Тойво – значит надежда. Красный шиш

– Ну, что там у тебя опять? – снова крикнул белофинн. – Курево, что ли, кончилось?

Тойво не отвечал, продолжая выть. А когда слова песни кончились, затянул ее по новой.

– Ты что там – как глухарь на току, никого не слышишь кроме себя?

А красный шиш, знай, поет себе, пуще прежнего, и еще рукой покойника себе помахивает в незамысловатом такте.

– Эй, начальник, дай ты ему курево! Нет никаких сил слушать этого соловья! – обратился к караульному кто-то из казакку, вероятно, самый музыкальный.

– Цыц! – прикрикнул на работников тот. – А то зарплату урежу!

– Какая зарплата?! – вполголоса откликнулся тот же голос. Но замолчал.

Белофинн со вздохом поднялся со своего пня, перехватил винтовку на сгиб локтя, достал из кармана алюминиевый солдатский портсигар и пошел к своему коллеге, тяжко переставляя ноги по взрыхленному снегу.

Приблизившись, он вознамерился, было, сказать что-нибудь такое, что-нибудь едкое, уже открыл рот и поднял глаза от сугробов под ногами, но произнес только «ох, крх». Трудно произнести что-то членораздельное, когда в горле образуется посторонний предмет, и предмет этот – хорошо сбалансированный и заточенный нож-пуукко.

Томмала умел кидать ножи. С самого детства брошенный им кинжал совершал только один оборот на 180 градусов и летел в цель лезвием вперед, без разницы на какую дистанцию ту выставляли. Проблема была только в меткости.

Однако с пяти шагов попасть в медленного врага было несложно. Сложно было быстро приблизиться и подхватить обмякшее тело, чтобы то не завалилось в снег и нечаянно не спровоцировало выстрел. Тойво стремительным броском достиг белофинна, еще успел посмотреть в гаснущие удивленные глаза противника, подхватил его под мышки и оттащил к дереву. Стоять тот не мог, поэтому он усадил тело возле былого сослуживца.

«Так уж получилось, тезка», – сказал про себя Тойво.

Бруно Лахти получил полную свободу действий, не просматриваемый с двух сторон. Поэтому он, не скрываясь, пошел к паре казакку, занятых вырубанием в два топора клина на дереве в сторону предстоящего его падения[78 - Сначала вырубают или выпиливают клин, потом пилят дерево с противоположной от клина стороны – оно и падает, куда этот клин смотрит.]. Похлопав зачем-то по стволу, то ли в одобрении, то ли от глупости – так, во всяком случае, показалось лесорубам – пошел дальше. Покрутился возле подростков и отошел к женщинам, занятым заведением на верхушку поверженной сосны петли для волока. Тут же стоял сосредоточенный караульный, весь в своих загадочных мыслях. Бруно подмигнул работницам, но те не обратили на него никакого внимания, тогда он сместился чуть в сторону и шагнул к белофинну.

Караульный, все такой же задумчивый, повернулся к подошедшему человеку. Но он не повернулся всем корпусом, ограничившись поворотом головы, обнажив яремную вену на шее. Лахти молниеносным движением полоснул по ней ножом, другой рукой тотчас же зажав несчастному врагу рот. Таким образом все предсмертные хрипы и бульканье оказались полностью заглушены. Целая струя крови ударила в воротник и потекла внутрь полушубка. Бруно усадил мертвого караульного возле кучи срубленных веток и пошел к костру, возле которого уже собрались все участники боевой группы.

– Уж как получилось, – сказал он, а командир Оскари навис над двумя белофиннами отдыхающей смены.

– Хенде хох, – сказал он приглушенным голосом. – Кончилась ваша служба.

Освобожденным казакку обеих полов и разного возраста было предложено расходиться по домам.

– Для вашего сведения и уверенности: к Реболам уже на подходе части южной оперативной группы наших войск. Так что со дня на день советская власть в поселке и окрестностях будет вновь восстановлена, – толкнул речь Оскари. – Возвращайтесь к нормальной жизни, товарищи.

– Откуда он знает? – Иконен толкнул в бок своего товарища.

– Да просто умеет мыслить стратегически, – нахмурив для вящей убедительности белесые брови, ответил Томмала. – Олимпионик даже в лесу все знает.

В Реболы вернулись вместе с местными жителями и двумя пленными. Второй боевой группе живыми взять белофиннов не удалось – это были настоящие белофинские егеря, поэтому, почуяв неладное, они ушли в сторону Финляндии, отстреливаясь. Командир группы Лейно посчитал нецелесообразным преследовать врага. «Так уж получилось».

В местах лесозаготовок в большом изобилии нашлись бланки расписок в получении заработной платы от все той же фирмы «Гутцейт». В большинстве своем – пустые, но хватало и заполненных, причем как-то коряво и не полностью. То есть, одной рукой кто-то вывел фамилии, поставил в местах подписей крестики, а графы «время» и «начисленное жалованье» оставил пустыми.

