Дом с мертвыми душами

– Бензина не было. Стояли на дороге – стреляли. Вот так! Ты мне скажи, что это за Федька, который с «приветом»?

– Ну есть, такой дурачок в Кузоватово. Он с детства мешком напуганный. Когда умерла его мать, Федьку поместили в Карамзинку. А потом выпустили. Сейчас он живет один. Самостоятельно ведет хозяйство. Никакой агрессии за ним не наблюдается.

– Не наблюдается, говоришь? Ну-ну!

Через двадцать минут машина прибыла в центральную усадьбу. Она сбавила ход, потушила фары и направилась на окраину села к дому дурачка. Свет в доме горел. Как только машина притормозила неподалеку от ворот, из темноты выскочила пожилая женщина в пуховой шали.

– Ой, наконец-то! – воскликнула она, прильнув к окошку. – Из дома никто не выходил. Я следила. А окна они занавесили.

– Кто они? – подозрительно скривился лейтенант.

– Как кто? Собутыльники Федькины: Анохин Гришка и Кудрявцев Антон.

Лейтенант принюхался. Не пахло никакой гарью, и все вокруг было тихо и мирно. Он нахмурился и вылез из машины.

– Сейчас выясним, – пробормотал командир. – Собаки нет?

– Нет! – сделала страшные глаза женщина. – Но все равно будьте осторожны. Он не любит, когда с ним говорят грубо.

«А кто любит?» – угрюмо подумал лейтенант и, пнув ногой калитку, шагнул во двор. За ним проследовали остальные. Три милиционера и участковый поднялись на крыльцо и вежливо постучали в дверь. Двое, на всякий случай, встали по бокам, а участковый положил руку на кобуру. С минуту царила тишина. После чего послышался скрип открываемой двери в сенях и крадущиеся шаги. Затем все утихло.

– Ну! – не вытерпел участковый. – Подай хоть голос, Федька!

– А это кто? – раздался за дверью детский шепот.

– Конь в пальто! – рыкнул Макаров. – Открывай!

– Кто? – испуганно переспросил голос.

– Дед Пихто и Агния Барто! Открывай, ё-моё!

Дверь отворилась, и перед блюстителями предстал жирный, румяный детина с полуоткрытым ртом и реденькой бороденкой. В его глазах был испуг нашкодившего ребенка.

– Что, Федя, не узнал? – ласково улыбнулся участковый. – Ну, давай, приглашай в гости!

Детина перевел взгляд на Макарова и расплылся в приветливой улыбке. Он сделал пригласительный кивок и, не спеша, повел гостей в горницу. В доме было чисто. Аккуратно заправленный диван со взбитыми подушками, выскобленный до блеска деревянный стол, на полу – полотняные дорожки. Но духота стояла ужасная, и запах был специфический. Оперативники хотели пройти на кухню, но хозяин преградил дорогу и насупился.

В кухне топилась печь. Около нее лежали дрова, а рядом стояло цинковое ведро, покрытое клеенкой. На плите кипела огромная кастрюля с похлебкой и издавала сильный мясной аромат. К печи был прислонен мокрый топор. На разделочном столе сушилась разобранная мясорубка. Макаров подмигнул оперативникам и продвинулся вперед.

– Как поживаешь, Федя? Не голодаешь, – произнес он с добродушной улыбкой.

Хозяин отрицательно покачал головой. Его взгляд по-прежнему оставался недоверчивым.

– Пенсии хватает?

– Что вы, дядя Алексей! – всплеснул руками дурачок. – Только на хлеб и чай.

– Ну, наверное, мясо тебе приносит баба Оксана, – хитро подмигнул Макаров.

– Давно уже не приносит, – скривил губы хозяин и шмыгнул носом.

– Просто беда! – сочувственно покачал головой участковый. – Что же теперь, голодать будешь?

Лицо дурачка просияло и сделалось лукавым. Он хитро покосился на занавешенные окна и прошептал:

– Не буду, дядя Алексей. У меня мяса заготовлено на всю зиму.

– Да ну! – воскликнул лейтенант, включившись в игру. – Врешь, наверное!

Лицо хозяина сделалось обиженным. Он подошел к холодильнику и распахнул дверь. Сочный запах мясо, пахнувший из него, заставил всех содрогнуться. Стоящие в нем две огромные кастрюли были доверху забиты фаршем. На нижней полке, в тазу лежали кишки, сердце и печень. А то, что лежало ниже заставило наряд откачнуться назад: едва ободранные кисти рук.

– Людоед! – прошептал лейтенант и услышал, как сзади один из бойцов рухнул на пол.

