Дети мертвой звезды

Извините, я пишу ерунду, чтобы отойти от главного, но никуда не деться.

Помните, мы мечтали найти город с новой библиотекой? Честно говоря, в моей голове даже всплывали наивные картинки, похожие на яркие фотографии из старых туристических путеводителей и буклетов риел-торов. Красивые здания, ухоженные улочки, счастливые, нарядные прохожие. Но в реальности всё выглядело так, словно в мои мечты смачно высморкались Боги: грязные развалины, вонючий мусор и оборванные люди, проповедующие мизантропию. В первом же крупном поселении наш поезд забросали какой-то ерундой живущие на станции люди. Лёд решил, что разумнее будет остановиться как можно дальше от встречающих. Путешествие надежды всё упорнее вгоняло в отчаяние. Хотя Эй веселилась: она едва не выпала из вагона, когда кинулась к двери, чтобы швыряться вещами в ответ. Так как Заноза схватила первое, что попалось под руку, а именно – две моих книги, я даже немного огорчился, увидев, как Лёд героически ухватил её за рукав куртки и затащил обратно. Лучше бы книги ловил. Ну а через пару минут поезд ужасно заскрежетал, меня пробрало до костей, на миг я даже отчётливо вспомнил, как дед грыз своими гнилыми зубами орехи, пощёлкивая челюстью. Звук был очень похож. Лёд бросился к управлению. От экстренного торможения все попадали, Булочка в ужасе завизжала. Громадная куча мусора преградила наш путь, шлейф от неё обволакивал колёса поезда, хрумкая и звякая. Почему Лёд не заметил эту громадину раньше? Наш вагон затрясло, и я порадовался, что мы ехали со скоростью умирающей черепахи, иначе как пить дать перевернулись бы. Эй на одном дыхании выпалила все известные ей ругательства, а это был достойный список, поверьте. Врач застонал – он не успел ни за что ухватиться и влетел лбом в скамейку. Но удар был не смертельный, насколько я мог судить из своего угла. Шишкой обойдётся. Я же успел схватиться за поручень и заодно прижать к себе Эй. Ещё несколько секунд поезд скользил вперёд, но потом фыркнул и окончательно остановился. Эй злобно оттолкнула меня, даже не сказав спасибо, и ринулась ко Льду, продолжая его проклинать. Как будто это он собственноручно устроил свалку посреди железнодорожных путей, чтобы её позлить.

Да, он ошибся, не разглядев препятствия раньше. Но мы ведь тоже могли не по сторонам глазеть, а смотреть вперёд. Главное, никто сильно не пострадал. Я выглянул в окно – от агрессивных жителей мы всё же отъехали на приличное расстояние. А что, если сходить поискать вышвырнутые Эй книги? Хотя наверняка они все перепачканы… Терзаясь сомнениями, я подошёл ко Льду, который скорее для вида крутил какие-то рычаги, старательно изображая, что очень занят и не замечает нападок подруги.

– Да ты за пять минут раскидаешь этот мусор лопатой! – Эй ободряюще хлопнула Льда по спине, одновременно подавая мне непонятные знаки второй рукой.

Вернее, очень даже понятные. Наверняка она решила, что Лёд купится на её просьбу и будет часами очищать пути, пока не свалится от усталости.

– Тут работы на несколько дней. Тем более лопаты у нас нет нормальной, лишь ржавый совок для печки, – пробормотал я, отвечая ей максимально осуждающим взглядом, призванным пробудить совесть, явно беззаботно дрыхнущую где-то на дне подлой душонки Эй.

– Да брось нудеть, Лёд – крепкий парень! Или ты хочешь завязнуть в этом мусорном городишке на неделю? – Кажется, совесть Эй давно впала в кому.

– Прекрати, – внезапно подал голос Лёд, оторвавшись от своих железяк. – Я что, по-твоему, не могу визуально соотнести размер преграды и собственные силы? Не берусь судить, как долго мы могли бы разгребать этот хлам, но я точно уверен, что вон тот кусок сломанного автобуса ни мне, ни даже нам всем вместе ни за что не сдвинуть!

– Распилишь! – не сдавалась Эй.

