Русские своих не бросают: Балтийская рапсодия. Севастопольский вальс. Дунайские волны

Мы вышли из караульного помещения и проследовали за подпоручиком. Краем глаза я заметил, как в одном из окон дворца на мгновение мелькнул чей-то силуэт. Как мне показалось, это была женщина.

В комнате для дежурных офицеров нас усадили за большой стол, и денщик подпоручика Алексеева с – удивительным проворством выставил на столешницу глиняные блюда с нарезанной ветчиной, сыром, копченой рыбой, кусками холодной курицы и ломтями хлеба.

– Угощайтесь, господа, – гостеприимно потчевал нас подпоручик, – как говорится, чем богаты, тем и рады. Извините, что еда не столь разнообразна и весьма проста – вы приехали очень рано, и повара не успели приготовить ничего более достойного. А Василий, – подпоручик кивнул в сторону своего денщика, – пока разогреет самовар.

Мы с удовольствием стали есть, поглядывая на подпоручика. Вообще-то я был, если сказать честно, немного прибалдевший – ведь подпоручик этот был, вероятнее всего, моим пра-пра-пра-пра-прадедом. В моем генеалогическом древе имелся некий подполковник Иван Тимофеевич Алексеев, про которого мне было известно лишь то, что родился он в 1833 году, а погиб под Плевной во время русско-турецкой войны 1877–1878 годов.

Впрочем, кого у меня только не было в предках – даже Голицыны и Оболенские, – когда я впервые услышал «Поручика Голицына», то подумал, что героями этой песни могли быть и мои родственники. Кстати, в моих пращурах числились и Шеншины – надо будет потом наедине поговорить с Николаем Васильичем. Было бы весьма занятно найти общего с ним предка.

Мой прапрадед, подпоручик Алексей Андреевич Сапожников, погиб в Первую мировую, защищая крепость Осовец. Потом разразилась Февральская революция, а за ней и Октябрьская. В Москве стало голодно, и прапрабабушкина служанка Алевтина Ивановна Васильева отвезла моего двухлетнего прадеда Евгения и его годовалую сестру Елену к своей семье в подмосковную деревню. Вскоре из Москвы пришла ужасная весть. В дом вломились налетчики – то ли бандитствующие революционеры, то ли уголовники с «идейной мотивацией». Как бы то ни было, но они убили мою прапрабабушку.

У самой же Алевтины Ивановны было двое своих детей, примерно того же возраста, что и мой прадед. Но в страшном 1919 году вспыхнула эпидемия тифа, и оба они умерли. А прадед с сестрой каким-то чудом выжили. И Алевтина Ивановна заменила им мать.

Потом, когда Аристарх Федорович, муж Алевтины Ивановны, вернулся домой с Гражданской войны, семья переехала обратно в Москву, объявив прадеда с сестрой своими родными детьми. Так мой прадед стал Евгением Аристарховичем Васильевым и в графе «происхождение» писал «из крестьян», что в будущем ему очень пригодилось.

Уже после Великой Отечественной, когда прадед вернулся с фронта, Алевтина Ивановна наконец решилась и рассказала ему и его сестре про их настоящих родителей, а также передала им кое-какие бумаги и немногие семейные реликвии, которые прапрабабка сунула ей, когда Алевтина Ивановна уезжала в деревню. В числе них был лист, на котором было изображено наше генеалогическое древо.

В перестроечные годы многие из нашей родни поменяли фамилии и вступили во вновь созданные дворянские собрания. Впрочем, тогда в них лезли все кому не лень. «Месье Журденов» развелось видимо-невидимо. Например, родители одного моего школьного приятеля вступили в дворянское собрание одними из первых. И с тех пор парень больше ничего не делал по дому – как говорила его мать, «он, в отличие от вас – голубых кровей», – не подозревая, что мы с – братьями как раз и были обладателями этой самой «голубой крови». Потом, конечно, обнаружилось, что предки его были не дворянами, а купцами, и из собрания их с позором выставили…

А когда я спросил отца, почему он не спешит вступать в собрание, хотя имеет на это неоспоримые права, он, внимательно посмотрев мне в глаза, сказал:

– Женя, фамилию я менять не собираюсь. Ведь именно Аристарх Федорович и Алевтина Ивановна спасли от смерти и вырастили моего деда, а твоего прадеда. И он всю жизнь считал их своими родителями. А собрание… Что мне там делать? Мы должны гордиться всем тем, чего мы достигли сами. Предков же своих мы чтить будем и безо всякого собрания.

Лист с генеалогическим древом хранился у старшего брата отца – у дяди Алексея. Он подарил мне на двадцать первый день рождения его цветную ксерокопию в красивой рамке. Она так и осталось в моей питерской квартире, а вот ноутбук, с помощью которого я недавно начал заниматься генеалогическими исследованиями, я зачем-то взял с собой в Венесуэлу. И теперь вся эта информация может мне пригодиться…

Ваня Копылов выпил крепкого чаю, заедая большими кусками белого хлеба, потянулся и сказал:

– Лепота! Давно я так вкусно и плотно не завтракал.

Хоть мы и принадлежали к ведомствам, интересы которых порой пересекались, с ним мы были знакомы давно, еще с войны 2008 года. Тогда я был прапорщиком. Когда наши заняли Поти, мы тормознули там грузинскую разведывательно-диверсионную группу на пяти американских «Хаммерах». «Храбрые грузины» и не подумали оказать сопротивление, по нашей команде послушно подняв руки вверх.

Сами по себе они нам были мало интересны, а вот «Хаммеры»… Точнее, даже не сами заморские «пепелацы», а их секретная начинка. Когда мы показали свои трофеи высокому начальству, то оно пришло в восторг. Оказалось, что нам попала в руки аппаратура связи с американскими разведывательными спутниками, причем со всеми сопутствующими сверхсекретными документами, которые грузинские супермены так и не удосужились уничтожить.