Как после установит следствие, жертвами стали двое рабочих автомата витаминной муки. Они часто захаживали к дураку раздавить бутылочку. В тот роковой вечер друзья не угостили хозяина дома, а когда он потребовал, то насовали ему тумаков, чем вызвали в нем кровную обиду. Как только друзья заснули, дурак взял топор и отсек им головы. После чего пустил их тела в производство, чтобы добро не пропадало зря. Занимался ли Федор Баранов людоедством до этого случая, на этот вопрос следствие ответить не смогло. Впрочем, мясо своих товарищей он вкусить не успел. Больной был задержан, а затем отправлен в Казанскую психиатрическую больницу.

Однако мы отвлеклись. Итак, в то самое время, когда Луиза приходила в себя после перенесенного потрясения, кузоватовские мужики тряслись в фирменном поезде, следовавшим в Москву.

12

Итак, в то самое время, когда Луиза приходила в себя после перенесенного потрясения, кузоватовские мужики тряслись в фирменном поезде, следовавшим в Москву. Парторг из Коромысловки, который отправился сопроводить односельчан до столицы, не переставал удивляться московскому журналисту. «Вот у кого действительно слова не расходятся с делом, – восхищался он. – Обещал организовать билеты, и организовал. Гигант! А главное, не только заказал билеты абы какие, а все в одном вагоне. Более того, больше никого из посторонних в этом вагоне нет. Что значит, когда имеешь друга в ранге замминистра».

Честно говоря, пятидесятилетнего парторга Семена Куроедова мучила черная зависть. Он тоже хотел в Америку, но туда приглашали только сельскохозяйственных специалистов. Парторгов не приглашали. Впервые в жизни Семен Петрович почувствовал свою профессиональную ущемленность. Более того, начинающиеся в стране реформы сулили окончательное упразднение парторгов. «А ведь и упразднят, Ироды проклятые, – сокрушался про себя Петрович. – И куда же я тогда пойду? Ведь я же ничего больше делать не умею».

Собственно, в его сопровождении земляков до Москвы необходимости не было. Но он сам настоял на своей поездке (мол, нужно поддерживать дисциплину!), втайне надеясь, что случится чудо, и его тоже отправят в Америку в качестве руководителя. Ведь нужно и там кому-то руководить.

Однако, как только мужики загрузились в вагон, журналист, игнорируя парторга, объявил, чтобы они сами выбрали себе старшего.

– Федьку! Федьку Сапожникова! – загалдели мужики. – Он серьезный! Никогда не видели, чтобы он напивался до поросячьего визга.

– А забыли, как он по пьяни утопил в пруду трактор? – сдвинул брови парторг. – А как башкой разбил конвейер на витаминном агрегате? Вы хотите, чтобы он и в Америке повторил свои подвиги? Нет, товарищи! Старший должен быть морально устойчивым.

Мужики смущенно замолчали. Однако ненадолго.

– Тогда Лешку Селедкина, – снова загалдели они. – Он самый башковитый. В прошлом году башкой выбил дверь в сельмаге.

– Вы что же, хотите, чтобы он и в штате Невада таким образом проявлял свою башковитость, – строго перебил парторг. – Я сказал, морально устойчивый.

Мужики замолчали и все, как один, начали чесать затылки. В эту минуту всеобщего почесывания с парторга сошло семь потов. Он ожидал, что после этого односельчане, наконец, вспомнят о нем и скажут, что самый морально устойчивый – это он, Петрович. И они начнут умолять журналиста, чтобы он попросил замминистра послать его с ними в качестве руководителя. Однако у односельчан, по всей видимости, в мозгах замкнуло.

– Ну, если морально устойчивого выбирать, то только Федьку Сапожникова. Он всегда на ногах стоит, даже после ящика водки.

«Вот сукины дети! – воскликнул про себя парторг. – Сколько для них не делай, никогда не будут благодарны». Если бы односельчане подслушали мысли идеолога, то искренне бы изумились: «А за что, собственно, быть ему благодарным?»

Старшего бы еще долго не смогли выбрать, если бы не вмешался журналист. Он пояснил, что старший выбирается на время пути до Москвы. Потом в Москве им дадут руководителя из министерства. Парторг окончательно приуныл, и мужики, воспользовавшись его молчанием, утвердили руководителем Сапожникова.

Двухметровый детина с полупудовыми кулачищами сразу важно надул щеки, и первое, что он сделал, поднес кулак к носу Лехи Селедкина.

– Увижу, что башкой выбиваешь дверь, убью!