– Да к чёрту всё! – вскипел Лёд, схватив её за руку. – Разве тебе этот поезд уже не приелся? Не хочешь сменить транспорт? Или ты планируешь загнать меня до смерти, а потом переключиться на него?

К слову, я уже пятился к выходу, но Лёд изловчился до меня дотянуться, обидно ткнув в спину.

– Ах, это я довожу тебя до смерти?! Ты ничего не перепутал, ловец времени? Или, может, напомнить тебе, каким способом ты любишь удерживаться в реальности?

На кричащую Эй было страшно смотреть, поэтому я предпочёл поскорее ретироваться с их поля зрения.

– Да чтоб ты тоже сдох, Тень! – донеслись до меня выкрики Эй. – Ненавижу вас всех!

Я знаю, что поступил малодушно. Не захотел вникать и разбираться в их дрязгах, а просто сбежал, прихватив с собой Булочку. Женщины всегда были такими истеричными? Зачем эти эмоции, когда можно тихо всё обсудить? Ладно, ладно. Я уже слышу, как читатели обвиняют меня в предвзятости, мужском шовинизме и Бог знает в чём ещё. Я просто не понимаю Эй. Почему она не может жить спокойно? Лёд и так многое для нас делает, не жалея себя. А этот кусок автобуса и впрямь большой! Я выскочил из вагона, чтобы оценить масштаб проблемы. Снега на путях почти не было, а вот мусора хоть отбавляй. И убирать его я смысла не видел. Поезд явно доживал свои последние дни. Я вообще был удивлён, что мы так долго протянули. Это было славное приключение, но, наверное, нам пора каждому идти своей дорогой.

Если честно, меня чувствительно кольнула фраза Льда, что Эй хочет на меня переключиться. Я внезапно ясно осознал, что в общем-то не против подобного поворота событий. Наверное, по моим записям можно сделать вывод, что Эй невыносимая злюка. Но это только временами, и действительно «занозой» она бывает лишь со Льдом. А со мной, Врачом и Булочкой Эй довольно мила. Иногда на неё, конечно, находит дурь, но это даже забавно. Как тот случай, когда я пытался её постирать.

Я не спеша пошёл прочь от поезда, перебирая в памяти ситуации с «доброй Эй». Я не сомневался, что, в отличие от меня, ядро личности у неё светлое, а все эти безумные выходки – лишь защитная оболочка. Вот Эй укрывает меня ещё одним одеялом со словами: «И так пальцев не досчитаться» – или жалеет Булочку, неумело обрабатывая её раны. Даже к Врачу она благосклонна. Хотя чаще всего никто из нас его особо не замечает. Но Эй иногда пытается наладить с ним какой-никакой контакт. Врач молчит, конечно же, угрюмо перебирая свои бумажки и снадобья. Интересная у нас компания, центром которой оказалась Эй. Единственная женщина. И о чём Лёд думает? Я бы на его месте прогнал меня и Врача взашей. Или он не воспринимает нас как соперников? Хотя… сегодня явно наблюдалась вспышка ревности.

Запись уже становится похожа на плохонький любовный роман, который впору и сжечь.

Надо возвращаться на путь одиночки.

Или нет?

Я свистнул Булочке, убежавшей далеко вперёд. Из-за угла высокого дома, почерневшего от копоти самодельных печей, выползли два оборванца. Узрев меня, они поспешили навстречу, и, судя по их взглядам, явно не с самыми добрыми намерениями. Я остановился, с горечью понимая, что не взял ружьё. Интересно, сколько в нём осталось патронов? Я даже не проверял. Раньше я никогда не выходил из дома без оружия (палки или железного прута), чтобы отгонять полоумных. Это путешествие меня расслабило, я уже и забыл, как бывают опасны «соседи». Я решил, что разумнее всего будет бегом вернуться в поезд. Но внезапно за моей спиной раздался истошный крик. Обернувшись, я увидел рыдающую Эй, которая развивала воистину устрашающую скорость. Я и не знал, что она ТАК умеет бегать! Наверное, злость и ненависть могут служить ядерным топливом для обидчивого, истеричного человека. Направляющиеся ко мне люди смешались и сменили траекторию.

Возможно, они решили, что за Эй гонится кто-то страшный. Но я-то знал, что Лёд вполне безобиден. К слову, он вовсе не старался догнать Эй, а шёл за ней обычным шагом след в след. Обогнав меня, Эй сделала вид, что мы не знакомы, и скрылась за ближайшим поворотом.

