Бояркин поймал себя на том, что в последнее время его частенько тянет на подобные
рассуждения. Надо было вовремя подтянуть гайки и, главное, работать, работать, работать,
работать. Ну, потом когда-нибудь он, возможно, и женится, но вряд ли это будет скоро.
С неделю Бояркин занимался усердно, как только мог. В это время он своим
оптимизмом походил на землекопа, который взялся копать глубокий колодец и, встретив
сверху податливый грунт, поверил, что таким он будет до самой воды. Тетрадь быстро
наполнялась новыми мыслями. Но постепенно грунт тяжелел, накапливались утомленность,
неуверенность, сомнения. И Николай разрешил себе в день особенно интенсивных занятий
автобусную прогулку до железнодорожного вокзала. Привыкший объяснять себе свои
поступки, Бояркин решил, что изучение жизни по книжкам и по работе, на нефтекомбинате
недостаточно: неожиданные уличные сценки, интересные лица тоже значат немало. А
суматоха, если ее не замечать, может быть и отличным фоном для размышлений. Этим
объяснением Бояркин прикрывал то, что в действительности толкало его на прогулки. А
толкало его то, что стоял июнь – знойный днем и ласковый вечером. Женщины с загорелыми
ногами ходили в легких платьях, и в автобусах их тела отдавали солнечное тепло. Каждый
приемник, в руке прохожего каждый магнитофон, каждая колонка, выставленная в окно
общежития, – все пело о любви. А вечерами население города разбивалось на парочки,
которые гуляли по теплым улицам и по черной, сверкающей набережной. Таким был весь
мир вокруг одинокого Бояркина, а Бояркину, так не хотелось быть одиноким.
Однажды вечером, возвращаясь с вокзала, он проехал свою остановку, где должен был
пересесть на другой автобус, и поехал в незнакомый район города. Он сидел рядом с
красивой женщиной, чувствовал локтем ее упругость, но, самое главное, видел, что она
притворяется дремлющей и не отстраняется от него. На конечной остановке, когда ехать
было уже некуда, они познакомились. А когда дошли до ее подъезда, и возникла заминка, она
вдруг вспомнила, что, уходя, не выключила газ. Обеспокоенные, они вбежали на третий этаж,
но газ, слава богу, был выключен. Тогда его включили и сварили крепкий кофе.
Рано утром по дороге на работу (хорошо, что пропуск оказался в кармане) Бояркин
пытался понять самого себя. Смысл автобусных прогулок объяснился. После Нины,
проводницы поезда, в котором он возвращался со службы, у Бояркина была еще одна
женщина во время учебы в институте, и теперь, думая об этих случаях, он удивлялся тому,
что, зная наперед, как это подло, он, тем не менее, действовал. Действовал с удовольствием и,
более того, даже не пытаясь справиться с собой. Ему было даже интересно как парализуется
его воля – до какого-то момента она еще есть, а потом вдруг пропадает. Этот момент даже
незаметен. И тогда в ход идет все: способности, таланты, силы, все доброе, накопленное в
душе. Так как же оставаться чистым? Как справляться с собой? Видимо, только одним
способом – только научившись чувствовать тот незаметный момент, за которым воли уже не
существует. Не подходить к нему. Но как? Только увлекаясь, только работая. А зачем,
спрашивается, оставаться чистым? А затем, что чистота – залог душевного здоровья. Будешь
здоров сам, будет потом когда-нибудь здоровая семья, будет счастье.
Вернувшись с работы в квартиру дяди, Бояркин пошел в ванную. Он стянул через
голову рубашку и, увидев в зеркале собственное лицо с взъерошенными волосами, плюнул в
него. Потом, сидя голым задом на краю холодной ванны, он немного подумал, стер плевок,
искупался, надел чистое. Потом немного почитал, и когда стало темнеть, отправился на
автобусную прогулку, хотя никакой усталости в голове на этот раз не чувствовал.
* * *
Еще раньше дядя познакомил его с соседкой Лидией, когда они случайно столкнулись
во дворе. Никита Артемьевич поспешно представил их друг другу и ушел.
– Что вы преподаете? – спросил Николай соседку, невольно выдавая некоторую
осведомленность о ней.
– Литературу, – сказала Лидия.