Творец бессмертия, или Исповедь гения

И хотя мои научно-прикладные и исследовательские работы шли, в основном, вполне успешно, и хотя они ещё ни разу не осуждались какими-либо научными кругами, меня этот вопрос волновал постоянно. Я всегда переживал, понимая, что скоро мне предстоит пересечь ту черту, за которой может возникнуть буря, способная принципиально изменить нашу со Светланой достаточно спокойную жизнь.

Я своим хребтом чувствовал приближение того опасного момента, поскольку тематику ведущихся под моим научным руководством исследований давно расширили согласно весьма удачным моим же предложениям. Теперь у нас вновь созданная медицинская лаборатория интенсивно вела исследования в области трансплантации органов человека.

Все новые исследования, если не вдаваться в ужасные подробности, были направлены на повторение достижений Владимира Петровича Демихова по пересадке… По пересадке, будем так говорить, кое-чего!

Глава 3. Сомнения и опять сомнения

И всё же! Несмотря на все мои успехи в области научных исследований, я весьма сомневался, разумеется, тайно от всех, в их успешном финале. Дело в том, что мои исследования значительно опережали возможности мировой науки, на которые нам всем хотелось опереться, как на достаточно прочный научный фундамент. Но его еще не создали, потому и мы топтались на месте, не имея возможности многие свои идеи реализовать на практике.

От этого моё нервное напряжение постепенно усиливалось и иногда даже прорывалось наружу. Я всё чаще (сам это заметил) стал вворачивать в свою речь некую присказку: «Жизнь – она конечна!..»

Поскольку вокруг меня редко кто понимал по-русски, то уточняющих вопросов не задавали. Но со стороны моя фраза слышалась и понималась иначе. Моё «конечна» всем представлялось как «конечно». Светлана даже принялась как-то со смехом выяснять:

– Сашка! И что это вдруг к тебе прицепилось твоё «конечно»? Ты же всегда гордился отсутствием в своём лексиконе слов-паразитов! А теперь что с тобой случилось?

Я тогда разговор увёл в сторону. Мне совсем не хотелось объяснять жене скрытый смысл этих слов. Сразу потянулась бы логическая цепочка к моему упадническому настрою, а сознаваться в нём Светлане я не собирался. Потому стал за собой следить. Но иной раз, сильно задумавшись, всё равно тихонько произносил себе под нос: «Вот так-то! Жизнь – она ведь конечна!»

Да! Именно так мою фразу и следовало понимать – жизнь конечна!

Но посвященным в мою работу, если бы они это услышали, стало бы особенно весело. Ещё бы, ведь такое заявлял не кто-нибудь случайно, но именно тот человек, который возглавлял научную деятельность большого коллектива по достижению бессмертия! А вот, послушав его, можно было вполне решить, что возглавлять-то он возглавлял, да сам-то в бессмертие не верил!

Более того, как выяснилось, он твёрдо знал, что жизнь конечна, о чём иногда и проговаривался. В общем, не крупный учёный, каким его видели окружающие, а выдающийся мошенник!

Если быть честным до конца, я занимался профанацией и утопией, хотя сам понимал, что сделать жизнь вечной невозможно никакими ухищрениями. Тем не менее, я этими проблемами не только занимался много лет, но и не собирался сворачивать свою деятельность! Помоги мне, как говорится, продолжать это дело Бог!

Впрочем, Бога сюда приплетать не стоит – я уже много лет сижу на грантах, выделяемых отнюдь не им! Молиться мне надобно только за здоровье мистера Кеннеди. Это его усилиями я нахожусь на плаву! А уж за кого держится он сам, мне и дела особого нет!

Но в целом, если забыть о сомнениях и трудностях в реализации проекта, мои лаборатории продвинулись достаточно далеко. Настолько далеко, что даже самый взыскательный проверяющий не засомневался бы в правильности выбранного мною направления. Я основательно поднаторел!

Ещё больших успехов, нежели я, за эти годы достигла моя Светка. Меня-то, если бы я надумал волынить, сама необходимость заставила бы работать, но ее-то никто не подгонял!

Сначала прямо-таки лихо, хотя мы занимались с ней рука об руку, Светлана окончила курсы английского языка с более высоким балом, нежели набрал я. Потом поступила на подготовительные курсы для зачисления в бакалавриат нашего университета. И опять результаты по окончанию тех курсов дали ей приоритет при зачислении.

Хотя официально такого приоритета, как будто и не было, но я-то знаю, как подобные вопросы обыгрываются на практике! Просто человека, на которого нужно сделать ставку, сразу выделяют из остальных, а потом незаметно ведут, куда требуется! В США интеллектом нигде не пренебрегают – его используют на всю катушку!

Через четыре года, я и заметить их не успел, Светлана окончила полный курс бакалавриата по программе «Биохимия». Но и на этом не успокоилась и без раскачки нацелилась в двухгодичную магистратуру по специальности «Биоинженерия». Так и поступила.