– Сможешь её успокоить? – поравнявшись со мной, спросил Лёд. В его голосе ноябрьским ветром завывали усталость и отчаянье.

Я пожал плечами, но поспешил за Эй. Раньше мне не приходилось никого успокаивать. В теории я знал, что обычно бывает достаточно внимательно выслушать поток жалоб, кивая головой, а если обстановка располагает, то и дружески обнять. Главное, не произносить ничего похожего на «я же говорил», «да это ерунда, а не проблема», «возьми себя в руки» и уж тем более не переводить тему на самого себя. Вроде ничего сложного. Бежать я не стал, тем более что Эй явно выдохлась после своего «злобного спринта» и теперь упрямо шагала, сознательно игнорируя окружающую действительность. Она даже не повернула голову в сторону лежащего на земле мужика, который пытался зачем-то схватить её за штанину, и уж тем более не остановилась, услышав мой окрик. Я решил не тратить время попусту, а заодно осмотреться. Видимо, когда-то это был густонаселённый город. Недалеко от железнодорожных путей я заметил подземный переход с покосившейся табличкой, обозначающей вход в метро. Я попытался вспомнить карту, но, честно говоря, меня никогда не интересовали ближайшие населённые пункты. Моя семья сроду не уезжала дальше пятидесяти километров от дома. Помнится, дед говорил, что в молодости у него была какая-то колымага на колёсах, но я особо не вникал в эти рассказы. Наверное, в глубине души я всегда знал, что мир деградирует равномерно, так что нет смысла куда-либо дёргаться, а лучше обустроить ближайший угол, сэкономив время и силы. И я был прав. Благодаря нашему путешествию я, конечно, избавился от ощущения, что мог бы найти место для жизни поприятнее, но поленился. Как частенько бывало в подобные моменты, на меня тут же нахлынули сожаления и размышления на тему: «Если бы я оставил Эй у Врача, мой дом всё ещё был бы цел?» Теперь уж этого не узнать. А значит, нужно попытаться найти что-то хорошее в сложившихся обстоятельствах. Я оглянулся – Лёд уже скрылся из вида, Булочка явно увязалась за ним, а вот Эй подошла к старому торговому центру и с интересом заглянула в выбитое на первом этаже окно. Я решил её догнать. Залезать в огромные тёмные здания без оружия – довольно плохая затея, тем более всё стоящее добро оттуда явно давно растащили.

– Что здесь было? – прошептала она, осматриваясь, и вдруг отпрянула. – Там люди валяются!

Я отодвинул её от окна и настороженно вгляделся в пыльный сумрак. Я давно усвоил простое правило: остерегайся больших и тёмных пространств. Мало ли что скрывается в дальних углах. Чьи-то кости и мусор – это не страшно. Опасны живые. Хотя больше всего я боялся совсем другого. Причина тому была в… – как говорили раньше? – «травмирующем опыте», хотя подобным ярлыком можно охватить всю мою жизнь без исключения. Если коротко, то я опасался дыр в полах, трещин, обрушивающихся стен и огромных крыс, снующих по вентиляции и прокладывающих ходы в картонных перегородках. Такие вот торговые центры, вспоминая слова дедушки, строили из дерьма и палок. Это вам не вековая библиотека, не монолитные бетонные многоэтажки и даже не кирпичные бараки. Жалкий образец быстровозводимых магазинов эпохи хаотичной застройки, чудом уцелевший в хаосе последних десятилетий. Но только лишь чудом. Я с сомнением оглядел нутро чудовища эры потребления – каркас из труб, пластиковые панели и дыры, бывшие когда-то остеклением фасадов. Я уже был непосредственным свидетелем обрушения подобного здания. Еле выбрался. Но не всем так повезло. Меня передёрнуло. Удушливая пыль, крики, стоны, тяжесть. Смерть под обломками – вещь страшная. Вдруг жители этого города тоже решили потихоньку разбирать нежилые дома на запчасти, выедая их изнутри, подобно термитам? Тут мой взгляд наткнулся на валяющиеся тела и их части. Скрюченные пальцы, лысые головы, торчащие ноги.

