здорово испытать движение на полной скорости. Я чуть-чуть увеличил подачу кислорода, и двигатель тут же взревел у меня за спиной. Я увеличил подачу кислорода еще больше. И еще! Рев мотора заставлял вибрировать каждую жилку моего тела. Восхитительное чувство! Прошло тридцать секунд после моего последнего погружения, и я поднял перископ, чтобы проверить свое положение относительно острова Усидзима. Он должен был находиться теперь слева под прямым углом к моему курсу. Я припал к окуляру перископа. Ничего, кроме морских волн! Я повернул перископ левее и еще левее. По-прежнему ничего! Должно быть, я намного дальше Усидзимы. Я промахнулся и прошел мимо точки поворота! Я тут же снова ушел под воду и стал описывать циркуляцию влево под углом девяносто градусов, внимательно следя за показаниями компаса. Уже описав примерно половину дуги, я внезапно кое-что вспомнил. Младший лейтенант Цубои хотел, чтобы я был очень внимателен именно с этим «кайтэном». Он велел мне точно заметить время циркуляции на сто восемьдесят градусов при скорости 15 узлов, делая поворот влево, а я забыл его слова. Меня охватила паника. Что он сделает со мной, когда я скажу ему, что забыл заметить время начала поворота? Тут мне в голову пришла одна мысль. Я замечу время, за которое совершу вторую половину циркуляции, затем умножу это время на два и доложу эту цифру ему. Вряд ли он поймет правду. Во всяком случае, так будет лучше, чем если бы я вообще не доложил ему ничего. Я взглянул на секундную стрелку моих часов, чтобы засечь время начала поворота, и почувствовал, как вокруг меня рушится весь мир. По какой-то неизвестной мне причине часы остановились. Теперь я вообще не мог сообщить Цубои никаких данных. Единственное, что мне оставалось делать, – это выдерживать мой новый курс и отсчитывать секунды про себя. Немного погодя я всплыву на поверхность и надеюсь, что все же попаду туда, откуда и стартовал. Так я и поступил. Всплыв, я установил рукоять стартера в нулевое положение. При этом двигатель должен был выключиться. Но он продолжал работать! Я совершенно не понимал, что мне в этом случае делать, поэтому стал перекрывать вентиль на трубопроводе подачи окислителя. Когда он будет затянут, двигатель должен прекратить работу из-за отсутствия кислорода. Вентиль, который работал так четко, когда я крутил его, посылая «кайтэн» все быстрее и быстрее вперед, теперь выбрал самый неподходящий момент и отказался подчиняться мне. Мне потребовалось напрячь все силы до последней капли, чтобы перекрыть его, и, сделав это, я, обессилев, обмяк на своем сиденье. В этот момент я услышал два громких орудийных выстрела. Предупредительный сигнал! Меня снова охватил страх. Сопровождавший меня торпедный катер должен был сделать два выстрела, если бы курс идущего вслепую «кайтэна» вел к опасности. Что на этот раз я сделал не так? Быстро подняв перископ, я припал было к его окуляру и тут же отшатнулся. В поле его зрения были одни только скалы! Впереди, всего только футах в пятнадцати, был волнолом бухты Хикари. Я вот-вот должен был в него врезаться. Мой «кайтэн» точно не выдержит столкновения или, по крайней мере, даст течь. И тогда я утону, захлебнувшись, пока кто-нибудь успеет оказать мне помощь. Закрыв глаза, я стал ждать хруста рвущегося металла, даже не подумав о том, чтобы использовать верхний люк для спасения. Но вместо оглушительного удара последовал только очень мягкий толчок. Перекрыв трубопровод горючего и выключив подачу кислорода, я, вполне возможно, спас себе жизнь. Удача, одна только удача хранила меня. Болтаясь на волнах без движения, я совершенно не представлял себе, где я оказался, поднявшись на поверхность. Я откинулся на сиденье, чувствуя, как мой «кайтэн» качается на волнах, разбивающихся о волнолом. Вскоре стал слышен двигатель подошедшего торпедного катера, затем голоса людей, спустившихся на «кайтэн», и, наконец, скрип тросов, которые они заводили под торпеду, чтобы принайтовить ее к борту катера. Услышав толчок о борт торпедного катера № 220, я открыл верхний люк, выбрался из кокпита и поднялся на палубу. Младший лейтенант Цубои уже поджидал меня. Подходя к нему для доклада, я заметил, что лицо его сведено гримасой, но решил все же попытаться выкрутиться. – Разрешите доложить, господин младший лейтенант, – произнес я. – Первый тренировочный выход закончен. Техника работала нормально. Может быть, он вообще ничего не заметил, подумал я про себя. Отдав честь, я уже начал было поворот кругом. – Отставить! – скомандовал он. Я снова повернулся лицом к нему, придав лицу выражение абсолютной невинности. – Да, господин младший лейтенант, – сказал я. – Слушаю вас, господин младший лейтенант. – Что вы должны были сделать во время своего тренировочного выхода, старшина Ёкота? – спросил