Спун по имени Фидель

– Директрису вашу ты уж прости. Вдруг ты ее простишь, она и исправится.

– Как это? Как же ее простить, такую большую! Такую страшную! Знаете, какие кошмары о ней рассказывают? Была бы она маленькая и тихая, тогда еще ладно. Прощают же маленьких, когда они плохо себя ведут, разве нет? Для этого надо быть сильнее и больше нее…

– А ты попробуй так! Вдруг да получится. Вот тут, – дед Мевлан коснулся груди Фиделя, – у тебя есть волшебная лампа. Не бойся, включи ее и думай о Директрисе, и на свету увидишь, какая она настоящая. Да и она увидит. Вдруг она вовсе не та, какой хочет казаться? Ведь пока она борется, она не способна быть мудрой. А ты ей немножко поможешь.

– Волшебная лампа? Как в старых сказках?

– Да, друг мой, да. Никакие драконы и феи не сравнятся с тем, как на самом деле пластичен мир и сколько в нем обнаруживается чудес, стоит только разуть глаза.

Фидель удивился, но обещал постараться.

Глава восьмая

Не всякую кручину заспать можно

или Большая тайна директора школы

Про Директрису и правда рассказывали кошмары. Когда мальчишки вечерами собирались пугать друг друга страшными историями, самым большим шиком считалось рассказать что-то новенькое про нее.

– А ты знаешь, что она ест? Она ест слизняков и гусениц! Поэтому Директриса такая вредная. А спит она на балконе, и зимой ужасно мерзнет, а летом ее кусают комары. А ей это нравится! По дому она ходит вверх тормашками, и у нее всё надето задом наперед.

– А когда все засыпают, она вылетает из дома на старом матрасе, поднимается над самыми высокими домами в городе и орёт: «Эгегей!». Потом она достает из карманов прокисший горох и начинает швырять его направо и налево. От этого на улицах и на домах растут гороховые поганки, мерзкие и склизкие, фу! Вот какая у нее злющая натура!

– А ты видел, какие у нее усы? Как у дядьки! Мне рассказывал один друг, которому рассказывал его брат, которому рассказывал его сосед, а уж сам сосед узнал это из верных источников, – что она по вечерам сидит перед зеркалом и специально мажет свое лицо болотной грязью. Это для того, чтобы усы лучше росли!

– Да-да! Усатая она еще страшнее, и все ее слушаются от ужаса. А ей ведь только того и надо!

Злющая Директриса, у которой росли усы как у дядьки, пришла домой.

Она не стала открывать холодильник и доставать оттуда пиявок и гусениц. Она не стала вылетать из дома на старом матрасе и орать «эге-ге!». Вместо этого она умылась холодной водой, распустила волосы, стянутые в тугой узелок, и стала задумчиво их расчесывать. Блестящие волосы рассыпались по плечам.

Неделька выдалась не из приятных. Пришлось нагнать страху на учеников! Конечно! Ведь они совсем распустились. О чем только думают их родители! Как им не стыдно взращивать спунов!

Разумеется, спунство заразно. Стоит одному ученику проспать, как завтра проспит его сосед по парте. Послезавтра проспит весь класс. Послепослезавтра проспит вся школа. Послепослепослезавтра проспит весь район. Послепосле-послепослезавтра проспит вся страна! А послепослепослепослепослезавтра… Что будет послепослепослепослепослезавтра, страшно было даже представить.

Не выйдет ни одна утренняя газета. Не откроется ни один магазин. Нечем будет позавтракать.

Если все встанут к обеду, вечером им не захочется спать. Никто не уляжется на заходе солнца, все будут носиться в потемках. Сколько потребуется фонарей и лампочек! Скоро все белки и хомяки в мире будут заняты на добыче электричества – ведь известно, что электричество получается оттого, что белки крутятся в колесе так быстро, что искры летят.

Белкам придется работать без перерыва и выходных. От этого начнутся великие забастовки, которые назовут Белко-хомяцкими. В результате все белки и хомяки категорически откажутся работать на производстве. Электричества вовсе не будет. Все снова станут носиться в потемках, натыкаясь друг на друга, падая и набивая шишки. Рёв и ругань будут стоять над планетой.

Нет! Этого допустить нельзя!

Директриса сидела, подперев щеку рукой. У нее был очень унылый вид. И жалко спунов, и важна дисциплина. Проблема никак не решалась.

Так она просидела в своей строгой и скучной квартире четыре часа подряд, не шевелясь.