Я Светлане ни в чём не препятствовал, только радовался за неё, пусть приобретёт большую уверенность в себе и самостоятельность. Я гордился умением своей жены учиться, умением схватывать всё налету, да еще и самостоятельно преодолевать трудности по-прежнему чужого языка.

И ещё было у жены, как мне казалось, кое-что для моей гордости и удивления! Как ни странно, ведь я тоже когда-то был студентом и знаю цену дружеской помощи, но Светлана в ней не нуждалась, ко мне по вопросам своей учёбы не обращалась, разъяснений или советов не просила. Во всём – только сама и сама! И при этом ни разу не забуксовала – всё сдавала вовремя, всегда числилась среди лучших. Даже стипендию получала два последних года, пока училась на бакалавра, хотя формальных прав на это не имела. Стипендию Светлане платили только за отличные показатели в учёбе, поскольку те, кто платил, знали, что после выпуска столь успешной студентки все затраты вернутся им с лихвой!

И в магистратуре Светлана получала стипендию оба года учёбы. За прежние успехи получала, о которых в университете уже знали, и за текущие получала, поскольку она не только никого ни в чём не подвела, но ее студенческая научная активность к выпуску лишь возросла.

И всё же обучение жены далось нам не так уж просто, как могут подумать несведущие люди. То, лишь в различных завлекалочках, чтобы поступали учиться, годовые суммы на обучение указывают тысяч двадцать (сегодня уже сорок, если в среднем) или около того. Но реальные суммы всегда оказывались значительно больше. Требования оплатить счета буквально сыпались на голову бедного студента, словно камни из ведра. То на медицинское страхование надо отдать $2600, то на сборы с иностранных студентов – $150, то какой-то ориентационный сбор подкатил – $305, то, так называемый дополнительный сбор – $630 и так далее!

Вот и выходило в год уже не 20 тыс., как обещали, зазывая отовсюду абитуриентов, а далеко за пятьдесят и больше!

Хорошо хоть, нам не пришлось платить за проживание и за питание – а то добавилось бы ещё более двадцати тысяч в год! Питалась жена либо в университете, либо в каком-то ресторанчике по соседству, в зависимости от настроения, а то и домой успевала забежать. И стипендия Светланы, достигавшая в иной месяц трех тысяч, конечно же, нам помогла.

И всё же только за возможность жене учиться я заплатил триста сорок тысяч. Очень большая сумма даже для меня, высокооплачиваемого. Правда, в последние годы мои первоначальные доходы значительно выросли, и сегодня выходит шестьдесят в месяц «грязными», но такими темпами миллионером мне всё равно не стать! И считать деньги во многих случаях приходилось, и не всё мог себе позволить!

Особенно, в те годы, пока Светлана училась. Теперь-то она сама кое-что зарабатывает, оставшись в университете на должности ассистента. Но при ее напоре она скоро, как я предполагаю, начнёт подниматься всё выше и выше. Я пару раз осторожно, чтобы не взбрыкнула, предлагал ей место у себя в лаборатории, и зарплата ведь значительно выше, так нет, отказалась – гордая и независимая!

Теперь Светлана постоянно занята своей работой. Раньше учёба составляла практически всю ее жизнь, на остальное времени не оставалось. Теперь вся жизнь состояла в работе. А ведь еще хозяйственные дела, дом!

Но я доволен, что жена не бездельничает, а чувствует свою ответственность за всё и вся. И сама втянулась, всем довольна.

Русские женщины вообще способны, как я уяснил давным-давно, работать день и ночь годами, а еще на них дети, хозяйство, магазины, в которых надо отыскать, что действительно нужно, а не то, что навязывают! И всё им по силам! Маленькие, хрупкие, слабосильные на вид, они способны горы свернуть, если внушат себе, что это только их дело, и никто иначе его не сделает!

Вот только горе окружающим, если потенциальную энергию русских женщин не пустить на великие общественно полезные и мирные цели! Трудно заранее даже предположить, куда это выведет, но что-нибудь случится непременно! Особенно, если русские женщины попали сюда, в США, где все бабы давно чокнулись на стукнувшей им по мозгам независимости!

У американок это началось, пожалуй, ещё с Национального женского дня, впервые отмеченного ими 28 февраля 1909 года. А отмечали они тогда память о событиях предыдущего года, в котором текстильщицы Нью-Йорка потребовали улучшения условий труда.

Потребовали! Это было! Ну, а получили нечто иное! А спустя сто лет заняться многим американкам, видимо, оказалось нечем! На выборы их теперь допускают (нужны они им очень?), условия труда улучшили машины, потому американки с ума и сходят, не зная, чтобы им для себя придумать? Массовая эпидемия по разрушению собственной устоявшейся жизни! Продукт необъяснимой женской логики!

