О блокаде Ленинграда и о другом, о чём не могу забыть

Вернемся к пленным немцам. Около нашего дома ежедневно проводили пленных и они разбирали завалы разрушенного дома откуда я привел своего друга (см. предыдущие главы).

Они не спеша разбирали кирпичик за кирпичиком и складывали в кучу. Когда приезжал грузовичок, они складывали кирпичи на него и организовывали отдых. Наблюдал за ними один солдат, выделенный из регулярных войск комендатурой.

В начале мы мальчишки подходили осторожно. Все – таки страх перед немцами не прошел.

Однажды во время отдыха один из немцев вынул из кармана губную гармошку и стал играть вальсы Штрауса. Нам понравилось, мы слушали, а потом под безразличные взгляды конвоира мы подсаживались к пленным. И вдруг он с большим акцентом заговорил: «Можно поесть! Хлеб!» Мы его поняли и начали приносить собой, кусочки хотя у самих было не густо, но уже начала приходить американская помощь по ленд-лизу. У меня была маленькая пачка сушенных бананов. Детям их выдали в управлении домом (жакте). Я её отложил и вынимал по выходным один сушеный банан. Так вот эту пачку я притащил немцам. И они с благодарностью ели. И один из них показал нам жонглирование 4-мя камнями.

Потом их перевели на другой объект. И я забыл этот эпизод. Но уже в более взрослом состоянии Олег меня спросил: «На кой черт мы их кормили?» И мама часто мне поминала с сарказмом: «Жалостливый ты наш! Как ты на наши могилки ходишь? Спокойно тебе?»

У меня до сих пор нет ответа.

Вот так и живу с ненавистью и милосердием. Не зная, когда и что проявится.

Только твержу: «Не распускайся! Благодарность одного цвета». Вот такая травма.

Расцвет и смерть конторы

Часть первая.

Расцвет конторы

Вступление к первой части

Когда поэт, описывая даму,

Начнет: «Я шла по улице, в бока впился корсет», —

Здесь «я» не понимай, конечно, прямо,

Что, мол, под дамою скрывается поэт.

Я истину тебе по-дружески открою:

Поэт – мужчина. Даже с бородою.

    Саша Черный

Прежде чем вы начнете читать эту книгу, скажу прямо, что это все неправда и все, что тут написано никогда не происходило ни с автором, ни с его друзьями и знакомыми, хотя все написано от первого лица. Так что я готов заранее признать свою вину, если кто—то увидит в героях свои черты или поступки. Если какие-то организации сочтут, что это про них, то я готов изъять куски из текста и согласиться с опровержениями. Если кто-то осудит героя и припишет мне его грехи, то я готов за него сознаться, что «да» я был не прав и больше так делать не буду.

Автор немного вольно обращался с историческими лицами. Везде он старался следовать документам по истории, но трактовку их поступков и достижений брал на себя. Я хотел сказать, что они такие же люди, как и все, но только гениальные, так что остается только завидовать, что они смогли, а мы нет.

Так-что будьте благосклонны и успешного чтения.

Глава 1.1

Начало

Зазвонил мой служебный телефон. – Алло!

Это звонил начальник отдела кадров. «Вам надо пройти в комнату переговоров». Я хорошо знал этого чинушу, мы не раз за одним столом обедали и вели нейтральные беседы. Но сейчас звучал официальный голос с металлическими интонациями. Это означало, что он по делу или звонит в присутствии кого-то незнакомого. Я спустился вниз в проходную. За ней начиналась зона, где можно было свободно находиться посетителям. Там же была комната, для переговоров с ними, пока им не выпишут пропуск. На этот раз у комнаты дежурил начальник отдела кадров, что было само по себе удивительно. Значит, там находилось какое-то важное начальство. Но почему его не допускали на территорию Института, я не понял. Начальник взял меня под локоток, что мне не понравилось, и я вежливо освободился. – Ну, ладно! – выдохнул начальник и пропустил меня первым в комнату. В комнате в углу за столом сидел красивый блондин. В идеальном костюме, он очень соответствовал образу чекиста. Этот образ я усвоил по многим сериалам. И его голос: «Проходите, садитесь!» – был настолько знакомым и ласковым, что у меня не осталось сомнений, что я угадал его занятие. Дальше я ожидал, что он вынет книжечку и отрекомендуется: «Капитан,*****». Но этого не произошло. До этого со мной беседовали разные вежливые люди. В основном это были ученые старой школы. Но тут была холодная вежливость. Потом я часто встречался с такой вежливостью, и в этой организации и даже в нелегальном обществе ленинградских фашистов. Но сейчас это было впервые. Вежливая реплика – «Мне рекомендовали Вас, как талантливого молодого ученого». Начало было для меня неожиданное. Еще никто не говорил мне такого. Да кому было дело до моей талантливости, все пахали одинаково и решали те задачи, что ставили шефы или возникали по ходу работы. Дальше следовал неожиданный задушевный вопрос. – «Над чем вы сейчас работаете?». Тоже было для меня неожиданно. Я не числил себя важной персоной, чтобы незнакомые люди интересовались моими работами. Я подумал: «Сейчас спросит о здоровье». Но молчать было неудобно, и я открыл рот, не понимая, что происходит. – «В настоящее время» – протокольно начал я, – «веду свою часть алгоритмов по основным процессам управления». – Да нет! – досадливо бросил он. – Расскажите мне про теорию. Вот тут мне стало не по себе. Такая организация знает столь тонкие математические предметы! Да и откуда они узнали, что я занимаюсь этим. Но скрывать было нечего, хотя я просто не был подготовлен читать популярные лекции по вопросам современной математики. – «Исследую приложение конечных полей Галуа для описания дискретных процессов». – «О-о-о!» протянул он. – И чего Вы там достигли?