Хоть кто бы боялся пошевелиться в такой квартире! Там было до того чисто прибрано, что страшно даже чихнуть. Нигде не валялось ни одного носка, ни единой пуговицы. В вазе не было засохших цветов, а в холодильнике – засохшей корочки колбасы. Все стулья были одинаковыми и стояли на одинаковом расстоянии от стола. А на подоконнике не было ни одного цветочка или хотя бы кактуса.

Стены в доме были серо-зелеными, как и в школе («Этот цвет успокаивает нервы!» – любила повторять Директриса). Нигде не видно было ни ковра, ни мягкого покрывала, ни подушки с оборками, потому что Директриса вообще не терпела всяких нежностей и сюсюканья. «Порядок и строгость во всём! И никаких там слабостей и фантазий!» – так она говорила.

Но сегодня Директрисе было здесь, кажется, особенно неуютно.

Наконец она вышла из оцепенения, нерешительно поднялась и подошла к высокому шкафу, на котором не было наклеено ни одной переводной картинки, ни одной вырезки из цветного журнала, ничего. (Он даже не был нисколечко разрисован. Невероятно, какая строгая мебель может быть у кого-то!). Она просунула руку куда-то за шкаф и нажала тайную-претайную кнопку.

В шкафу распахнулась тайная-претайная дверца.

Если бы любой школьник оказался сейчас рядом, он прошептал бы: «Смотрите, смотрите, сейчас она достанет оттуда гнилой горох!». Но Директриса достала что-то совсем другое.

Это была коробочка из белого дерева, а в коробочке светились и переливались цветные ракушки. Одни из них были лакированными и гладкими, другие – лучистыми и шершавыми. Одни были закрученными и вытянутыми, другие – круглыми и плоскими. Но все они были особенные и разные, ни одна не повторяла другую!

Следом за этим Директриса достала большую бутылку из-под молока, крошечную баночку с клеем и мешочек с красками.

Она уселась за стол, аккуратно постелила газету и разложила эти странные предметы. Одну за другой брала она ракушки из коробочки и наклеивала на бутылку: по верху ободок из желтых ракушек, потом рядок из маленьких красных, потом полоска пошире из белых в крапинку, потом вперемежку коричневые и розовые… Наконец она взяла кисточку и нарисовала полосочки и цветочки на тех местах, где не было ракушек.

Простая белая бутылка на глазах превращалась в прекрасную вазу, которую не стыдно преподнести любой принцессе.

Директриса подняла вазу поближе к свету и стала смотреть, как вспыхивают на ней блики, как играют цвета. О, такую чудесную вещь не часто встретишь!

Со вздохом Директриса завернула поделку в старый мешок. Достала из шкафа молоток. Прицелилась и со всего маху ударила по мешку с вазой. Раздался звон. Директриса не стала смотреть, что получилось. Она отнесла мешок в кухню, где стояло мусорное ведро.

Потом она убрала коробку с ракушками, мешочек с красками и баночку клея обратно в тайный-претайный тайник. Захлопнула тайную дверцу. Свернула газету, протерла стол тряпочкой, тряпочку прополоскала под краном и аккуратно разложила сушиться на батарее.

Потом Директриса стала готовиться ко сну.

Она взяла восемнадцать будильников и завела их на половину шестого. Она приготовила две кружки сладкого чая, чтобы взбодриться с утра. Она кинула в грелку несколько кубиков льда и повесила грелку рядом с кроватью, чтобы спросонья сложить на лоб.

Директриса готовилась крайне тщательно. Как будто она очень-очень боялась проспать. Как будто она…

Да. Директор школы была спуном.

Глава девятая

Блестящие идеи приходят не только во сне

Или Сорок страниц блокнота

«Между тем в голове тётушки созрел совершенно новый замысл, о котором узнаете в следующей главе».

Аврора разочарованно захлопнула книжку. Вслед за этой историей немедленно начиналась совсем другая. Обещанной следующей главы не было.

– Тётушка! Ой, то есть, бабушка! – воскликнула Спунка. – Что за безобразие!

Она пребольно шлепнула книжкой по диванной подушке, отвернулась, надулась и обиженно скрестила на груди руки (но потом украдкой оглянулась и погладила книжку, потом подушку, ведь им всё-таки было больно и очень обидно).

Бабушка высунулась из кухни, подняла очки на лоб и внимательно посмотрела на внучку. Внучка дулась. Если внучка дуется, значит, она чего-то не понимает. Пора сесть с ней рядом и объяснять.

– И что же случилось?