«Упаси нас боже, дорогая моя жена, от этой надуманной американской эмансипации! – всегда опасался я. – И зачем вам, милые женщины, никак я не пойму, право разрисовывать себя по всему телу, подобно папуаскам? Зачем вы таскаете тяжеленые штанги в огромных спортзалах? Неужели не лучше заняться обычной физической культурой или гимнастикой – в тишине и без посторонних глаз? Зачем вам понадобилось утверждать себя в столь садистском увлечении, как бокс, и в не менее отвратительном футболе? Эти виды спорта и мужчин не украшали бы совсем, если бы всему миру не загадила мозги въедливая реклама! И уж совершенно не понимаю, зачем вы возмущаетесь повышенному вниманию к вам мужчин, если это и вам, и им предписано самой природой?! Зачем вы сами отравляете столь короткие дни своей жизни? В угоду кому делаете вы это столь бездумно? Кто вас так безжалостно программирует на саморазрушение?»

И вдруг меня пронзила тревожная мысль, до того момента, никогда не приходившая:

«А если эта проблема не обошла и меня? Ведь Светлана постоянно живёт в той далёкой от меня среде, которую я совсем не знаю. Светлана же в ней словно растворилась! И столько лет подряд чему-то учится! А учёба – это всегда впитывание чего-то или вдавливание чего-то… И чего же вдавливают в нее? Да, всё вдавливают, её окружающее! Всё американское! Всё, чуждое нам, русским! Но для Светки это всё с каждым днём, с каждым занятием становится всё более своим, переходит в ее убеждения, в существо, в устремления! Собственно говоря, превращает ее в новую личность! В другую личность, в не знакомую и не близкую мне! Так чего же можно ждать от незрелой девчонки, какой Светка является по своей сути, погруженной в перерождающую ее и деформирующую среду? Разве кто-нибудь сделал ей прививку от этого американского искушения, нас здесь окружающего и давящего? Разве что в интернате когда-то пытались? Но той жизни, того мира я совсем не знаю и теперь ничего утверждать не могу. Потому, бог с ним! Но ведь и я ей прививку не сделал! Не успел! Не потому ли она не поняла, что попала на другой идеологический полюс! Она, пожалуй, и не верит в непримиримую враждебность двух полюсов! Ведь чистенько всё здесь, всюду милые цветочки, пальмочки, дом есть, есть кастрюльки, есть деньги для учёбы и жизни без злого лиха! Что еще требуется для банального женского счастья?!»

С того момента я и забеспокоился, заметил, наконец, реальную опасность для нас с той стороны, будто прозрел. И сообразил, что моё беспокойство, зародившись однажды, вряд ли рассосётся само собой. С чего бы ему рассосаться, если уж оно появилось?

Я ведь давно стал тревожиться смутным предчувствием, будто что-то в жизни важное проморгал! Я давно заметил, как начинаю проигрывать, еще не понимая кому и в чём!

Кому проигрывать? Сам не знаю! Может быть, какой-то более мощной системе, социальной среде, внешней обстановке, чужой культуре поведения, чужому жизненному укладу! А проигрываю свою Светку!

Я понял главное – в Америке мы со Светкой можем легко очутиться на разных берегах, если уже не оказались! Я-то всё еще остаюсь здесь, на своём берегу! Стою прочно, меня с него не столкнуть, а вот она – уже и не знаю! Не знаю, но знать-то мне надо! Надо к ней приглядеться, надо прислушаться к ее суждениям, надо вникнуть в ее потребности, в ее мечты и планы. А я окунулся лишь в свои дела и всё пустил на самотёк.

Глава 4. Трещина

Нас и впрямь всё больше что-то разделяло, нежели сближало. Даже ребёнка до сих пор не родили. Совсем по американским меркам стали жить!

Здесь семьи образуются очень поздно, когда появляется образование, работа и хоть какие-то средства для более или менее нормального существования семьи. Потому все дети рождаются, когда родители уже не молоды, когда им тяжелы хлопоты с малыми детьми, а уж внуков своих они наверняка не увидят, поскольку и их дети в точности повторят ту же самую задержку естественного жизненного цикла.

Как же так? Почему они этого не замечают, не тревожатся? Почему сами ничего не меняют?

Ах, да! Прежде всего, у них независимость, прежде всего, деньги – а уж потом семья!

И они по-своему правы! Чего бы они ни желали себе, но без денег семья точно станет нищенствовать! А нищета – это жуткое испытание, потому не могут они жить иначе!

Выходит, в своём неразумном поведении америкосы совершенно правы? Выходит, они всего-то приспособились к давящим на них местным обстоятельствам, при которых деньги – всегда и всему голова!?

Всё равно, если взглянуть со стороны, ведь несчастные они люди! Пожалеть их надобно, а не самим перенимать их нечеловеческий образ жизни!

Но Светка-то всё впитывает! Светка самого главного в этой жизни не понимает! Она не только получила американское гражданство, против чего я долго сопротивлялся, – она действительно становится полноценной американкой со всеми их причудами и наворотами! А это ведь – просто ужасно! Она теряет себя и не замечает этого!

Не увиливай, приказал я себе. Ты только что пожалел, что до сих пор не родили ребёнка, так задавай же главный вопрос, и не уходи от больной темы! «Почему не родили?» Ведь предлагал я Светке не раз, но она всегда высмеивала это как шутку, как несбыточное пожелание.