Амарок. Или Последняя игра

И то, что кому-то казалось верой и тонким расчетом гения – всего лишь спокойная готовность к бегству.

Может, потому и спокойная, что только несколько посвященных могли знать, какую затеяли игру?

Так что для него, Coco, это была не просто карта, а улика – бесценное сокровище и документ, который он использовал всего раз – чтобы сбить спесь с, рвущегося к власти, Троцкого.

И хотя Троцкий еще какое-то время трепыхался, пробовал даже шантажировать его какими-то документами, которые грозил опубликовать на западе, но «бронепоезд» Троцкого уже ушёл.

В те (хорошие, в сущности) годы он, Coco, изучил эту карту вдоль и поперек. Любил инкогнито выбираться в город, где, смешавшись с толпой, бродить по улицам, слушать, о чем говорят, чтобы из обрывков слов и фраз сложить обшее настроение, первые симптомы… еще не болезни, а чего-то неуловимого, которое время от времени охватывает общество, если в том или ином вопросе перегнуть палку.

Народ любит стабильность, но, как всегда, мечтает о чем-то лучшем, а потом оказывается, что это «лучшее» уже было.

На то он и вождь, чтобы знать правду из первых уст и оправдывать их мечты. Чтобы не угасала животворящая иллюзия борьбы и перемен. Чтобы возникали все новые и новые надежды. И чтобы для самых отъявленных (которых кто-то придумал называть революционерами) всегда оставалось место подвигу.

Маленькому человеку нужны герои. А народ – это всего лишь много маленьких человеков.

Немного грима (старая школа конспирации, хотя были у него и маски, неузнаваемо менявшие лицо), – и он уже прохожий, один из множества других, таких в чем-то одинаковых и разных, с объединяющим желанием быть, как все. В этом «как все» и заключена главная энергия любого преобразования, любой революции.

4

Он, конечно, отдает себе отчет о всей мнимости принятых мер предосторожности. Ведь, подземный ход, созданный когда-то для спасения, с такой же легкостью мог привести прямо к нему в кабинет. Охраны нет. Она есть, но снаружи.

Согласно им же заведенному правилу, без предварительного звонка к нему никто войти не посмеет. Дверь запирается изнутри.

Приходи подземным ходом, бери его тепленького. Чтобы тем же путем без помех уйти. Пока эти остолопы из охраны опомнятся, сообразят…

Хотя, может, кто-то из них и догадывается? Не все же кругом одни дураки?

Лишь однажды сорвался, пистолет выхватил и всю обойму – в темноту пустоты. Но это было всего лишь раз – больше он себе такого не позволял.

А глупого телохранителя, который, как черт из табакерки, выскочил его спасать (и на свою беду заметившего ход) на другой день уже не было.

Раньше он часто менял людей, пока не понял, что все это лишь увеличивает вероятность того, единственного, от которого не спастись.

И сразу подумал о двойнике, о котором старался не думать, словно его и не было, не должно быть. А почему-то начинал думать еще больше.

Двойников имели все – Чингизхан, Гитлер, Наполеон, и даже царь Николай второй.

У одного только Гитлера их было десять. Совсем запутал всех своими двойниками. А сам где-нибудь сейчас греется на солнышке на берегу голубой лагуны, пока все думают, что он труп.

Пробитый пулей кусок черепа и часть челюсти с золотыми зубами, которые к тому же потом окажутся женскими – это блеф. И как предел уже насмешки над будущими экспертами – двойник окажется с одним яйцом.

Но Вольф Месинг сказал, что Гитлер жив, и он, Сталин, верит ему больше, чем всем тайным службам вместе взятым.

Это же подтвердила и добытая агентами копия вербовочного допроса Мюллера, сделанная офицером американской разведки сразу после войны:

Офицер. О бегстве Гитлера из Берлина:

Мюллер. Абсолютно. Могу повторить: Гитлер, будучи живым, покинул Берлин вечером 22 апреля 1945 года.

