Месть Альбиона

О чём это он? И почему говорит обиняками?

Обер-прокурор поднялся, подошёл к окну, за которым угасал дождливый мартовский день, и долго вглядывался в пустынную по случаю ливня Сенатскую площадь. Повернувшись к Белозёрову, вдруг спросил:

– А скажите, Сергей Васильевич, что за документ вам доставили второго дня из английского посольства?

Глава вторая

Вот так вопрос…

– А вы откуда знаете? – удивлённо спросил Сергей.

И такое недоумение нарисовалось на лице художника, что Победоносцев не удержался от улыбки, слегка тронувшей тонкие губы.

– Ну, откуда знаю, – об этом, с вашего позволения, чуть позже… Но вы не ответили. Или это секрет?

– Да какой там секрет, – с досадой откликнулся Белозёров. – Письмо это было от английского посла Мориера.

Обер-прокурор с генералом обменялись быстрыми взглядами.

– И чего же хочет господин посол от художника Белозёрова? – вкрадчиво осведомился Победоносцев.

– Портрет хочет. Чтобы я нарисовал его дочь, мисс Элен. Видел, мол, мои картины на выставках и в частных собраниях, восхищён талантом живописца и всё такое прочее. Сплошной политес. – Помолчав, Сергей с усмешкой добавил: – Сэкономить хочет, не иначе.

– Это в каком смысле? – изумился Черевин.

– А в прямом. Сколько я с него возьму за портрет? Тысячи три-четыре. Ну, если обнаглею, то пять. А в Англии с него слупят намного больше. Там художники дорогие.

– М-да… – неопределённо сказал Победоносцев. – И что вы думаете насчёт этого предложения, Сергей Васильевич? Кажется, не в восторге?

– С чего тут восторг? – произнёс Белозёров, пожимая плечами. – Отец мой, боевой офицер, Царство ему Небесное, на Крымской войне дважды был ранен. И навоевался, и насмотрелся, и много чего передумал. Так он всегда говорил, что Англия – это лев с повадками шакала. И более подлого государства в мире нет… Откажусь, наверно. Заказов у меня и без посольской дочки хватает.

– А вдруг международный скандал вызовешь? – поинтересовался Черевин. – Послы – они, брат, обидчивые. Тем более, англичанин. Откажешь ему, а он ноту протеста забубенит.

– Да и хрен с ним, – рубанул Сергей по-гусарски, как в старые добрые времена. – Простите, Константин Петрович… Я вот вместо пяти тысяч запрошу десять. А то и пятнадцать… для верности. Сам откажется.

Победоносцев хмыкнул:

– Насчёт приглашения написать портрет мы, в общем, догадались. О чём ещё могут писать из посольства художнику? Вы же лицо неофициальное, – без чинов, званий и титулов… Но я почти уверен, что даже если вы запросите не пятнадцать тысяч, а все пятьдесят, посол всё равно согласится.

Сергей не удержался, – простецким жестом почесал в затылке.

– Это с какой стати? – удивлённо спросил он.

– А с такой, что в посольстве весьма хотят познакомиться с вами. Лучше бы и подружиться.

– Да зачем я им нужен? У них там что, в Англии, свои художники перевелись?

– Художников там предостаточно. Но Белозёров им интересен вовсе не своим несомненным талантом. Гораздо интереснее, что Белозёров вхож в аристократическое столичное общество, знает немало влиятельных персон, близок к царской семье, наконец. Вот это для них очень важно. – Обер-прокурор снял очки и подслеповато взглянул на Сергея. – Понимаете? Портрет – это только зацепка. Предлог для завязывания отношений с нужным человеком. С вами. И за ценой не постоят.

Повисла пауза.

– Вот что я скажу, Константин Петрович, – сказал Сергей наконец. – Шли бы эти англичане со своим интересом по известному адресу. Ведь если я правильно вас понял… а я, кажется, понял вас правильно… хотят они в моём лице получить своего человека поближе к высоким сферам. А то и к высшим. Так?

– Сформулировано точно, – оценил Победоносцев.

– Перетопчутся! – гаркнул Сергей, страдая от невозможности выразиться покрепче. Шрам на правой щеке – память о гатчинском деле – побелел. – В армии это называется вербовкой и шпионажем.

– А что тебя удивляет, Серёжа? – откликнулся Черевин. – У Англии издавна сильнейшая разведка и контрразведка, – не чета нашей. И денег на неё не жалеют. Никто не знает, сколько людей они у нас навербовали. От князей до конторщиков или подмастерьев, – работают с размахом.

