Дикая Охота: Легенда о Всадниках

Рядом с ним маску снял молодой человек с каштановыми, вьющимися непослушными прядями волосами. Они были коротко стрижены по бокам, но длиннее на макушке. Его глаза, серо-голубые, как дымка над водой, были задумчивыми, он избегал прямого взгляда, сосредоточенно вертя в длинных, ловких пальцах какой-то маленький, гладкий камешек. Тихий охотник. Он казался погружённым в себя или отстранённым от происходящего.

– Зориэн, – пробормотал он, скорее в сторону своего камня, чем в мою.

И последним, на другом фланге от Каэлиона, маску снял тот, кого назвали Люциан. Его лицо было утончённым, аристократичным, с безупречными, высокими скулами и прямым носом. Но самое жуткое были его волосы и глаза. Волосы – длинные, белоснежные, не просто седые, а альбиносные, ниспадающие тяжёлыми, прямыми прядями до самого пояса, сливаясь с бледностью его кожи. А глаза… Они были открыты, но пусты. Серые, безжизненные, матовые, как у статуи, а на его веках – два бледных шрама. Он был слеп. Но когда его «взгляд» скользнул по мне, я почувствовала, как по спине пробежал ледяной холодок. Он «видел» меня. Не глазами. Чем-то иным. Его белые глазницы, казалось, сканировали мою душу, читая мой страх, мою ярость, моё смятение и все мои миллионы вопросов.

– Люциан, – прошептал он.

Я стояла, не в силах пошевелиться, переваривая этот шок. Они все были людьми. Разными. Красивыми, сильными, живыми. У каждого было своё лицо, свой взгляд, своя, угадывающаяся за маской профессионализма, личность. Как же тогда они могли быть теми самыми чудовищами? Как эти глаза, полные озорства, спокойной мудрости или отрешённости, могли безучастно взирать на ужас, который они сеяли? Против таких… против таких обычных, в каком-то смысле, людей… мы, моя деревня, весь мой мир, не смогли найти управы? В моей голове, словно рой разъярённых ос, кружились миллионы вопросов. Что значит «неминуемая смерть»? Убьют меня сейчас? Или позже? Что они сделали с Йеном? Что такое «Утвалг»? Где я? Что это за мир – Гримфаль?

– Так что, капитан? – нарушил молчание тот из близнецов, что представился Разиэлем. – Будем с ней делать? Тащить с собой?

Каэлион, всё ещё сжимая в руке снятую маску, смотрел на меня. Его серые глаза анализировали, взвешивали, оценивали меня как проблему, как неучтённую переменную в своём безупречном уравнении.

– Ладно, – наконец произнёс он, и в его голосе прозвучала лёгкая, раздражённая уступка. – Берите её. И ведите в особняк. В подвал. Пусть посидит, подумает.

Те двое, что до этого подняли и уложили поперёк седла другого коня бездыханное тело Гаррета – видимо, они и были близнецами, – переглянулись.

– Тогда с вашего разрешения, капитан, мы доставим Утвалга, – сказал Сариэль, уже поворачивая своего коня.

– И накормим его ужином? – тут же вставил Разиэль. – С моим фирменным соусом?

– Он без сознания, идиот.

– А когда очнётся? Проголодается.

Каэлион молча, но с такой силой, что воздух, казалось, затрещал, кивнул. Близнецы, словно испаряясь, развернули своих коней и стремительной рысью поскакали вглубь леса, в сторону, где сквозь тёмные, спутанные ветви деревьев угадывались смутные, грозные очертания большого, тёмного здания. Когда они исчезли, круг разомкнулся, и я наконец увидела, где нахожусь.

Мы стояли на опушке леса. Самого обычного хвойного леса, пахнущего влажной землёй, хвоей и грибами. Небо было затянуто плотными, серыми, осенними тучами, воздух был холодным, влажным, но тем же самым, что и в моём мире. Ничего фантастического. Та же трава, те же сосны, тот же ветер, шелестящий высохшей листвой. Лишь вдали, на пригорке, возвышался мрачный, готический особняк из тёмного камня, не похожий ни на одно строение в моей деревне, с остроконечными шпилями и узкими, словно бойницы, окнами.

– Мы… мы точно в другом мире? – не удержалась я, и в моём голосе снова, предательски, зазвучала надежда. Слабая, глупая, но надежда. – Здесь всё… такое же. Может, вы меня обманываете? Может, мы никуда не уходили? Может, это просто глухой лес за нашими горами?

Люциан, уже слезая с лошади, фыркнул. Его слепое лицо было обращено ко мне.

– Наш мир такой же, как и твой, девочка. Похож, как брат-близнец. Кроме одного отличия.

– Какого? – тут же жадно выдохнула я.

– Увидишь сама, – уклончиво ответил он, подходя ко мне. Его движения были плавными и выверенными, он не спотыкался о корни и не озирался. Он знал этот лес так, как я знала свою комнату. – Если, конечно, доживёшь. А теперь садись. Поедем.

– Нет! – отпрянула я, натыкаясь на круп лошади Джаэля. Тёплое, живое животное фыркнуло, и я вздрогнула. – Я никуда с вами не поеду! Куда? Зачем? В этот ваш особняк? В подвал? Нет!

Каэлион, всё это время наблюдавший за мной, сделал шаг вперёд. Он был так близко, что я чувствовала исходящий от него холод.

– Ты, по своей глупой, детской воле попав в Гримфаль, теперь играешь по нашим правилам, – его голос снова стал низким и стальным. – Если будешь слушаться, не будешь кричать и вырываться, возможно, я не вышвырну тебя обратно в портал в твой «родной» мир прямо сейчас.

– Почему нет? – взмолилась я, и слёзы наконец потекли по моим грязным щекам, смешиваясь с потом и кровью. – Я же хочу назад! Я просто хочу забрать брата и уйти! Отпустите нас!

– Ты больше никогда не вернёшься домой, – его слова падали, как отполированные, ледяные глыбы, замуровывая меня заживо. – Если я открою портал, и ты шагнёшь в него, твоё тело, твоя душа, не выдержат обратного перехода. Ты сгоришь заживо, превратишься в прах, не успев сделать и шага по своей «родной» земле. Пойми раз и навсегда: ты совершила ошибку, погнавшись за ДИКОЙ ОХОТОЙ. Обратной дороги из Гримфаля нет. С этой минуты ты обречена. Ты – никто. Ты – пыль. Твоя прежняя жизнь закончилась в тот миг, когда ты вцепилась в плащ Люциана.

– Но вы же говорили о смерти! – выдохнула я, чувствуя, как меня охватывает чёрная, удушающая паника, страшнее любой боли. – Вы сказали – «неминуемая смерть»!

Каэлион посмотрел на меня с тем же безжалостным спокойствием. Его серые глаза были пусты.

– Это и есть смерть. Смерть всего, что ты знала. Смерть твоего прошлого. Смерть надежды. Смерть будущего. А сейчас… добро пожаловать в конец твоего пути.

Его слова повисли в холодном, осеннем воздухе, став окончательным приговором. Круг замкнулся. В прямом и переносном смысле. Позади были отчаянный прыжок, боль, ужас и шок от открытия. Впереди – лишь мрачный особняк на холме, семеро прекрасных и чудовищных незнакомцев с человеческими лицами и вечное заточение в мире, который был копией моего собственного, но с одним, ещё неведомым мне, отличием. И миллион вопросов, на которые, я чувствовала, не было и не будет ответов. Только тишина. И холод.