Тойво – значит надежда. Красный шиш

Что, если это мучительно, что тогда?

Что мы должны делать, что ты скажешь?

Не сходи со своей линии жизни[74 - Перевод. Непоэтический.].

19. Боевые задания.

Красные лыжники передвигались по озеру очень ходко. То ли отдых пошел на пользу, то ли настолько воодушевило выступление командира первой роты. Даже сумерки не могли сдерживать наступательного порыва. Его сдержать могло только отсутствие разведданных: никакие из ушедших заранее групп пока не объявились.

– Если через двадцать минут разведка не образуется, мы налетаем на деревню, – сказал Хейконен.

– Черт, неужели, лахтарит всех покоцали! – ответил Антикайнен. – Будем разворачиваться в цепь и атаковать. Иного решения не вижу.

Трудно было увидеть другой выход, да, вообще – что-то увидеть было трудно: темнота навалилась, словно придавленная налетевшим неведомо откуда снежным бураном. Если залечь в сугробах и ждать хоть какой-то рекогносцировки, отправив к поселку новых бойцов, то риск фатально замерзнуть возрастал многократно.

И Хейконен, и Каръялайнен, и Суси поддержали это решение, но внезапно из метели вынырнули разведчики.

– В Реболах нет ни одного белофинна, – доложил Лейно. – Все дома обошли, все дворы проверили – пусто. Только старики, да совсем малые дети. Яскелайнен с вами?

Матти и его группы не было ни в отряде, ни в поселке.

Весть о том, что врага на их пути нет, сыграла дурную шутку. Словно бы все разом почувствовали усталость, словно бы у всех разом кончился завод, как у часовых пружин. Некоторые бойцы даже начали валиться с ног, не в силах противиться порывам хлесткого, со снегом, ветра.

До поселка добрели, как в полусне. Действительно, белофинны ушли. Все триста человек, если верить старикам, встали на лыжи пять часов назад. Куда они двинулись? Может, в Кимасозеро, может в Финляндию, или Москву – кто знает?

– Почему молодежи нет в поселке? – спросил Антикайнен.

– Так угнали всех, – ответ не был чем-то неожиданным. – Лес будут валить.

А группа Яскелайнена так и не появилась.

Красноармейцы выглядели разочарованными – настолько сильно было у них желание сразиться, наконец-то, с врагом. Даже то, что белофиннов было почти в два раза больше по численности, их не удручало. Недельный марш, в ходе которого они боролись только с морозом, километрами, какими-то сомнительными волколаками мог привести к разочарованию и, как следствие, потере всяческой боеспособности.

Пурга бушевала почти до утра, кончившись так же внезапно, как и началась. В отличие от предыдущей стоянки все чувствовали себя разбитыми. О том, чтобы двигаться дальше, не могло быть и речи. Но сидеть сложа руки тоже не дело. Антикайнен поручил начальнику штаба Суси организовать разведку подходов к Кимасозеру. Начальник штаба Суси поручил это поручение командирам рот, Каръялайнену и Хейконену. Те перепоручили командирам взводов, которые, в свою очередь, довели поручение до отделений. В общем, на разведку попросились все отделения. Пришлось Тойво самому отбирать разведгруппы. Круговая порука какая-то!

Лейно, Оскари и Тойво Вяхя ушли в рейд вместе с руководимыми им пятерками бойцов, чтобы определить лучший курс продвижения в сторону Кимасозера – путь-то предстоял неблизкий! Лейно двинулся к Колвас-озеру, Тойво – к Емельяновке, а Оскари отправился к Конец-острову. Вяхя и Кумпу некоторое время двигались вместе, потом их пути разошлись.

Тойво вернулся обратно быстрее всех. Его разведка оказалась самой печальной из прочих. На волокушах они привезли тела трех товарищей. Это были останки Яскелайнена и двух его бойцов.

Определить, кто из них кто, было очень сложно – трупы были изуродованы до полной неузнаваемости. У каждого были пулевые ранения, что могло означать только то, что они натолкнулись на белофинскую засаду, либо оказались замечены всем неприятельским воинством. Триста опытных в военном деле врагов не оставили трем красноармейцам никакого шанса. Конечно, Матти сотоварищи могли опрометью броситься к своим в надежде оторваться от белых шишей, но тогда они рисковали подвести под удар всех бойцов отряда Антикайнена.

Яскелайнен и два разведчика, Антилла и Юхани, приняли скоротечный бой. Кто-то из них погиб на месте, получив несколько пуль в грудь, кто-то еще оставался жив, когда белофинны захватили их в плен.

Истекающих кровью красноармейцев раздели донага и провели с ними беседу, в ходе которой надеялись узнать, помимо традиционного «где и когда вы родились», сколько бойцов в их подразделении, какие поставлены задачи и какие маршруты передвижения. Развязывали языки традиционным для военных преступников – или просто военных – способом: резали, кололи, рвали и жгли.

Почему-то никто из отряда Антикайнена не сомневался в том, что разведчики не предали своих товарищей. А иначе белофиннам ничего не стоило вернуться назад и устроить засаду всем красным шишам. Их-то, по слухам, было гораздо больше, чем красноармейцев.

Всем троим, Матти, Антилле и Юхани, разбили головы то ли прикладами винтовок, то ли обухами топоров. Опознать погибших было решительно невозможно. Разве что по росту, но никто не мог сказать, кто из них был повыше, кто пониже.

Вот и сбылось недавнее мимолетное предсказание Лоухи про «парня с печальными глазами». Яскелайнен уподобился в своей кончине убитому им поручику Ласси. Действие порождает противодействие. Лишь бы только эта объективность не давала сбой в отношении тюремных надзирателей, полицейских дознавателей, да и прочих палачей.

