Беспредельная Римская империя. Пик расцвета и захват мира

Меня похитило Солнце.

Внезапный уход

Гаю Тадию Северу, тридцати пяти лет, похищенному бандитами.

Филомену и Евтихии, которые уснули вместе в полном здравии и были найдены бездыханными в объятиях друг друга.

Смерть в родах

Причиной моей смерти стали роды и злая судьба. Но перестань лить слезы, мой возлюбленный супруг, храни любовь ради нашего сына. А мой дух теперь среди звезд на небесах.

(Рустицея Матрона, прожила двадцать пять лет)

Горе-лекари двухтысячелетней давности

Здесь покоится Гефесия, добрая мать, добрая жена. Обманув расчеты лекарей, умерла от вызванной ими злокачественной лихорадки. Этому преступлению… есть одно лишь утешение: смерть забрала столь любезную женщину, потому что ей более пристало общество богов.

Смерть «кентавра»

Я, Флор, покоюсь здесь, юный возница. Рано начал состязаться, рано был низвергнут во мрак.

А теперь хватит…

Меня достаточно оплакивали, пусть горю будет положен конец, ведь мертвым не по душе стенания.

Необыкновенна своим юмором эпитафия актера, который много раз исполнял на сцене роль умирающего… Его слова вызывают в нас большую симпатию и желание (невыполнимое) познакомиться с ним.

Здесь похоронен Лебурна, мастер декламации, проживший около ста лет. Я умирал много раз! Но так – никогда! Вам, что остались наверху, желаю здравствовать.

Поражает на римских надгробиях указание продолжительности жизни покойного: оно присутствует почти навязчивым образом, мало того, в некоторых случаях, помимо лет, месяцев и дней, пишут даже часы! Будто желают сосчитать каждую «каплю» прожитой жизни.

Каллиста прожила шестнадцать лет три месяца шесть часов. Должна была выйти замуж 15 октября. Умерла 11-го.

Обнаруживается также множество курьезов. На некоторых надгробиях добавляют предостережения путнику-невеже, как то: не справлять нужду на могиле, обращаясь к нему прямо так: cacator…

Луций Цецилий, отпущенник Гая Луция Флора, прожил шестнадцать лет и семь месяцев… Кто на эту могилу будет какать или писать, на того разгневаются боги земные и подземные.

Действительно, именно потому, что эти места малолюдны и изобилуют памятниками, за которыми так удобно спрятаться, они часто служат путешественникам туалетами.

И не только: легко встретить и проституток, занимающихся своим ремеслом. Причина проста: в точности как в наше время, по этим удаленным дорогам перемещаются в основном люди, путешествующие по делам, плюс к тому можно уединиться между могилами, дабы сохранить все в тайне…

Небоскребы для богатых мертвецов

Таким образом, можно «напрямую» познакомиться с людьми, жившими в прошлом. Как с простыми, так и с более могущественными семействами. Мы можем в этом убедиться, продолжив прогулку по трирскому некрополю.

Некоторые склепы на этих кладбищах высятся подобно небоскребам: они похожи на квадратные башни, заканчивающиеся заостренной вершиной на двадцатитрехметровой высоте. Богачи, имевшие при жизни самые большие и красивые дома, после смерти продолжают роскошное существование… И сегодня можно видеть эти сооружения, особенно в одном месте – археологическом музее Трира (Rheinisches Landesmuseum). Многие относятся к III веку, но мы можем обоснованно предположить, что и во II веке были им подобные.

Порой это настоящие произведения искусства. С множеством вырезанных в камне сцен, представляющих покойных при жизни, занятых своими повседневными делами. Ни одно из них не выбрано случайно… Эти сцены всегда «статус-символы». Они разворачиваются перед нашими глазами.

Самый удивительный факт: стараются рассказать, как семейство разбогатело, часто показывая, не без бахвальства, даже кучки монет. Например, мы видим сидящего за столом родоначальника и клиентов или слуг, выстроившихся цепочкой с мешками, полными монет, которые они высыпают на стол. Покойник изображен в момент, когда он, подобно заправскому счетоводу, со скрупулезной точностью ведет запись всех своих доходов в большой учетной книге.

Порой на другой стороне склепа можно встретить изображение супруги покойного, сидящей на плетеном стуле с высокой спинкой (совершенно таком же, как наши!), пока рабыни тщательно причесывают ей волосы. В другом месте мы видим, как учитель преподает отпрыскам семейства языки (в богатых семьях все владели двумя языками: латынью и греческим, не считая местного наречия, а также знали и другие предметы).

Все эти сцены нарисованы красками в духе «наивной живописи» – лазоревой, красной, желтой, зеленой – с тщательной проработкой каждой детали.

Разумеется, не упускают случая вырезать в камне гору амфор, часто служащую навесом для надгробия. Они изображаются лежащими друг на друге, в идеальном порядке, как апельсины на рынке. Вот источник богатства покойного: виноторговля. И мы обнаруживаем еще одну необыкновенную деталь: на всех амфорах надето «платье» из плетеной соломы, торчат лишь горлышко и ручки. Понятно, это способ избежать их повреждения при перевозке. А нам неизбежно приходят на ум наши оплетенные бутыли для вина. Ведь их защищают подобным же образом. Возможно, этот обычай, примеры которого постоянно присутствуют у нас перед глазами, дошел до нас со времен римлян – настоящая археологическая древность!

Убить отца?

