– Ну и что? – Ромуальд даже руками всплеснул. – Прости, Куратор, не понимаю я.
– Конкач – это не профессия. И ты не уникален. Суть Конкача – сохранять равновесие сил. У каждого из вас своя стезя. Расплодились банкиры – появился Конкач банков. Бандиты взвились, словно соколы орлами. Получите своего. Правда, погиб он недавно. Пушич его фамилия, не сдержался, увлекся.
– А я кто? – отчего-то заволновавшись, с трудом выговорил Ромуальд.
– Догадайся, – хмыкнул Куратор, и некоторое время они ехали молча.
Неуютно было на этой пустынной мартовской дороге в предрассветный час. Дальнерейсники еще только спали, редкие гонщики мчались мимо, торопясь на встречу со своими столбами, по обочинам стояли подернувшиеся ледком лужи, и казалось, что на всей Земле нет больше никого – только этот Ландкрузер, что вез озадаченного Ромуальда вместе со странным Куратором.
– Ты – не человек? – внезапно спросил Ромуальд.
– Когда-то таких, как я, было достаточное количество. Но не здесь и не сейчас.
– Зачем тебе это?
– Поверь мне, мои цели – это всего лишь выполнение простых желаний: дом, сородичи и покой (см. «Радуга»). Но дело не во мне. Ты будешь ловить выпущенную «Белую стрелу». Честно говоря, мы уже приступили. В таких вот мелких городках и начинают бесноваться во вседозволенности всякий государев люд.
– Кстати, совсем забыл, – Ромуальд даже удивился, как это он сумел упустить из виду такое дело. – Что будет у нас в городе? Вроде бы столько ментов погибло.
– Да ничего, – чуть ли не зевая, проговорил Куратор. – Я им записку оставил, чтоб не беспокоились. Сообщат куда надо текст, потом похоронят своих жмуриков и забудут обо всем, как о страшном сне. Всякое бывает.
До Балашихи их не остановил ни один наряд ГИБДД.
16
Сущность учебы на бывшей базе «Вымпела» была странной. Ромуальд учил себя сам. В первый же день Куратор сказал:
– Как любят говорить ваши людоеды из страховых кампаний: «Мы – не благотворительная кампания». Следовательно, чувство сострадания нам не знакомо. Зато ничего человеческое нам также не чуждо. За все придется платить. Полгода у тебя будет некий аванс, потом придется его возвращать. Цены сложились веками, так что не стоит привязывать их к нынешней стоимости жизни. Плата будет в долларах, иногда в евро, иногда в других валютах. Тебе предварительно сообщат. Программу обучения тебе также предложат исходя из твоего менталитета. Это – не правительственная организация, контроля никакого. К тому же не надо путать с разнообразными спецотрядами, из тебя никто не собирается готовить «идеального убийцу». Никакого шпионажа – поверь, это совсем не нужно. Миссии свои будешь выбирать, да и разрабатывать самостоятельно. В общих чертах – это все. Все свои вопросы решишь в ходе обучения.
С другими курсантами, если так можно сказать, Ромуальд не встречался, какие-то строгие парни кувыркались в спортзалах, бегали, бряцая оружием, но внимания никто друг на друга не обращал. Это было даже, в некотором роде, неплохо.
За первый месяц обучения Ромуальд понял, что вся его прежняя жизнь была похожа на блуждание впотьмах: можно было миновать торчащий угол, а можно было со всего маха приложиться о него. Теория Вернадского, неевклидова геометрия и еще многое другое, о чем, как оказывается, всегда знало человечество, раскрывало глаза. Точнее, способствовало видеть в темноте. Единое информационное пространство было круче и доступней интернета, чуть измененная метрика рядом с собой способствовало эффекту «невидимости», или, как говорили в старину, «отводу глаз». С прошлым нельзя было контактировать, но его можно было знать. И это было самым важным и поистине драгоценным даром, обучению которому он отвел самое важное место в своем «учебном плане».
В самом начале лета он устроил себе первое «пробное» дело. Надо было начинать зарабатывать, оплачивая услуги странных педагогов, переходить на «рациональное» питание, не вредящее организму, обзаводиться необходимыми приспособлениями и устройствами. Словом, нужны были деньги.
Ничего более стоящего не подвернулось, как поездка с информацией в город Майами, штат Флорида. Куратор от души повеселился, если, конечно, у него была душа, узнав об этом первом заработке. Можно было организовать все гораздо ближе и доступнее, но тогда еще Ромуальд этого не видел. Ему даже сначала не поверили, устроив подобие допроса.
– На какой машине к тебе подъехал «бандит»? – спросил маленький неприметный мужичок, специалист по человеческим нравам и привычкам. В другом месте его бы назвали «психологом».