Офицер. О двойнике Гитлера:

Мюллер. В те последние дни войны Сталин направил в Берлин специальную команду с приказом найти Гитлера. Они нашли… труп двойника. Конечно, все были приятно взволнованы и тут же доложили Сталину, чтобы обрадовать его и получить… что там?.. повышение по службе и дачу за городом. Сначала они послали рапорт в Кремль, а уж потом приступили к медицинскому исследованию… У Сталина определенно были сомнения. Он вообще крайне подозрительный и не верит никому. А что если это подлог? Или, быть может, его агентов подкупили богатые нацисты, а то и разведки Запада? И Сталин посылает еще один специальный самолет с экспертами и высокими чинами из госбезопасности… Что же они видят? К какому заключению приходят? Это тело не является телом Гитлера. Почему? На ногах у него штопаные носки. Гитлер не мог носить заштопанных носков!.. Впрочем, отчего же не мог? У всех рвутся носки… Что дальше? У исследуемого объекта всего одно яичко, у Гитлера было два. Это уже говорит о чем-то, верно?.. Отпечатки пальцев? Их не с чем сравнить… А теперь главный козырь. Уши не той формы.

Офицер. Вы сказали: уши?

Мюллер. Да. До того как отпечатки пальцев стали главным средством идентификации, таким же средством когда-то были уши. Не бывает в природе двух одинаковых пар. Я знал, что у нашего двойника уши немного отличаются от ушей Гитлера, но, в конце концов, кто на них обращает пристальное внимание? Однако по хорошим фотографиям это сразу определят опытные люди.

Итак, это не Гитлер. Представляю, как все агенты и эксперты были злы и напуганы. Вместо наград их, возможно, ожидает пуля в затылок. А что делать с подложным трупом? Спросили товарища Сталина. Ответ был: немедленно уничтожить! Для расторопных русских «немедленно» означает в лучшем случае на следующий день. Тогда они и начали сжигать труп. Но тут пришло новое указание из Кремля: сохранить его, во что бы то ни стало! Пришлось наполовину сгоревший труп отправить в Москву в ящике, заполненном льдом. Что касается Сталина, он, конечно, был уверен, что кто-то сыграл с ним злую шутку. Но кто? Фашисты? Американцы? Его собственные агенты?

Офицер. Если Гитлера так тщательно охраняли в это время, как вы рассказывали, то как мог он выйти из канцелярии и сесть в самолет абсолютно никем не замеченным?

Мюллер. Вы поняли бы, если бы слушали внимательно. Начнем с того, что из бункера было два выхода – один через канцелярию и второй в сад. Персональный бункер Гитлера находился на более глубоком уровне, и только в нем имелся запасной выход. Окружающие привыкли к тому, что фюрер по вечерам поднимается по лестницам с собакой, чтобы погулять с ней в саду. Конечно, сад усиленно охранялся, по ночам туда выпускали сторожевых псов, но, когда Гитлер выходил на прогулку, там гасили все огни и убирали собак. Так делалось на короткое время, и отвечал за это и вообще за охрану Раттенхубер. Таким образом, как я уже сказал, ночные прогулки Гитлера были делом обычным. В тот, последний, раз он вышел из бункера в сад со своей собакой через запасной выход, а вернулся обратно уже его двойник, тоже с овчаркой, но с другой, которую взяли с псарни. Все это происходило в моем присутствии, так что, можете быть уверены, я ничего не выдумываю. Нашего двойника после этого мы ограждали почти от всех контактов. Геббельс и Линге были в этом надежными помощниками. Помню, Борман сказал мне с озабоченным видом: «Фюрер странно выглядит, Мюллер. Не похож на себя. Уж не было ли у него удара?» Я ответил, что мне так не кажется.

Офицер. Как, по-вашему, вопрос о судьбе Гитлера можно считать открытым?