– К сожалению, Пётр Александрович прав, – негромко произнёс обер-прокурор. – Даже по нашим, наверняка неполным сведениям, высшее общество Санкт-Петербурга и Москвы кишит людьми, так или иначе работающими на Англию. Что делают? Либо правдами-неправдами добывают закрытые сведения и переправляют в посольство Великобритании, либо согласно инструкциям того же посольства формируют российское общественное мнение в пользу Англии. Даже не знаю, что для нас опаснее.

Сергей взъерошил пшеничный чуб и решительно сказал:

– Да провались оно, это посольство! Я и раньше не собирался, а теперь уж точно ноги моей там не будет, – даже не беспокойтесь. И спасибо, что предупредили.

Черевин хитро взглянул на Белозёрова.

– Ну, так уж сразу и не будет… А, может, мы тебя хотим попросить, чтобы ты и в посольство приехал, и портрет нарисовал, и поближе познакомился с нашими заклятыми друзьями?

Англия!

Не было, нет, и не будет у России врага более злого, более подлого, более непримиримого.

Островная империя, стеснённая в территориях и ресурсах, от века бросала алчные взгляды на Россию с её немереными просторами и неисчерпаемыми богатствами. Ослабить и подчинить великую славянскую страну – об этом из поколения в поколение мечтали британские правители. И тут уж все средства были хороши: от втягивания России в гибельные военно-политические коалиции до прямых заговоров.

Павел Первый, стоявший на пороге стратегического союза с Наполеоном и Францией, был зверски убит в собственной спальне, и все знали, кто направил убийц и чьим золотом оплачена кровь императора. А Крымская война! Впервые за столетия Англия сбросила маску союзника и показала зубовный оскал, создав и возглавив антироссийский комплот. Позорное поражение не только унизило нашу державу, – надолго отбросило назад…

Летопись многовековой британской войны против России – тайной и явной, – писана кровью и продиктована ненавистью. Чем выше русское могущество, тем сильнее ненависть, пришпоренная страхом. Успешное продвижение наших войск в Среднюю Азию, начатое при Александре Втором и продолженное Александром Третьим, вызвало в Лондоне затяжной приступ истерии. Это же прямая дорога на Афганистан! А из Афганистана открывается столбовой путь в Индию – богатейшую колонию, жемчужину британской короны. И Британия закрутила очередной раунд игры без правил против страны, которая якобы покушается на колониальное достояние англосаксов…

Тут Сергей не выдержал, – перебил:

– Извиняюсь, Константин Петрович… В прошлом же году подписали специальное соглашение. Разграничили сферы влияния в Персии и Афганистане. Чего им ещё?

– Это мера временная, – задумчиво сказал Победоносцев, расхаживая по комнате. – Англичане и сами не привыкли исполнять договоры, и других в том же подозревают. Россию они боятся до судорог. С воцарением государя страна резко изменилась. Никаких союзов и союзников, никаких войн за чужого дядю, никаких умалений российских интересов. Мы делаем то, что надобно нам, и никому больше. Вы же видите, – Россия поднимается. Растут заводы, строится флот, прокладываем железные дороги. Урожаи такие, что хлеб за границу везём. Рубль обеспечен золотом, – многие ли страны могут таким похвастать? Всё это делается волей императора. Всё держится на нём.

– Воистину. Я даже боюсь подумать, что ждёт страну, если государя вдруг не станет, – добавил Черевин.

Художник поразился, – такая горечь прозвучала вдруг в негромких словах старого рубаки.

– Да полно вам, Пётр Александрович, – с деланой бодростью откликнулся он. – С чего такой страх? Государь не стар и полон сил. Вон, во время крушения поезда крышу вагонную на себе вынес. Не всякий Геркулес такое совершит.

– А крыша сама на императора рухнула? Или ей помог кто? – язвительно осведомился генерал.

– В любом преступлении ищи, кому выгодно, – твёрдо сказал Победоносцев. – Кому мешает государь? Внутренним врагам? Но революционное подполье сейчас фактически ликвидировано. Врагам внешним? Да, их много. С избытком даже. Но есть лишь один враг, – вечный, который не просто мечтает, чтобы императора не стало, а в состоянии ускорить его уход. Хватит на это и ненависти, и решимости, и возможностей. Вот как с императором Павлом когда-то… Не удалось возле Борок, так что ж? Застрахованы ли мы от новых покушений?

В голове Сергея, далёкого от политики, мысли устроили взволнованный перепляс. Не ждал он такого разговора, совсем не ждал… В словах обер-прокурора была несомненная логика, но и только. А чтобы строить такие предположения, нужно нечто большее.

– Всё убедительно, Константин Петрович, – медленно сказал художник. – Готов с вами согласиться, но… как бы это сказать… Покушение на цареубийство – штука страшная. Англичане там или не англичане, но, чтобы обвинять в таком, нужны твёрдые улики. А их, как я понимаю, нет.