– На Кадиллаке, – ответил Ромуальд.
– Номерной знак какой у машины был, когда она подъезжала к тебе?
Ромуальд задумался, вспоминая, пытаясь себе представить заново ту картинку.
– Никакого, – сказал он.
– А когда она от тебя отъехала, тоже без номера?
– Да нет, что-то было. Два помидора, вроде, нарисованных на знаке. Вот цифр – не помню.
Этого оказалось достаточно. Нельзя было расплачиваться за обучение деньгами, взятыми в долг, в подарок. Только средства, «заработанные» личным участием. В противном случае Конкач жестко наказывался.
Чтобы получить тогда визу в США пришлось помучиться, искать выходы на Доминикану, получать приглашение и еще решать целую кучу формальностей. Он удивлялся, как в кино легко и просто любой страждущий проникал на территорию суперсерьезных надзорных мер. Выйдя из самолета, он усомнился в правильности заполнения своих таможенных, карантинных и еще каких-то карточек. У стойки, где можно было свериться с образцом, стояла женщина, донельзя похожая на совсем взрослую Ирину Аллегрову. Она сосредоточенно выводила в своем бланке «Irina», но подняла голову, перехватив невежливый взгляд Ромуальда.
– Проблемы? – спросила она хриплым голосом, и у него отпали все сомнения – ну да, она, та самая, что пела в микрофон что-то, а Россия слушала.
– Иногда – да.
– Тогда не забудь в этих квадратиках галочки поставить, – она указала на синюю бумажку в руках Ромуальда.
В Майами было спокойно, тепло и немноголюдно. На следующий день он уже вылетел обратно. Куратор повеселился, но никакой критики не допустил.
Постепенно финансовые проблемы, благодаря участиям в некоторых акциях на российской территории, перестали быть проблемами. Ромуальд добросовестно передавал деньги Куратору во время учебы, ну, а закончив которую через пару лет, отстегивал приличные взносы, как партийные.
Узнавая все больше из истории, да и настоящей действительности, становилось просто страшно: куда мы катимся? Вернее, конечная остановка была известна, но вот причины, побуждающие к этому движению – оставались тайной.
Однажды в Питере в бане на Балтийской довелось пересечься с человеком, имя которого Ромуальду ничего не говорило. Положение того в обществе его тоже как-то не особо интересовало. Но вот слова, которые на прощанье он произнес, запомнились:
– Вот ты, мил человек, можешь работать и на ментов, и на воров. Тебе это без разницы. А не задумывался никогда, в чем различие этих двух сословий? И те, и другие существуют за счет беды и горя, но менты, кроме этого, еще и отнимают у людей то, чем наделил всех Господь Бог в равной степени.
– Что, жизнь человеческую? – спросил Ромуальд, когда пауза затянулась.
– Да нет, мил человек, – сказал собеседник и хлебнул из бокала пива. – Свободу.
Ромуальду следовало уйти, но время было неподходящее. Невежливо было вот так просто исчезнуть, как-то не по-человечески. Нужно было дождаться последнего слова, нацеленного пистолета или разрешающего жеста руки.
– А вот ты кто? – неожиданно прервал молчание компаньон.
– В смысле? – удивился Ромуальд.
– Ну, вот мент всегда может стать вором. Не в смысле – коронованным авторитетом, а просто душегубом, вором, насильником. А вот вор ментом – никогда. Кем себя ты считаешь?
– Да обычным человеком, – пожал плечами Ромуальд. Он даже как-то смутился от вопроса. Думая о природе вещей, он никогда не задумывался о своем в ней месте.
– А вот тут ты лукавишь, мил человек. Работая на воров и ментов одновременно, нормальным человеком с доброй душой остаться невозможно. Ты теперь – чудовище, – сказал собеседник и, сбросив простыню, в два шага прыгнул в бассейн. Переплыл на другой берег и там замер, отвернувшись. Можно было подумать, что он испугался.
Но это было не так. Испугался Ромуальд.
Скоро выбравшись из бани, он позвонил маме.
– Мама, где мой нательный крестик?
– Ромка, его же у тебя в милиции забрали тогда, несколько лет назад. А что? Тебе надо новый купить? Я куплю.
Ромуальд отключил трубку и вспомнил: Куратор вернул ему все документы и вещи. Разве что этого маленького серебряного крестика не было. А он и забыл тогда.
Бежать на покаяние в церковь было как-то для него неестественно, все равно, что покупать индульгенцию. Надо было поговорить с нормальным человеком, у кого есть душа и совесть. Пусть это не будет праведник, пусть это не будет священник, но пусть это будет тот, кто в данный момент может быть искренним перед собой, кто не озлоблен и не лжив.