Почти любовь

– Он тут такое говорил… И кричал, и в дверь пинал… – уткнувшись мне в плечо, бормочет Олеська. Ну ни фига себе, понесло парня. Безобидный, блин. – Он думает, что мы его специально обманывали… Перед соседями стыдно. Хорошо хоть полицию не вызвали.

– Вот поэтому мне и нужно с ним побеседовать, – взяв ее лицо в ладони, спокойно смотрю в блестящие от слез глаза паникерши. – Чтобы успокоился и больше не приходил.

– Это все из-за меня, – подавленно сипит Леся. Тут не поспоришь. Накосячила Веснушка не хило, но я разгребу. Не в первой. Главное, чтобы она сама урок усвоила и мужиками жонглировать завязала.

– Надеюсь, француз твой завтра не нарисуется? – на всякий случай уточняю я. Надо же знать, к чему готовиться.

– Нет, – отрицательно качает головой, но не успеваю я выдохнуть с облегчением, как она добавляет: – У него дед умер, он сейчас на похоронах в Париже.

– То есть, если бы дед не скопытился, мне бы еще и его усмирять пришлось? – невесело ухмыляюсь я, стараясь не думать, откуда она знает о семейных делах своего лягушатника. Запрет на общение с другими мужиками мы обсудим потом.

– Не знаю, – отстранившись, Веснушка виновато разводит руками. А кто знает – хочется спросить, но я благоразумно молчу.

– Ладно, разберемся. Чайник пока поставь и пакеты разбери, – даю ей задание, чтобы не металась по квартире в нервном ожидании. – Я быстро. Все хорошо. Не дергайся, Лесь.

– Осторожнее, Саш, и помягче с ним. Он очень ранимый, – подавленно отзывается она, провожая меня настороженным взглядом. Помягче, бл*ь. Ага, разбежался. Еще не хватало хороводы вокруг разбушевавшегося Смоленского водить.

Спустившись во двор, нахожу взглядом пьяного Ромео, угрюмо допивающего остатки вискаря на лавке посреди детской площадки. Нашел, блин, бесплатный бар. Вадик замечает меня, только когда я подхожу вплотную. Невнятно бормочет что-то себе под нос и снова прикладывается к горлышку. Сев рядом, я без раздумий выхватываю у него бутылку и выбрасываю в урну.

– Побереги печень, Смоленский. Пригодится еще, – грубовато отвечаю на обвиняющий недовольный взгляд. – Выкладывай, с чем пришел.

– Сказать, что ты мудак и гондон, – в тон мне выдает Вадим. Информативно и доходчиво.

– Обоснуй, – равнодушно отзываюсь я, затягиваясь сигаретой.

А небо-то какое звездное. Погода шепчет, тепло, безветренно, птички поют. Еще и полнолуние. А я, блин, тут пьяный бред вынужден слушать.

– Засунь себе свой «обоснуй» знаешь куда? – хамит Вадим, толкая меня в плечо. Ну, давай, подеремся, чего мелочиться. Какая свадьба без драки? Свадьба, правда, завтра, хотя нет… уже сегодня. Через восемь часов роспись.

– Вадик, ты вроде бы взрослый мужик, а быкуешь, как в начальных классах. Ну, выбрала девчонка не тебя, не конец света. Смирись и устранись.

– А ты чего не смирился, когда не тебя выбрали? – заплетающимся языком парирует Смоленский. Налившиеся кровью глаза со злостью смотрят мне в лицо, кулаки рефлекторно сжимаются. Того и гляди психанет, руками махать начнет. Оно мне надо? Нет. Значит, будем конфликт спускать на тормозах.

– А я смирился и даже женился. Помнишь, я тебе звонил, узнавал, насколько у вас серьезно?

– Ну… было дело, – подумав, кивает лохматой головой Вадим.

– Без претензий же? Я честно спросил, ты честно ответил. Поговорили по-мужски, друг друга поняли. Так?

– Так, – соглашается мой менее удачливый соперник. – Но вы же расстались, я ее у тебя не уводил и в отношения чужие не лез.

– Так и я не лез. Веснушка мне про тебя ни словом не обмолвилась. Я думал, что у вас всё уже, – спокойно поясняю я.

– Она сказала, что к французу от меня уходит, – удрученно мычит Вадим. – Врала, выходит?

– Леся этого француза не первый раз на арену выводит. Вот такая она, Вадик. В лоб послать слабо, ищет обходные пути, не самые разумные, но я уже смирился с ее странноватой логикой. Чего и тебе советую. Понять и простить, третьего не дано. Повзрослеет когда-нибудь, а пока имеем то, что имеем.

– Имеешь ты, а я опять в пролете, – огрызается Смоленский. – Три года, сука, коту под хвост. Я же все для нее… Всё! Я же к ней со всей душой…

– Верю, Вад, – сочувственно киваю я. – Но сам подумай, какой резон нам с тобой разборки из-за женщины устраивать, если решение уже принято? Она не передумает. Да и я не отпущу ее больше. Набегались, хватит.

– А я ее первый увидел, Сань, – гнусавым голосом тянет Вадик. Едва не плачет, бедолага. – Ты на нее тогда даже не смотрел, а я уже влюбился.

– Значит, надо было активнее как-то проявляться. Девчонки страдальцев не любят. Им решительность нужна, напор, а не романтические бредни, – пожав плечами, отвечаю я. – Прости, друг, но ты свой шанс упустил. От меня ты чего услышать хочешь?

