Беглец

– Третий аргумент – на свалку из прошлой жизни приходят многие. Насчет возвращаться – статистика, прямо скажем, никакая. Отсюда направление только в ту сторону, – и он махнул рукой в направлении непроглядной дымовой завесы.

– А там что? – спросил Гриша.

– Наивный вопрос. Сразу понятно, что не местные. Там, молодой человек, кладбище.

Колян снял очки и стал их протирать концом грязного шарфа.

В сопровождении нескольких вооруженных спецназовцев мы подошли к бывшему строительному вагончику, стоявшему вместо колес на довольно высоком странном фундаменте, сложенном из обломков бетонных блоков, кирпичей, кусков гофрированного железа и шпал. К двери вагончика поднималась неустойчивая деревянная лестница без перил, рядом с которой, учуяв подходивших, захлебывалась лаем маленькая злая собачонка.

Спецназовцы полукругом стали у лестницы, Дубовой поднял мегафон.

– Узбек! – бесстрастный металлический голос разносился далеко по притихшему пространству оголенного поздней осенью колка, в котором и рядом с которым лепилось всяческое жилье обитателей свалки. Сами они довольно плотной толпой стояли поодаль, наблюдая за происходящим.

– Ты меня слышишь? – продолжал Дубовой. – Договариваемся по-хорошему. Ты возвращаешь женщину, мы тебя не трогаем – живи дальше. В случае несогласия и сопротивления власти, будут приняты самые серьезные меры. Вплоть до применения оружия. На размышление – три минуты. После чего приступаем. По счету «раз» начинаем отсчет времени. Раз…

Наступила мертвая тишина. Даже собачонка, учуяв общее напряжение, замолчала. Гриша навел камеру на дверь вагончика. Прошла минута, пошла вторая… Дверь вагончика со скрипом распахнулась. Узбек – огромный, заросший многодневной щетиной детина, явно какой-то среднеазиатской национальности, стоял в дверях, держа на руках Елену Елагину. Судя по всему, она была без сознания. Узбек, осторожно ступая, спустился по крутой лестнице и пошел к нам. Когда он подошел совсем близко, я с изумлением увидел, что по его заросшим щекам текут слезы.

– Зачем кричать, начальник, – с трудом подбирая слова, заговорил он. – Женщина совсем больная. Очень-очень больная. Есть не хочет, пить не хочет. Я дышать боюсь, такая больная. Спрашивает: почему не умерла? Говорю: зачем умирать? Живи. Я для тебя все делать буду, только живи. Не хочет жить.

– Лейтенант, – приказал Дубовой. – Забери у него женщину.

– Зачем забирать? – не согласился Узбек. – Сам понесу. Говори куда?

Дубовой повернулся и пошел к нашим машинам. Узбек нес следом Лену. Рядом шли я и спецназовцы. Гриша снимал процессию, пока мы не подошли к машинам. После чего перевел камеру на дымившуюся вдали свалку.

Я сидел в аппаратной и просматривал старые материалы. На экране хаотично сменяли друг друга запечатленные камерой обрывки чужой жизни:

Андрей, танцующий с Ольгой вальс на выпускном вечере…

Андрей в госпитале, безучастно, почти бессмысленно смотрящий в камеру…

Андрей, бегущий по пляжу наперегонки с Леонидом…

Что-то настойчиво и, судя по всему, убедительно выговаривающая неведомому собеседнику Ольга. Впрочем, панорама камеры открыла, что этим собеседником был Андрей. Он опустил голову, и было непонятно – то ли внимательно слушает, то ли занят какими-то своими мыслями…

Крупный план что-то говорящего Андрея…

– Включи звук! – попросил я видеоинженера.

Появился звук, прозвучала концовка фразы: «…жизнь на то, чтобы играть роль, которую для тебя избрали другие».

– Отмотай назад, – попросил я.

Изображение остановилось на крупном плане молчащего Андрея. Потом, видимо, отвечая своему собеседнику, он сказал:

– Выключи камеру!

– Нет, – раздался из-за камеры голос Ольги. – Говори, раз начал. Говори, говори.

– Хорошо. Я считаю, что бессмысленно тратить свою жизнь на то, чтобы играть в ней роль, которую для тебя избрали другие.

– Выбери сам свою роль.

– Я выбрал.

– В ней есть место для меня?

– Только если ты сама этого захочешь.

– Я всю жизнь хочу этого.

– Тогда пойдем.

– Куда?

– Не знаю. Еще не знаю.

– Нельзя идти, не зная куда. Мы заблудимся, пропадем.

– Главное – сделать первый шаг.

– Сделай его ко мне.

– Любовь, это очень много, но не все. Она помогает сделать первый шаг, но надо идти дальше.

– Я готова. Куда?

– К своему предназначению.

– Где оно?

– Хочу избавиться от горечи жизни и полюбить её.

– А я хочу любить только тебя. Ты меня любишь?

– Всю прошлую жизнь.

– А будущую?

– Будущего мы не знаем. Не уверен, что достоин твоей любви.

Ольга что-то неразборчиво ответила.

– Отмотай немного назад, – попросил я. – И добавь звук.

Изображение дернулось назад. Снова прозвучали слова Андрея:

– Будущего мы не знаем. Не уверен, что достоин твоей любви.