Мюллер. Вот что я вам отвечу. С точки зрения полицейского сыщика, каковым я когда-то являлся, дело обстоит довольно просто. Вы же смотрите на вещи, как офицер разведки, и для вас это все сложнее. Мы создали двойника, одели его в мундир Гитлера, потом пристрелили и похоронили там, где он наверняка будет найден. Так зачем теперь забивать себе голову вопросами, жив Гитлер или умер? Мы провели свою операцию с единственной целью: скрыть тот факт, что Гитлер остался жив и покинул Германию. Вам понятно это?

Офицер. Тогда разрешите спросить вас о факте. Куда отправился Гитлер?

Мюллер. В Испанию, в Барселону.

Офицер. А потом? В Южную Америку? Или остался в Испании?

Мюллер. Вполне возможно. Франко мог оказать ему помощь. Во всяком случае, до той поры, как об этом разнюхают. Вы должны бы знать все это лучше, чем я. Последний раз, как я уже говорил вам, я видел его в саду рейхсканцелярии. После этого ничего о нем не слышал и не могу сказать, что с ним случилось потом. Я выполнил свои обязательства, сдержал слово и теперь имею право думать о себе и о своей семье.

Офицер. Но, по крайней мере, у вас есть хоть какое-нибудь предположение, что с ним могло случиться впоследствии?

Мюллер. Послушайте меня. Гитлер отправился в Испанию. Я достоверно знаю, что его самолет благополучно приземлился там. И это все. Мое мнение о дальнейшем ровно ничего не значит. Я могу предполагать, что ваши люди обедали с ним на прошлой неделе.

И было в этом допросе еще одно место, на котором он, Сталин, остановился поподробнее:

Мюллер: «С Гитлером никогда нельзя было сказать наверняка, что он в действительности думает по тому или иному поводу. Позже он стал относиться ко мне более дружески, и в конце, в Берлине, он был очень откровенен со мной. В частной жизни он был именно таким, и для любого, кто видел его на публике, было большим сюрпризом обнаружить, что он очень человечен, и что с ним легко общаться. На самом деле временами Гитлер мог быть очень забавен и интересен. Он здорово умел иронически показывать разных людей и делал это с большой проницательностью, и очень безжалостно.

Однажды он совершенно замечательно изобразил при мне Гиммлера, его голос и жесты. Гитлер умел разглядеть подлинный характер человека, и видел людей практически насквозь, едва начав общаться с ними. При этом, он был очень скрытным, и как бы играл некую роль, постоянно находясь на сцене» на глазах публики. Но в домашней, так сказать, обстановке эта был спокойный, нормальный и очень приятный человек. Гитлер был очень вспыльчив, но главным образом только тогда, когда ему лгали в лицо, но его гнев быстро проходил. Думаю, самым большим его недостатком была его эмоциональность. Он мог быть чрезвычайно рассудителен, хотя малейшее замечание легко выводило его из себя, и он сильно раздражался. Но, как я говорил, в спокойной обстановке, он был интеллигентным и разумным человеком. По крайней мере, позже я узнал его именно таким, но тогда он нуждался в моих услугах, так что я не знаю точно, что Гитлер в действительности обо мне думал.

Нет, не таким он, Сталин, представлял себе Гитлера, когда готовился к той памятной встрече.

У каждого человека много масок и пробиться к истинной можно лишь при личной встрече. С Рузвельтом это удалось, с Черчиллем, судя по всему, тоже. К Гитлеру он подослал Гурджиева, который Гитлера определил так: «В нем нет бога».

Но он, Сталин, его понял.

В нем нет бога, как некоей силы, которой он хотел повелевать и, возможно, в какой-то момент испугался, что при личной встрече (глаза в глаза) ему этого не удастся скрыть.

И Гурджиев дал ему эту силу, а точнее – иллюзию силы, которая подобна чуду, пока в него веришь.

Но это не та сила, которой хватает надолго. Гурджиев лишь качнул маятник, а потом уже этот маятник раскачивали другие.

Сначала какие-то тибетцы, с которыми Гитлера связал Гурджиев, который несколько лет провел в Тибете и был посвящен во многие тайны.