он, почти не разжимая сведенных судорогой зубов. – Двигаться на заданной для атаки глубине, господин младший лейтенант. Не дать противнику обнаружить себя. – В самом деле? А что вы сделали? Изображали из себя играющего дельфина? Неужели решили, что сможете таким образом очаровать врага? Да он немедленно потопит вас огнем орудий! Возразить было нечего, и я молчал, потупив глаза. Все мои кульбиты были видны как на ладони. Теперь мне оставалось только выслушать те слова, с которыми я буду выставлен с курсов подготовки водителей «кайтэнов». Но тут, неожиданно для меня, голос лейтенанта Цубои смягчился. – Поскольку это был ваш первый выход, – произнес он, – вы, вероятно, нервничали. Так и быть, я закрою на это глаза. Но помните, только на этот раз! Вы слишком далеко уклонились от намеченного курса, и вам здорово повезло, что вы смогли остановиться. Иначе бы вас уже не было в живых, а у нас стало бы на один «кайтэн» меньше. Отходя от него, я благодарил Небо, спасшее меня. Когда я разогнал торпеду под водой, просто чтобы испытать восторг движения, я не смог удержать свое оружие на курсе. Затем, всплыв на поверхность, я направил «кайтэн» прямо на волнолом, вместо того чтобы пройти рядом с ним. Теперь я мечтал только о том, чтобы оказаться у себя в комнате. Полчаса, проведенные в «кайтэне», вытянули из меня всю жизненную энергию. Все мышцы болели, нервы были напряжены так, что едва не лопались. Добредя до казармы, я бросился на свою кровать и зарылся лицом в подушку, надеясь, что найдется добрая душа, которая позовет меня на ужин. Никогда больше я не позволю себе так небрежно обращаться с «кайтэном»! За свою глупость я вполне заслуживал, чтобы меня с треском выгнали с базы Хикари. Если это произойдет, то мне останется только тайком, крадучись, вернуться на Цутиуру, где товарищи будут судачить обо мне у меня за спиной. Глава 5 НЕЗАСЛУЖЕННОЕ НАКАЗАНИЕ И СЛАДКАЯ МЕСТЬ Вечером того же дня мы все сидели в своей казарме. Кое-кто играл в шахматы, другие лакомились сластями, которые всегда можно было купить в буфете, несколько человек курили сигареты, что в те времена в Японии могли позволить себе лишь немногие. Двое-трое наслаждались другой роскошью – парились в бане, но большинство, как всегда, говорили о «кайтэнах». Я был в центре внимания одной из таких групп, поскольку сегодня мне довелось впервые совершить на нем самостоятельный выход, и я снова и снова пересказывал все свои перипетии по мере того, как к нашей группе присоединялись новые и новые слушатели. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (http://www.litres.ru/utaka-ekota/submariny-samoubiycy-sekretnoe-oruzhie-imperatorskogo-flota-yaponii-1944-1947/) на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. notes Примечания 1 Сайпан – остров вулканического происхождения в Тихом океане, в числе Марианских островов. 2 Рабаул – главный город и морской порт на острове Новая Британия, в архипелаге Бисмарка, в настоящее время входит в состав Папуа – Новая Гвинея. 3 Безумец (яп.). 4 Ямато – древнее название Японии. «Дух Ямато» – истинно японский дух. 5 Мидуэй – коралловый атолл в Тихом океане, в северо-западной группе Гавайских островов. Во время Второй мировой войны 1939–1945 гг. в районе Мидуэя 4–6 июня 1942 г. произошло сражение между японским ударным соединением (11 линкоров, 6 авианосцев с 293 самолетами, 16 крейсеров, 53 эсминца и др.), пытавшимся захватить оперативную базу США, и американским флотом (3 авианосца с 243 самолетами, 8 крейсеров, 14 эсминцев). В боях с американской авианосной авиацией японцы потеряли 4 авианосца, 1 крейсер и 253 самолета и были вынуждены отступить. В результате японский флот утратил свое превосходство в авианосцах. Американцы потеряли 1 авианосец, 1 эсминец и 150 самолетов. 6 Ямамото Исороку (1884–1943) – японский адмирал. Окончил Морскую академию (1904) и Военно-морской штабной колледж (1916). Участвовал в Русско-японской войне 1904–1905 гг. В 1936–1939 гг. заместитель морского министра. С 1939 г. командовал Соединенным флотом. Выступал за экспансию в Юго-Восточную Азию и на Тихом океане, был одним из вдохновителей и организаторов развязывания Второй мировой войны на Тихом океане. В 1941–1943 гг. руководил морскими операциями начиная с нападения на Пёрл-Харбор. Во время сражения на Соломоновых островах самолет Ямамото, летевший на о. Бугенвиль, был сбит американской авиацией, которая получила информацию о его вылете. 7 На момент написания книги, вышедшей в 1962 г. 8 Палау – архипелаг в Тихом океане в группе Каролинских островов. Площадь около 490 км . 9 Лейте – остров в Филиппинском архипелаге. 10 Кублай-хан – в русскоязычной литературе Хубилай (1215–1294), пятый монгольский великий хан (с 1260 г.), внук Чингисхана. 11 Эдо – название Токио до 1868 г.