– Это манекены, – вздохнул я. – Но здание ветхое, уходим.

Конечно же, Эй меня не послушала, а полезла в ближайшее окно. Я было решил схватить её за волосы и выволочь обратно, но отчего-то замешкался. Не хотелось быть грубым трусом. Возможно, если ничего внутри не трогать, то здание не схлопнется, как карточный дом. Я сглотнул. Когда мои глаза привыкли к сумраку, то пространство внутри показалось не таким уж и тёмным. Кто-то закрыл в некоторых местах оконные проёмы листами фанеры и кусками пластика, но через щели сочился жидкий свет пасмурного дня. Эй успела ушур-шать куда-то вперёд. Я поплёлся следом, прикидывая, по каким признакам возможно определить, нуждается ли она в моём утешении. Наверное, лучше спросить в лоб. Односторонние умозаключения в таких делах обычно приводят к провалу. Торговый центр был разграблен (кто бы сомневался!) и необитаем (нереально жить на таком сквозняке!). По крайней мере, первый этаж. Подземные парковки внушали мне практически запредельный ужас, но, на моё счастье, Эй решила подняться наверх по сдохшему страшной смертью эскалатору – такой у него был вид. Заклинившие навечно ступени кто-то долго и упорно бил и ковырял чем-то тяжёлым, отчего они стали напоминать тренировочную базу альпинистов-самоубийц, ну или парк аттракционов для мазохистов. Зазубрина здесь, покорёженный обломок металла там, приветливо выгнутый штырь в обнимку с ржавой шестерёнкой, будто приглашающие тебя оставить на них кусочек своей плоти. Если отвлечься от прошлого, то этот эскалатор выглядел так, словно его спроектировали с целью убивать врагов, рвущихся на второй этаж торгового центра. Но Эй бодро взбиралась по кровожадным ступеням, не испытывая ни малейших сомнений. Я снова осуждающе покачал головой, но решил не отставать. Второй этаж был так же грязен и пустынен. Здесь ветер свистел ещё сильнее, и я с тревогой осмотрел потолок. Эй бесцельно блуждала, заглядывая за покосившиеся перегородки и пиная валявшийся мусор. Стены были разрисованы жуткими артами про зомби-апокалипсис. Я остановился, разглядывая художества. Чувства юмора художнику было явно не занимать. Зомби выкрикивали миролюбивые лозунги и цитаты про свободу и спасение, путаясь в человеческих кишках и доедая мозги.

– Иди сюда! – приглушённый голос Эй раздался из-за покосившейся железной двери.

Я послушно поплёлся на зов. Увидев помещение, я не сразу сообразил, какие функции оно выполняло в старые добрые времена, когда люди были милее, а еда свежее. Это сарказм. Или нет. Я так и не решил. Я пробирался в полутьме между вбитых в пол штырей, когда вдруг наткнулся на дырявое кресло. Меня осенило: кинотеатр! Сцены нет, кресел по большей части тоже. Но судя по обломкам, здесь явно транслировали фильмы. Вон и лоскуты экрана валяются. Я поделился своими соображениями с Эй, но она лишь пожала плечами. Её никогда не водили в детстве в кино. Меня тоже, но я помню книгу «Энциклопедия современных искусств», там была иллюстрированная глава, посвященная кинематографу. Я постарался рассказать Эй, как тут всё было устроено, она села в грязное кресло, поджав колени, и обхватила их руками.

– Я вспомнила, – задумчиво произнесла она. – У мамы была книга про любовь, где герои ходили в кинотеатр, чтобы целоваться. Но это странно.

– Да уж. – Я сел рядом и обвёл зал глазами. – Но раньше здесь было наверняка темно, посмотри. Окон нет, двери железные. Это сейчас в стенах пробиты дыры.

– А разве для таких дел нужна темнота? – фыркнула Эй.

Я не сразу нашёлся с ответом. Был у меня один невнятный сексуальный опыт с девчонкой из соседней многоэтажки по имени Мышка. До поцелуев дело вообще не дошло. Она банально отдавалась за еду, обещая мужчинам райские кущи. По факту же мне потом было дико жаль, что я расплатился за её услуги аж тремя банками превосходных консервов. Не стоило оно того, если честно. Но любопытство я своё удовлетворил. А темнота здесь явно ни при чём. Я поделился с Эй своими соображениями, вскользь упомянув Мышку, которая, к слову, бесследно пропала уже пару лет как.

