Редкая обыкновенность

То, рекордно жаркое лето навсегда запомнилось огромными спелыми яблоками, ежедневными купаниями, пересохшей речкой и рыбалкой, о которой можно слагать легенды.

Речка распалась на мелкие водоемы, бывшие омутами прежде. Рыбу, в основном огольцов, таскали ведрами. Попадались и караси со щучками, плотва и пескарики. Настырный Виталик неутомимо носил ведерко за ведерком, а так как рыбы стало бессмысленно много, ей кормили уток, кур и голубей. В пруд запустили по весне карпов, но решили их до конца августа не ловить, а мелкая рыбешка, которую у нас называют сигальга, расплодилась несметно. Виталик опускал двуручную корзину под воду, стоя в ней по пояс и крошил хлеб на поверхности. Приплывала огромная стая этой мелюзги. После поднятия корзины, в ней оказывалось от сотни и более рыбешек. Жара стояла такая, что после засолки, эта сигальга высыхала полностью за четыре часа.

Цена картошки на рынке подскочила сразу в пять раз, с десяти до пятидесяти копеек за килограмм. Августовскими ночами Митька Ряжнов водил боевую дружину картофелекрадов из барака на поля птицефабрики, что раскинулись за прудом. Поля интерната старались не трогать, ибо знали – при коммунизме местного разлива (не путать с всеобщим) дадут и так.

Днем постоянно барражировали в небе самолеты и вертолеты, через громкоговорители маловнятно вещающие о недопустимости разведения костров. Дым от повсеместных торфяных и лесных пожаров делал воздух полупрозрачным. Запах гари особо чувствовался по вечерам…

Ближе к осени открылась Мюнхенская олимпиада, которую едва не закрыла организация «Черный сентябрь» своей террористической атакой. Сборная Израиля погибла в полном составе, но игры, после долгих размышлений решили не отменять.

Олимпиада, по своим результатам получилась одной из лучших. Семь золотых медалей завоевал американский пловец Марк Спиц, усатый уроженец Гавайев. В легкой атлетике блеснул Валерий Борзов, который уверенно, с хорошим преимуществом опередил всех в спринте, на дистанциях 100 и 200 метров, а также вывел в эстафете 4х100 метров сборную Советского Союза с пятого на второе место. Виктор Санеев сделал золотой дубль, после Мехико. Отличились многие.

Команда ФРГ готовила своего штангиста тяжеловеса Рудольфа Манга, который и вправду стал показывать выдающиеся результаты, дать бой Василию Алексееву – грозному русскому богатырю. Шумиха в немецкой прессе была велика.

Василий не «подкачал». Рудольф Манг закончил соревнования с прекрасным результатом, который очень бледно смотрелся на фоне достижений Алексеева.

Егорьевск переживал отдельно за своего земляка Славу Лемешева, который также не подвел команду и страну…

За грибами ходили еще в октябре, теплом, после летней жары и грибовар Лука Иванович лениво и уверенно обманывал ребят на приемном пункте, давая не более трети цены от принесенного.

В ноябре забрали в армию Витьку Сионова – известного местного строителя аэросаней, будущего моториста и инженера. С тех пор на заснеженных полях не появлялась эта диковинка.

Как-то на зимние каникулы, Виталик прогуливался по морозной улице. Из дома Васьки Лохмача раздавались громкие, но невнятные вопли. Любопытный сын агронома, три раза прошел мимо, прислушиваясь. Он разобрал лишь «помогите» и еще пяток слов матом.

В борьбе интереса с сомнениями, победил интерес и привел его, преодолевая робость, в жилье Лохмачей.

– Король! Ну что ты такой бестолковый! Я бебя давно увидел и кричу, а ты, как осел ходишь туда-сюда…

– Я не понял, дядя Вася, что ты меня зовешь.