– Я жить без нее не могу, – икнув, подвывает Смоленский. Черт, он по ходу реально слезу решил пустить. Все серьезно у мужика. Любовь всей жизни замуж за лучшего друга выходит. Как в скабрёзном анекдоте, бл*ь. – Вообще, не могу… Веришь? Ни жить, ни работать, ни думать ни о чем. Люблю я ее очень, Сань.

– Так и я люблю, Вадик. Давно люблю. Вы же сами видели, как меня на ней не по-детски клинило. Не изменилось ничего. Только окрепло. Я за нее любого загрызу, а тебя грызть жалко, Смоленский. Ты ни в чем не виноват.

– Третий лишний. Как в гребаном кино, – пьяно ухмыляется Вадим. – Куда мне с самим Кравцовым тягаться. Ты же у нас теперь звезда.

– Зря ты приехал, Вадим. Все наши разговоры ни к чему не приведут. Давай просто каждый пойдет своей дорогой, а жизнь рассудит и каждому раздаст по заслугам. Я тебе сочувствую и как друг, и вообще. Потому что сам побывал в твоей шкуре, но сам понимаешь, что на жалости далеко не уедешь.

– Ты, смотрю, в философы записался, – усмехнувшись, язвит Смоленский. – Но рано радуешься, дружище. Она и по тебе пройдется так, что места живого не останется. Помяни мое слово.

– Спасибо за свадебное пожелание. Я его запомню, – саркастично отзываюсь я и резко встаю с лавки. – Отвезти тебя?

– Сам доберусь, – отмахивается от моего щедрого предложения «бывший друг». Может, ему тоже Майкиного психолога подсунуть? Чем черт не шутит, вдруг и его от любовной горячки вылечит? Дурдом какой-то с этими бывшими, что у Олеси, что у меня. Может, мы сами в свою жизнь таких людей притягиваем? Что-то они в нас такое чувствуют и неосознанно прилипают намертво, что потом безболезненно не отодрать.

– На церемонии тебе делать нечего, Вадим. Будь мужиком, не порти Олесе праздник, – тонко намекаю на толстые обстоятельства.

– Не дрейфь, Кравцов. Не буду я больше ничего портить и мешаться у вас под ногами. Живите счастливо, – Смоленский кривит губы в недоброй усмешке. – Если сумеете, – добавляет, бросив на меня отрешенный взгляд.

– Сумеем, Вадик. Не сомневайся, – заверяю я. Смоленский благоразумно воздерживается от комментариев, хотя, судя по выражению его лица, ему есть что сказать вдогонку.

Я ухожу до того, как к Вадиму вернётся красноречие. Можно сказать, спасаюсь бегством, но исключительно из благих побуждений. На душе немного гаденько, но по крайней мере обошлось без рукоприкладства. Самое главное я ему донес. Надеюсь, что он меня услышал, а если нет, то это уже его проблемы.

– Добрый день, Александр Сергеевич. Вы не жену случайно ищите? – с вежливой обеспокоенной улыбкой интересуется услужливая девушка с ресепшн.

Представляю, каким безумцем я выглядел в глазах окружающих. Помятый, всклоченный, одержимо мечущийся по залу, как раненый дикий зверь, а отнюдь не счастливый молодожен, каким был еще вчера.

Не успев удивиться, как администратору удалось запомнить мое имя из списка других гостей, я рассеянно киваю, лихорадочно шаря горящим взглядом по просторной немноголюдной зоне регистрации с мягкими диванами и кофейными столиками, раздраженно натыкаясь на любопытные незнакомые лица.

– Она уехала? Когда? – я снова с тоской смотрю в миловидное лицо шатенки за стойкой ресепшн, готовясь к ответу, который окончательно меня уничтожит.

– Уехала? – хостес удивлённо вскинула брови. – Нет, она распорядилась, чтобы ваши чемоданы подготовили к отъезду и пошла на завтрак. Вы тоже еще успеете, если поторопитесь. Осталось двадцать минут. Такси заберет вас в половину двенадцатого и отвезет в аэропорт. Не забудьте проверить билеты и документы, – с милой улыбкой советует девушка.

Опешив и потеряв дар речи, я какое-то время потрясенно таращусь на администратора, ощущая, как земля под ногами снова обретает твердость. Меня накрывает лавиной облегчения вперемешку с горечью. Веснушка и не собиралась меня бросать. Черт, она просто пошла на завтрак, а я чуть с ума не сошел от тревоги, придумав себе целый Армагеддон, и едва не свел с ума ее родителей.

Признаться, об отпуске я думал меньше всего. Трагическая и внезапная гибель Смоленского выбила нас обоих из колеи, спутав все планы на ближайшее будущее. Я был уверен, что Леся откажется от путешествия. Устраивать пир во время чумы – это слишком для нее и для меня тоже. Но, с другой стороны, поездка в другой конец мира поможет нам отвлечься от разрушительных мыслей о том, что ни я, ни она не в силах изменить. Вероятно, Олеся пришла к точно таким же выводам, раз не отменила такси в аэропорт.

Все еще немного потерянный, я нахожу ее в опустевшем ресторане за крайним столиком у окна. Заметив меня, она робко улыбается, махнув рукой.

– Привет, жена, – заняв место напротив, изучающе оцениваю выражение ее лица и прихожу к выводу, что она на удивление неплохо выглядит, учитывая бессонную ночь и заставшую нас врасплох тяжелую новость.

– Привет, – без настроения здоровается Леся. – Ты как?

– Х*ево, малыш. Решил, что ты собрала манатки и свалила в неизвестном направлении, – не стесняясь выражений, в лоб говорю я.