Естественно, нам поручили охранять свои сверхценные трофеи, и в качестве усиления руководство прислало команду, в которой был и Ваня Копылов, тогда еще лейтенант. Так мы и познакомились.

Что потом произошло с той аппаратурой – тайна, покрытая мраком. Известно только, что американцы еще долго слезно просили нас вернуть ее, а мы сокрушенно разводили руками и делали вид, что не понимаем, о чем, собственно, идет речь. Нас всех потом наградили – подозреваю, в том числе и за это. Вскоре мы с Ваней расстались, и снова встретились лишь на борту БДК «Королев».

Я посмотрел на него, улыбнулся и сказал:

– Ну, зоб вроде набили. А где же наш ротмистр?

И, как часто бывает в таких случаях, после этих слов открылась дверь, и в помещение вошел Шеншин.

– Господа, я послал государю императору по телеграфу донесение о моем прибытии и о том, что со мной следуют офицеры из дружественной России эскадры. Пока я жду ответа. Возможно, что или мне одному, или всем нам предстоит поездка в Петербург.

А может случиться и так, что император сам решит прибыть в Ораниенбаум. Как только по телеграфу придет ответ, меня сразу о нем оповестят. Пока же, господа, выкажем свое почтение – великой княгине Елене Павловне – она уже проснулась и прислала весточку о том, что хотела бы поближе познакомиться с офицерами, прибывшими в ее дворец на столь необычных железных каретах.

15 августа 1854 года. Большой дворец

в Ораниенбауме, покои ее высочества

великой княгини Елены Павловны, урожденной принцессы

Фредерики Шарлотты Марии Вюртембергской

Капитан ФСБ Евгений Максимович Васильев

Так как мы надеялись на то, что предстоит личная встреча с императором, то перед отплытием в путь-дорогу из своих кают на БДК «Королев» забрали парадную форму, которую прихватили с собой в Венесуэлу, рассчитывая, что нам ее, возможно, придется надеть на какой-нибудь официальный прием. До кучи мы нацепили на кители все свои ордена и медали. И если у Вани их было несколько, то у меня из боевых наград была всего одна: «За боевые заслуги». И еще одна, так называемая общественная, «За принуждение к миру». Но думаю, император должен оценить наш вклад в вой-ну с англо-французами и, как говорится в Священном писании, «да не оскудеет рука дающего». Будут у нас ордена и медали и Российской империи. Я всегда мечтал заслужить орден Святого великомученика Георгия – награда настоящего офицера, показавшего свою доблесть на поле боя.

Слуги провели нас в небольшую комнату с голубыми шелковыми обоями, с наборными полами из ценных пород дерева и с удобной мебелью в стиле ампир. Через несколько минуты в комнату вошла симпатичная женщина лет сорока пяти в вышитом золотом черном бархатном платье. Я вспомнил, что после смерти своего супруга, великого князя Михаила Павловича, младшего брата императора, она до самой своей смерти не снимала траурных одежд.

Ротмистр низко поклонился ей, и мы последовали его примеру.

– Ваше высочество, – сказал Шеншин, – позвольте мне представить вам тех офицеров, про которых я вам только что говорил. Майор Иван Викторович Копылов, – и он показал на моего коллегу.

Ваня подошел к великой княгине, поклонился и поцеловал ей руку.

– И капитан Евгений Максимович Васильев.

Теперь настал и мой черед знакомиться с великой княгиней. Я поклонился, поцеловал ее руку и сказал по-немецки:

– Ваше высочество, это большая честь для меня.

Она приветливо улыбнулась и ответила мне на том же языке:

– Капитан, вы говорите по-немецки? И даже со швабским акцентом?

– Видите ли, ваше высочество, – сказал я ей, – мне приходилось бывать в Эсслингене. Какое-то время я даже жил там.

Елена Павловна снова перешла на русский язык.

– Расскажете мне потом о впечатлениях, которые получили на моей родине, господин капитан. Но это когда у вас будет на то время. А пока… Мне кажется, что вы решили заглянуть в Ораниенбаум совсем не для того, чтобы нанести визит старой вюртембергской принцессе. Скажите, капитан, как вы там живете, в вашем далеком будущем?

– Ваше высочество, а почему вы решили, что мы из будущего? – осторожно поинтересовался у нее Ваня.

– Господин майор, – рассмеялась Елена Павловна, – я хоть и женщина, которая плохо разбирается в вооружении и армейских механизмах, но даже мне понятно, что те чудесные самобеглые повозки, на которых вы приехали сюда, сделаны не в нашем мире. И еще ваша форма, и ваши медали – с надписями на русском языке, но совершенно мне неизвестные. Да и держитесь вы совершенно не так, как это принято у нас. Ну, а самое главное, – великая княгиня снова рассмеялась, – ротмистр Шеншин не удержался и шепнул мне, кто вы и откуда. Как видите, майор, и мужчины порой бывают излишне болтливы.

Видимо, заметив досаду на наших лицах, Елена Павловна успокаивающе подняла руку:

– Господа, я все прекрасно понимаю. И о том, кто вы на самом деле, больше никому не расскажу. К тому же я здесь одна. Секреты секретами, но скажите мне лишь одно – из какого года вы прибыли сюда?

– Из две тысячи пятнадцатого года, – ответил Ваня.

– Понятно, – задумчиво произнесла великая княгиня. – А как там живет-поживает наша Россия?

– Россия по-прежнему великая страна, ваше высочество, – сказал Иван. – Она остается ею даже после всех войн и потрясений, которые ей пришлось пережить.

– А мой Вюртемберг? – не удержавшись, спросила Елена Павловна.