Потемневшими от гнева глазами смотрел поверх голов своих бойцов командир Антикайнен.

– Женевская конвенция 1864 года с поправками и дополнениями 1906[75 - Регламентировала обращение с раненными, пленными. Сначала ратифицирована щепоткой стран, позднее – всей Европой.]? – спросил он мироздание. – Законы ведения военных действий и порядок обращения с пленными?

Ответа, конечно, не последовало. На войне, как на войне. Позднее, как ни странно, именно Антикайнену придется отвечать перед судом за нарушение Женевской конвенции, а суд – полный дядька с выпученными безумными глазами – в то же самое время не примет к рассмотрению факт жестокого убийства красноармейцев возле деревни Войница.

– Симо, – позвал Тойво начальника штаба Суси. – Надо парней похоронить по-человечески.

Безусловно, ни о каких гробах речи не было: покойники закоченели на морозе в таких позах, что пришлось бы для них придумывать специальные ящики.

Когда вернулись остальные разведчики, дело было уже сделано. После докладов примерная картина диспозиции вражеских сил вырисовалась следующим образом: основные силы захватчиков двинулись в сторону Кимасозера, где у них штаб. Теперь в этом командиры отряда уже не сомневались. Стало быть, нужно было подготовить удар по врагу, да такой, чтобы ощутимость его была значительной и это помогло бы регулярным частям Красной Армии начать наступление по всем фронтам.

Лейно также сообщил, что на его маршруте встретилось несколько трудовых лагерей, отстоящих друг от друга на пару километров. Финские охранники в егерских формах караулили вяло работающих на заготовке леса мужчин и женщин.

– Сколько это – несколько? – спросил Тойво.

– Два, – уточнил разведчик. – Судя по тому, что особого рвения на работе не наблюдается, это местные отбывают трудовую повинность.

– Охранников вырезать, работников разогнать, – предложил Каръялайнен.

– Не разогнать, а распустить, – поправил его Хейконен.

– Успокоить и обещать скорого восстановления советской законности, – добавил Суси. – Они же советские подданные.

– Стало быть, никто не возражает против резни белофиннов? – ухмыльнулся Каръялайнен.

Все командиры только пожали плечами, а Кумпу пробормотал что-то, типа «как получится».

Получилось, как получилось.

Боевая группа красных шишей выдвинулась в указанном направлении и, рассредоточившись, скрытно подобралась к подмерзающим на своих постах белофиннам в егерской форме. Если бы это были егеря, то они бы не позволили застигнуть себя врасплох.

Отто Иконен возник за стволом сосны, к которой прислонился парень с винтовкой. Не дыша, примеривался и так, и эдак, чтобы бесшумно обездвижить того, но все никак не мог выбрать удобный момент и положение: верхняя часть верхней одежды белофинна была очень плотной – ножом так сразу и не пробить, да еще и поднятый воротник! Ну, а про нижнюю часть и говорить не стоило. Отто пытался подобраться с одной стороны, потом с другой – стороннему наблюдателю могло показаться, будто он колдует и делает руками колдовские пассы. Сторонний наблюдатель был только один – Тойво Томмала – он чуть не описался от еле сдерживаемого смеха, вызванного эдаким зрелищем.

Отчаявшись, Отто безнадежно махнул рукой, широко размахнулся и по дуге вонзил нож охраннику в шею, как он надеялся – в щель между половинками воротника. Удар оказался очень сильным и точным, лезвие пробило кадык, скользнуло по позвоночнику и воткнулось в ствол дерева. Белофинн непроизвольно пытался издать хрип, но рука Отто зажала ему рот. Так он и остался стоять, пригвожденный, только винтовку выронил из рук, но ее подхватил все тот же Иконен.

Все убийство заняло не более минуты, никто и не заметил. Отто пожал плечами, мол, «как получилось», опустился на снег и отполз в сторону отдыхающей смены белофиннов. Всего врагов было пять человек. Нужно было бесшумно обезвредить, как минимум, троих, тогда оставшиеся двое не успеют поднять оружие.

Томмала с назначенным ему караульным поступить по примеру своего товарища не мог: белый шиш сидел в низинке на свежем пне и смотрел поверх голов подростков, срубающих топорами ветки. К нему подобраться было не то, чтобы сложно, а просто невозможно.

Тойво повторил путь Иконена и дополз до пригвожденного к сосне караульного. Спрятавшись за стволом дерева, он осторожно приблизил голову к плечу мертвеца и запел, делая губы трубочкой, словно посылая звуки в сторону недосягаемого белофинна. Песня была мазуркой в стиле «Летки-енки», в которой народ обращался с торжественным словом к «Sika»[76 - Свинья – в переводе.], честя ее и в хвост, и в гриву. Почему-то голос у певца сделался очень гнусавым и тонким, почти женским. Или, скорее, мужским с ущемленным достоинством. Слух песня отнюдь не ласкала.

Казакку переглянулись между собой, но никак не отреагировали на пение: обидится певец, а у него в руках – ружье! Еще пристрелит ненароком! Поэтому они продолжили вяло работать свою работу. А работа, из без того подневольная, стало быть – малоэффективная, под это пение спориться совсем перестала.

– Эй, Тойво, – не выдержав, крикнул караульный на пне. – Хорош глотку рвать!

Иконен даже вздрогнул, непроизвольно замолчав от такого персонального обращения. Потом сказал себе: это всего лишь совпадение, мертвеца тоже звали Тойво. Мало ли в Бразилии этих донов Педро![77 - Фраза из советской фильмы «Здравствуйте, я ваша тетя».] И снова запел, еще гнуснее, чем до этого.