Я явно был в тупике. Что-то мне подсказывало, что субъект не знал этого предмета, но что ему было нужно, я не понимал

И тут блеснул некоторый луч, осветивший закоулки моего сознания. – «Вы кому—нибудь сообщали свои результаты?»

– Вот! Это суть.

– И как хороший следователь по этой маленькой детальке, я понял, что это и есть основная цель беседы. Но это была только догадка. – «Да, делаю кое-что!» – протянул я. А теперь надо немножко пояснить для современного поколения. Это были годы, когда компьютеры были большими устройствами и занимали этажи. И поэтому переписка шла по обычной почте, как это делали веками большинство ученых. Значит, это не удивительно, что незнакомый мне сотрудник знакомых мне понаслышке органов интересуется моими работами по полям Галуа. Этот человек – феномен, занимаясь работой, которая «опасна и трудна», вряд ли хорошо знает дискретную математику. Этот человек хорошо знает мою переписку!

Что я там написал, кроме того, что у нашей власти отрос большой орган, употреблял разные непотребные слова? Нет, что-то более серьезное привело его. Я ждал следующего вопроса. Но он заботливо сказал: – «Не буду утомлять вас. Мы еще не раз поговорим. А вы пока подумайте и в следующий раз расскажите чего—нибудь на тему вашей работы». Встал, заканчивая разговор, и добавил.

–«Еще подумайте, Вам ничего не говорит имя Казимир Беллучи?»

«Вот так! – подумал я – «Опять проклятая неизвестность!», – сказал муж, не разглядев, кто лежит в его кровати рядом с женой.

Не скажу, что я вышел спокойно, под взглядом начальника отдела кадров. Но разум мой работал. Хотя переписка с американским ученым Казимиром Беллучи была, но она не касалась основной моей работы, а только моей домашней теоретической работы, и я не находил в ней никакой крамолы. А крамола-то была!

В самом моем существовании. И в том, что независимые мысли, даже научные, возникают только в свободной среде и принадлежат многим людям. Но об этом потом. Я вспомнил, что, подписывая форму на секретность, я подписал пункт, по которому я должен был докладывать о своей переписке с иностранными гражданами. Вот тебе и повод для беседы с доблестными органами. А теперь изложу по порядку.

Глава 1.2

Начало крамолы

Моё почти психическое заболевание началась в институте, где я впервые прочел работы академика Николая Владимировича Горянского, посвященные кибернетике. Эта наука в официальной пропаганде называлась, как реакционная лженаука, возникшая в США и других странах во время второй мировой войны, форма современного механицизма.

Это было смешное и странное время. Уже не было Сталина, но официальная пропаганда муссировала работу Сталина «Вопросы языкознания» и вторую работу «Экономические проблемы социализма».

Что за прелесть были эти работы!

«Законы не изменяют. А их изучают и используют» – писал товарищ Сталин. В это фразе было столько же информации, как надписи на туалете общего пользования. «Уходя, гасите свет».

Но их воспринимали серьезно. Изучали. Трактовали.

Кроме того, всем прививалась вера, что марксистское учение открывает глаза на все.

Это очень хорошо использовалось нечестными людьми на каждом шагу и во всем. В том числе и в науке.

Как сегодня выясняется, никто не запрещал кибернетику и генетику. Правда, при этом игнорируются реальные людские жертвы, как академик Николай Иванович Вавилов. И много других.

Просто генетика не соответствовала положениям марксизма в понятии великого ученого Трофима Денисовича Лысенко.

По академии наук ходила байка.

Лысенко выдвинул в академики своего ученика. Этот ученик достиг «больших» результатов. Он отрубал хвосты нескольким поколениям крыс и, наконец, по словам Лысенко и его сотрудников, добился того, что рождались крысы без хвостов. Это было подтверждением, что потомственные признаки формируются внешней средой, а не передаются по наследству.

За такую работу он был, выдвинут в академики.

При обсуждении этого вопроса встал один из членов академии и сказал следующее.