Еще один могильный памятник вдоль дороги привлекает внимание: он сделан в форме римского судна, нос, рассекающий волны, украшен двумя глазами. Спереди, как на драккарах викингов, торчит голова дракона. Сзади, на «закрученной» корме, – морда медведя. Можно заметить много гребцов, а посередине корабля – пять огромных винных бочек… Покойник сидит в лодке и указывает рукой на бочки, будто говорит: «Посмотрите, сколько вина мне удалось продать… Представляете, как я обогатился?» Сегодня никто бы не изобразил себя на могиле подобным образом, но в то время, когда единственное, что важно, – деньги и общественное положение, эта сцена – нормальное явление…

Можете представить, какие мысли роятся в голове юноши на коне. В обществе, столь одержимом конкуренцией и оценивающем человека только по его «счету в банке», сыновья богачей оказываются в невыгодном положении. Пока их отец жив, они находятся под его опекой и властью и не могут ни в малейшей степени распоряжаться имуществом и располагать собственными средствами. Что нормально, пока они молоды. Но дело становится неудобным и щепетильным, когда отец-долгожитель продолжает держать в своих руках власть над имуществом, а у сыновей тем временем уже пробивается седина. Пока отец жив, положение сохранится неизменным.

Ничего удивительного в том, что нередко кто-то из сыновей покушается на отца. Порой мотивом являются долги: убить отца, наняв киллеров или с помощью яда, означает получить наконец доступ к семейному сейфу и расплатиться с кредиторами.

Эти мотивы Македониан, человек, живший при Веспасиане, приводит в оправдание отцеубийства. История наделала шуму, и Сенат провел закон (Senatus consultum Macedonianum), запрещавший кому бы то ни было давать деньги в долг лицам, все еще находившимся под отцовской властью…

Чем же рискует сын, убивший отца? Наказание ужасно. Виновного засовывают в мешок с живой змеей, петухом, обезьяной и собакой. Отверстие мешка зашивают, а мешок бросают в реку.

Это наказание осуществлялось в Риме множество раз: имеются сведения о нем и при Константине, и при Клавдии, который, по словам Сенеки, «засунул в мешок» за несколько лет больше отцеубийц, чем все его предшественники…

Замерзшее вино

Юноша въезжает в город. Он этого не знает, но в будущем то место, где он находится, будут фотографировать тысячи туристов, съехавшихся со всех уголков света, чтобы посмотреть на римские развалины Трира. Возможно, этот город – самый впечатляющий археологический памятник римской эпохи в Северной Европе. В частности, эти въездные ворота являются его настоящим символом. Их называют Porta Nigra, то есть «черные ворота». Они состоят из двух башен высотой соответственно в три и четыре этажа, с бесконечными аркадами и проемами. Сегодня, проходя под ними, испытываешь определенное волнение, представляя, сколько римлян делало это на протяжении столетий. Но это чувство не касается нашего всадника: массивные ворота будут возведены только через пару поколений.

Они настолько большие и просторные, что в Средние века их нижнюю часть превратят в церковь, а верхнюю – в монастырь. Затем здесь побывает Наполеон, по его приказу будут сняты все «религиозные» накладки и украшения фасада, и римские Черные ворота предстанут такими, какими мы их видим сегодня. Кажется странным, как некоторым местам удается несколько раз войти в историю. В Трире родится святой Амбросий, чей отец был префектом претория. А в десятках метров от Черных ворот много веков спустя родится Карл Маркс… его дом, сохранившийся до сих пор, – один из многих, выстроившихся в ряд вдоль улицы, начинающейся у больших ворот города. Сегодня это улица со множеством магазинов, ресторанов и кафетериев. А в римское время?

Улица, с понятными отличиями, существует уже во времена Траяна, и мы движемся по ней верхом. Как будто все то же самое: лавки, магазины, заведения, где можно выпить и поесть. Время идет, ничего не меняется.

Наш юноша спешился: перед нами харчевня (popina). Привязав коня, он садится за один из столиков на тротуаре (уже тогда выставляли столики на улице) и заказывает… вина, само собой. «И чтоб было ледяное», – добавляет он.

Сегодня мы бы подали ему бутылку белого вина из холодильника. А как поступают во времена римлян? Сейчас мы это узнаем…

Заказ немедленно передают внутрь трактира. Девушка за стойкой достает из ящика немного льда и кладет его внутрь бронзового дуршлага, придавливая, будто это шарик мороженого. Затем поднимает кувшин и льет сверху вино. Лед окрашивается цветом «нектара богов», и спустя несколько мгновений из отверстий дуршлага выходит охлажденное, почти ледяное вино, льющееся в прекрасный терракотовый кубок. Затем девушка добавляет специи. Ее движения быстры, уверенны и очень изящны.

Кубок холодного вина на подносе в руках девушки. Она идет между столами. Многие посетители отмечают эту смуглую стройную девушку с приятными манерами и подведенными глазами, движущуюся с удивительной легкостью. Она незаметно подходит к сидящему юноше, отрешенно глядящему на людской поток.

Юноша поднимает глаза, сначала на кубок, потом смотрит в глаза девушки, улыбающиеся и глубокие, полные жизни.

Почти механически он достает наш сестерций, не отрывая глаз от лица девушки, и кладет его на поднос. Чаевые щедрые – он намекает, что поражен ее красотой…

Девушка сжимает в руке сестерций и улыбается. Их взгляды становятся все выразительнее.

Бегом на край света

За соседним столиком за этой сценкой наблюдает краем глаза мужчина. Он высокий, светловолосый и светлоглазый. Несомненно, с севера. Короткая бородка выдает его ремесло: он военный.

Действительно, в эпоху Траяна борода не в моде. Вот уже несколько поколений. Римлянин всегда чисто выбрит, по примеру императора.