– Вот еврейские морды! – сказал Лейно, увидев такое непотребство.

– Не было там евреев, – возразил Кумпу. – Все – наши, то есть – не наши. Финны, в смысле.

– Ну, раз деньги за чужой труд себе хотели отжать – то кто они? – не согласился разведчик.

– Барыги, – ответил Оскари. – Это интернациональное понятие. Как полицаи. Ферштейн?

– Ферштейн. А все равно: еврейские морды! – махнул рукой Лейно.

Предсказание Кумпу о выдвижении к Реболам Красной Армии сбылось: в поселок прискакал взмыленный, как конь, буденновец Юкка Петров. Едва сняв лыжи, он потребовал командира Антикайнена. Он и поведал о том, что все хорошо, донесение передано, пленные – тоже. Лично Седякин по телефону попросил высказать большое мерси за информацию и распорядился части войск двинуться к Реболам. Так как белофиннов в этих местах встречено не было, то и продвижение будет спорым. Алес!

Тойво разрешил Юкке как следует отдохнуть, выспаться и поесть – на все про все пятнадцать минут – и собираться в обратную дорогу на встречу с Красной Армией. Или через двадцать минут, в зависимости от того, сколько времени уйдет на допрос пленных вражеских караульных.

На допрос ушло всего десять минут. Мало, что нового, поведали белофинны. Разве что подтвердили, что самое логово финского империализма, вторгшегося на карельскую землю – в Кимасозере.

– Ну, дорогой ты наш человек Петров, отдохнул? – спросил у Юкки Антикайнен. – Пора со всей возможной скоростью мчаться с новым донесением.

– Я готов, – ответил буденновец и вывалил язык, как собака, пробежавшая от Белого моря до Черного. – Только штаны подтяну.

– Беги-беги, спаниель несчастный, – ласково сказал ему Симо Суси. – Да матери своей не забудь от нас передать привет!

Настала пора традиционного обращения к народу, а также к красноармейцам.

– Дорогие товарищи! – сказал Антикайнен. – Поздравляю вас с возвращением к нормальной жизни в советском социалистическом обществе. Мы же двигаемся дальше освобождать Карелию. И уж поверьте мне – мы ее освободим!

– Ура! – выдохнули бойцы.

– Ура! – блеющими голосами с запозданием поддержали местные жители.

20. Один шаг до развязки.

Отряд сравнительно быстро одолел расстояние до деревни Конец-остров, устроив там небольшой привал. Местных жителей, как это уже было не удивительно, практически не было – всех белофинны угнали на промысел. Один старый дед, долго выпытывая, кто они – белые, али красные – поведал, наконец, что много лахтарит здесь прошло.

– Мильон, не меньше, – сказал он. – В Ровкулы двигали.

– А нас сколько: тоже мильон? – спросил начальник штаба.

– Не, вас с полмильона будет, – махнул рукой дед.

Значит, действительно, те силы в триста человек прошли здесь, направляясь почему-то в сторону Финляндии.

Однако стратегическим пунктом оставалось Кимасозеро: и для белофиннов, и для красных финнов, и для самого Антикайнена. И «летучий финн» Пааво Нурми сюда захаживал, и великий Элиас Леннрот. Знаковое место, только вот с каким именно знаком – с «плюсом», или «минусом»?

Задерживаться в Конец-острове Тойво не стал, хотя положение деревни было очень удобным. Держать оборону здесь было чистым здоровьем – отовсюду просматривается, господствующие высоты и все такое. Однако обороняться пока не предполагалось, предполагалось как раз наоборот – атаковать.

Отряд двинулся дальше, и если бы не усилившийся мороз, прошли бы очень прилично. Когда на улице минус тридцать семь, ресницы смерзаются, коркой льда обрастают усы и борода, и делается трудно дышать. Да, к тому же компасы опять начали вести себя, как тогда – при атаке волколаков. А вот и озеро показалось сквозь стволы мачтовых сосен. На берегу избушки – рыбацкие хижины и крошечные баньки. Дежавю какое-то.

Но разведчики Лейно уже вовсю обустраивали ракотулит, готовя место для ночевки. Они первыми обнаружили эти рыбацкие строения по курящемуся над лесом дымку. Кто-то топил хижину, чтобы в тепле и комфорте провести морозную ночь.

Этим кто-то оказался белофинский курьер – из тех, что назначаются регулярными войсками для быстрейшего сообщения между отстоящими друг от друга группировками. Он долго не мог взять в толк, откуда здесь Красная Армия? Было известно, что где-то поблизости орудует какой-то партизанский отряд, но не очень опасный ввиду своей немногочисленности. Партизаны – это всего лишь бандиты, а красноармейцы – это уже система.

– Волколаков здесь не видно? – спросил у него Лейно, тоже нашедший некие совпадения с былым случаем.

– Кого? – удивился курьер.