– Видишь, ногу я себе прибил. Это Таракан виноват – сухой березовый брусок подсунул, а в него гвоздь никак5 не забить. Перегородку я делаю, думал под дверь брусок поставить, он, гад такой твердый, что гвоздь загнулся и мне в ногу вошел.

Стандартный брусок 50х100 мм, стоял прибитый только снизу, сквозь ботинок к полу.

Кусок гвоздя «двухсотки» блестел между ботинком и стойкой.

«Бубнового» слегка замутило. Сказалось его свойство теряться в сложных ситуациях.

– А что делать то, дядя Вася?

– Беги домой за отцом, он поможет.

– Отец на работе, дома только мать.

Лохмач, разя перегаром, проворчал:

–Что от тебя, что от твоей матери толку не будет. Слетай-ка ты за моей женой на работу, да пусть бинты с йодом не забудет…

Виталик довольно скоро нашел санитарку тетю Машу и сбивчиво объяснил в чем дело. Та всплеснув руками, спросила:

– Крови много?

– Не знаю, не видел.

Через полчаса она дубасила мужа березовым бруском, правда, бида не со стороны гвоздя.

– Дуралей пьяный, у меня чуть сердце не остановилось, я думала совсем беда, а он ногу деревянную прибил.

Васька лохмач неловко уворачивался, растерянно бормоча:

– То-то я гляжу, не больно совсем…

История эта не выдумана и даже не является зарисовкой, а, скорее фотографией фактического происшествия, вошедшего в уличные анналы. Нет в моем произведении выдуманных лиц и ситуаций; более того, некоторые мои друзья и знакомые упрекают меня в излишнем натурализме. Я же, по простоте душевной, считаю интересный натурализм, гораздо лучше скучного вымысла.

…Коммунизм медленно начал сдавать свои позиции в стране. Нет, риторика не изменилась, изменились люди, а стареющее руководство продолжало гнуть свою линию, но с каждым годом все более робко. Малейшие ростки нужного и нового мгновенно затаптывались, расцвели пышным цветом формализм, карьеризм и кланово-семейный протекционизм.

По лету, строили пристройку к дому Королевых, с южной стороны, ближе к клубничным грядкам. Виталик и я сидели на бревнах и слушали спор наших отцов о политике. Надо сказать, что мозги населения были изрядно промыты пропагандой, в том числе и мои – школа даром хлеб не ела. Помню свой ужас после слов отца, в полемическом задоре заявившего:

– Коммунистов надо стрелять, через одного, остальных вешать.

Мне казалось, что сейчас свершится нечто ужасное, но ничего не произошло и лишь интеллигентный Михаил Дмитриевич спокойно и мягко возражал, частично соглашаясь, что не все коммунисты люди достойные.

Да, партия стала напоминать коллективного дидактического фарисея и чем дальше, тем больше…

Виталик увлекся кладоискательством. Этой заразной болезнью переболели почти все местные жители, кто в легкой форме, а иные, в форме тяжелого недуга, с умственными отклонениями. Истоки кроются в истории монастыря, где только перечень золотых и серебряных изделий, а, также, драгоценных камней, насчитывает десятки страниц.

В 1918 году, при закрытии монастыря Казанской богоматери, в Егорьевск вывезли восемь возов драгоценностей, но должны были отправить четырнадцать. Куда делись недостающие шесть, причем с наиболее ценным грузом – загадка. Основная легенда гласила: сокровища зарыты в самом низком месте, откуда видна колокольня. Сам я думаю, что эту нелепую байку, пустил кто-то из местных хитрецов, который имел самое прямое отношение к исчезнувшим богатствам.

Не стану углубляться в тему, которая всесторонне освещена в романе «Кладоискатели», но Виталика и моего брата Мишку, частенько с тех пор видели задумчиво бродящих с лопатами…

Лето выдалось обильным на грибы, сравнимым с 1968 годом. Уродились не только грибы, но и орехи, и картошка, и зерновые. Средства массовой информации трубили об абсолютно рекордном урожае…

Американцы с позором закончили войну во Вьетнаме и с поджатым хвостом, но гордо поднятой головой убрались подальше, переживать синдром поражения.