– Наверное, её убил какой-то псих. – Эй поёжилась. – Мужчины звереют от всяческих лишений и часто путают секс с насилием и всем таким прочим.

– Теперь и вовсе нет никаких ориентиров. А знаешь, мы могли бы построить новое общество, учесть все ошибки прошлого, но…

– Да брось! – перебила меня Эй. – Наша коммуна тоже грезила великими идеалами, настолько великими, что мы со Льдом еле ноги оттуда унесли. Нет ничего страшнее группы сплочённых бредом людей. Уж поверь.

– Значит, будем доживать, как сумеем, – грустно подытожил я.

– Если смириться с мыслью, что конкретно от нас ничего не зависит, то можно вообще не париться и не переживать. Пусть всё идёт своим чередом. Тебе печально, поскольку по рассказам родственников и описаниям из книг ты ещё можешь сопоставить прошлое и настоящее. А лет через двадцать выживших вообще ничего не будет смущать. Возможно, они станут дикарями, весело скачущими вокруг костров с дубинками. Пройдёт много тысяч лет, люди снова начнут эволюционировать, построят цивилизацию, разрушат её Богам на потеху и так по нескончаемому кругу. Вероятно, даже успеют заселить ближайшие планеты, если инопланетяне вовремя не спохватятся.

Я громко рассмеялся и, даже не знаю почему, невпопад предложил:

– А давай целоваться? Я ещё не пробовал, и мне до ужаса интересно.

Эй изумлённо подняла бровь, такого выражения на её лице я ещё не видел.

– Неужели ещё остались на свете мужчины, которые спрашивают для этого разрешение? – лукаво заявила она, но через секунду помрачнела. – Лёд за такое нам обоим вырвет языки.

Стоило ей это произнести, как я сразу ощутил во рту свой собственный язык, на который до сего момента совершенно не обращал внимания – неуклюжий, скользкий и несомненно противный. Да, человеческое тело не самое прекрасное изобретение природы. Но всё же хотелось остаться при своём убогом языке.

– Настолько всё у вас серьёзно? – пробормотал я, сглотнув и предательски запутавшись в слогах. Я бы многое отдал за лекарство от заикания!

– Но мы бы могли сбежать, – вдруг просияла Эй. – Вот прям сейчас.

Этот поворот дела меня немного смутил. Я и сам до конца не понимал, чего хочу от Эй. Избавиться от одиночества? Подружиться? Приятно провести время? Испытать яркие эмоции? Я придвинулся к ней ближе. Её худенькие запястья торчали из огромных рукавов старой выцветшей синей куртки и выглядели как-то особенно жалко. Мне захотелось взять её за руку, но я устыдился своих уродливых обрубков вместо пальцев, которые поспешил спрятать в карманах. Волосы Эй были спутаны – она не особо дружила с расчёской. Бледная кожа казалось сегодня особенно прозрачной, а на левом виске даже в полумраке была заметна неровная красноватая маленькая родинка. От Эй приятно пахло. Возможно, нашу компанию на инстинктивном уровне в первую очередь объединила любовь к чистоте. Если раньше зрительное восприятие одним человеком другого было преобладающим, то сейчас, в эпоху всеобщей моды на рваньё и убожество, на первый план вышло обоняние. Возможно, это один из признаков конца цивилизации? Мыло душистое как гарантия светлого будущего человечества – и наоборот. Я улыбнулся этой безумной мысли.

– И ты не будешь скучать по Льду? – осторожно спросил я, придвигаясь ещё чуть ближе. Запах Эй слегка дурманил, хотелось зарыться лицом в её волосы.

– Ммм. Надо подумать. – Эй игриво постучала пальцем по своей нижней губе. – Наверное, сначала буду. Начну вас постоянно сравнивать, не в твою пользу конечно. Ты будешь психовать, но вскоре изменишься, станешь лучше, чтобы избежать конфликтов. Такой уж ты текучий – подстраиваешься под всех. А там видно будет…

– Как-то нечестно звучит! А ты не будешь под меня подстраиваться? – хмыкнул я, испытывая лёгкую досаду.