Советский кинематограф находился в зените. Золотое десятилетие 1965-1975 гг., сверкнуло блестящей россыпью шедевров, от «Женитьбы Бальзаминова» до «Афони». Главные свои фильмы снял к тому времени Леонид Гайдай, все они были хороши, но «Кавказская пленница» так и осталась непревзойденным шедевром.

…Здорово сократилось количество школьников в нашей школе, за считанные годы с двухсот пятидесяти до ста тридцати трех.

С этого лета мы стали потихоньку подрабатывать, кто в интернате, или на подсобном хозяйстве, кто на птицефабрике.

В выходные дни Виталик сидел на крыше нашего сарая, с которой открывался прекрасный вид на большой деревенский пруд, который по ошибке именовали «барский», хотя он принадлежал раньше монастырю и его следовало называть «монастырским». Внимательный и целеустремленный, он ни разу не пропустил выход на купание трех подружек – двух сестер, дочек директрисы школы и своей пассии – Тани. Мнительный, но доверчивый, упрямый, но послушный, влюбчивый, но осторожный Виталик успел за три года сменить пять девушек, но о них чуть позже и отдельно.

Для описания последних событий необходимо ввести еще нескольких персонажей. Двое из них ближайшие ученики и последователи Митьки Ряжнова – громадный богатырь Сережка, в миру Логунов, по паспорту – Михайлов, по прозвищу «Мамонт» и Генка Молоканов, одноглазый полутораметровый парень, которого все знали как «Пирата Степановича». Сережка вырос под стать Константину Маковскому и «Ермаку», чувствовал свою фонтанирующую избыточностью силищу и постоянно всех толкал, или задирал, избегая, однако, двоих самых мощных. Когда он шел по деревне, казалось, что им занято половина улицы. Колорит придавала телогрейка, надетая на голое тело, семидесятого размера, завязанная снизу на узел и не застегнутая ни на одну пуговицу. «Пират», хотя и был старше на три года, «отирался» около него наподобие адьютанта. Глаза он лишился при исторических обстоятельствах. Первого марта 1956 года, семилетний Генка ошивался около сельсовета, в который то и дело заходили местные руководители, учителя и рядовые коммунисты. Обсуждался доклад Хрущева о культе личности. Обычный народ не пускали и с десяток человек толклись у входа шушукаясь с неподдельным интересом. Вокруг сельсовета и около школы глухонемых стояли на привязи полтора десятка лошадей, запряженных в сани – приехали со всех окрестных колхозов, а округа была немалая – одиннадцать деревень. На двух конях прискакали верхом.

Так уж сложилось, что к окончанию закрытого партийного собрания, шустрый Генка вздумал поймать воробья, клюющего лошадиный помет сзади сельповского жеребца, темно-коричневой масти. Удар копытом отбросил пацана метра на три, прямо к ступенькам крыльца. Подкова сделала свое черное дело – залитый кровью «Пират» лежал без сознания и без глаза… Коммунисты разъезжались ошеломленные дважды за день.

…В пятницу народ старался улизнуть с работы пораньше. Виталик исключением не являлся. Целый день под присмотром, а скорее, надзором бригадирши Крутелевой, бригада убирала сено. Витька Балашов на самоходном шасси Т-16 сгребал его тракторными граблями в валки, а Виталик, на маленьком Т-25, тракторными вилами-копнителем собирал валки задним ходом и толкал большие объемы сухого сена к будущим стогам. Хотелось отмыться в пруду от прилипчивой сенной трухи. В половине пятого всеми правдами и неправдами бригада разбежалась.

Дома Виталик выпросил у матери рубль на трехдневную порцию лимонада, надел плавки и помчался к пруду. Он спокойно успевал искупаться и идти в «кабаре» – заведение работало до восьми вечера. На берегу развалились «Мамонт» с «Пиратом»