Мозаика Любви

Мозаика Любви
Александр Куделин

Можно ли принять взросление твоего партнёра? Может это сексуальная блажь, усталость тел или кривая улыбка расстояния пройденного пути, которое материализовалось в постоянного собеседника? По-любому столь долгое сосуществование не может не менять сознания, не вести к переоценке и обретению собственных горизонтов… Один вопрос – какие они эти Его горизонты?! Теперь, когда смотрю в себя – всё что во мне – всё от тебя!!!

Юраша

Куда делись воробьи? Их радостный щебет покинул столицу. Голуби, вороны, синицы, а иногда в парках ещё вдруг утренний соловей – нет радости в звуках Москвы! Нет.

Зато на море, в дальней загранице, лето теплит остатки весны. Почти бархатно – не жарко, не холодно; утро и вечер прохладны, но дни вполне горячи.

– Матерь божья, – брызнула обгоревшая под солнцем украинка, стремящаяся переместиться из тени в тень. – Проклятые москали!

Она только заметила освободившийся шезлонг и почти что побежала по краю бассейна, чтобы забронировать так нужное ей место, обозначив его полотенцем, но волна от вынырнувшего чуть не из-под её ног кита окатила таким потоком воды, что полотенце враз поникло, потеряв форму прачечной чистоты!

– Шоб ты здох! – громогласно заклеймила она половину огромного тела, появившегося возле кромки бассейна.

Взгляды отдыхающих, шарившие по веткам деревьев и стайке перистых облаков, быстрым махом уставились в точку всплытия этого Кита. Сложные волны от дифракции и интерференции, созданной телом этого отдыхающего, взбудоражили до величины шторма ещё недавно тихую гладь турецкого бассейна.

– А ты, черный, во-още молодец! – Жирное, но сильное тело, ухватившись за край бассейна, подтянулось на руках и почти по-гимнастически выпихнуло себя из воды на сушу. – Уважаю!

Кого он мог уважать? Каждый, кто знал русскую речь, стал вышаривать сектор шезлонгов, отстоящих от кромки бассейна и от нашего героя на три шага.

«Наверное, наши в баре», – прокралась верная мысль, так как невозможно было представить, что в полоске шезлонгов отдыхающих турецких пенсионеров и иностранных туристов его могло что-либо заинтересовать.

Стареющие тела пенсионеров, приехавших глотнуть умеренной жары перед скорым знойным летом Турции, немцы, обособленно, по-семейному уединившиеся сами в себя, и несколько пар разрозненных французов, ублажающих слух окружающих своим грассирующим р-р-р – всё это было наполнением противоположного берега продолговатого, с небольшими изгибами бассейна. На другой его стороне располагались в основном северные гости, так как жаркие лучи невидимого за ветками солнца на открытом пространстве могли превратить их в головешки, чего не скажешь про смуглых турок, замазанных кремами французов и доведших себя до копчёностей немцев.

– Вот что мне в тебе нравится – ты мужик! – Кит принялся на кого-то перед собой наступать.

Два, в разные стороны и навстречу, широких шага и Некто оказался поднят и подвешен в его объятиях.

– Вот с-сука! – Он поставил в пол-оборота от себя негра и начал жадно целовать его – в лысину, в щеки, в лоб. – Ну молодец же! Молодчик! – Кит опустил француза на мраморную плитку и подвёл его как костыль под подмышку. – Жена?! – Он ткнул пальцем в находящийся рядом шезлонг. – Сам вижу – жена!

– Раша?! – чуть растянув первую букву, спросил не в меру загорелый француз. – Ю, р-раша?!

– Ты чё, дибил?! – почти удивлённо загоготал Кит. – Какой я тебе Юраша!?! Я Коля! Коля я. – Он отпустил француза и ткнул в себя кулаком – Коля!

Худой, но стройный, побритый на лысо негр сморщился в недоумении. Ярко белые глаза его два раза моргнули и без смущения уставились на Колю-кита.

– Ща, подожди! – Коля не стал себя утруждать обходным манёвром, а, отодвинув, словно занавеску, француза, двинулся напропалую через газон в бар.

Так феерично начавшаяся история вдруг прекратилась, оставив всех в разочаровании. Немцы враз загорланили, явно обсуждая только что назревавший инцидент, стареющие турецкие семьи замкнулись в непонимании, а виновник части торжества – афро-француз погладил себя по облизанной Колей лысине и присел на край своего шезлонга, чтобы склониться над белокурой женой. Их негромкий разговор, словно шторой, занавесили голоса птиц и отчётливо – воробьи.

Ветер с переменным настроением приносил то влажность близкого моря, то зной подсыхающей земли. Время, оторвавшись от завтрака, медленно катилось в зенит. Солнце почти раздвинуло все тени и стало стирать краски.

– Вот ты скажи! – Вновь набирающий обороты громкости голос заставил многих встрепенуться. – Нет! Я и тебе прихватил. Ну ты что?! – держи!!!

Скрежет двигающегося шезлонга окончательно разбудил всех остальных. Коля поставил его так, чтобы, оседлав его, у него и у француза появился дружеский стол, на который с пола были переставлены четыре бокала с виски, две пачки чипсов и кружка пива.

– Лерыч, может, ты их тормашнёшь, может, есть чё еще на закусить?! – крикнул Коля возвращавшемуся к бару другану…

… – Вот ты мне скажи! – Колин голос, как репродуктор, старался разрубить языковой барьер – француз морщился, но взгляда не отводил. – Вот ты хоть и чёрный, но всё же мужик. – Коля больно хлопнул того по плечу и выдвинул из кулака большой палец – Во! Вот такой мужичина! Во!

Француз открыл рот и что-то проговорил.

– Да ладно, – Коля примирительно потянул его своей ладонью за затылок к себе, – не обижайся, я же всё не со зла. – Голос переплавил громкость в теплоту.

Француз пожал плечами и посмотрел на жену, та улыбнулась и, потянув руку, погладила его с плеча на локоток. Тот вновь обернулся на Колю и не резко, но настойчиво взял его за запястье и опустил мощную ладонь русского на уже ополовиненный бокал.

– Se comporter defondе. Si tu es еnorme, ?a ne veut pas dire que j'ai peur! – Сверкая белыми губами, произнёс африканец. – Je suis fran?ais. Et voici les lois de l'Europe! Ce n'est pas ? vous avec l'Ukraine de se battre. Personne n' a peur de vous!

– Ну я и говорю, что ты француз! – вторил ему Коля. – Я и говорю, что ваша Европа совсем в дурь охренела! Что у вас творится?!

Задав этот вопрос, Коля-Кит стал освобождать шезлонг от снеди, вновь возвращая всё на пол.

– Вот ты мужик, – продолжал он, не останавливая движения по перемещению. – Баба у тебя – первый класс! Что мне в тебе и нравится. Хоть ты и негритосина, но всё же мужик!

Тут, чуть приподнявшись, он рукой выбил назад из-под себя шезлонг– тот, заскрежетав, проехался и, уткнувшись в другой, остановился, освободив Коле пространство для последующих действий.

– Смотри! Ведь вы французы воевали с нами против фашистов в Нормандии-Неман. Хрен с ним, ну проводили мы вас пинками из России в 12-м году. Но!, вы же Европу всю под собой держали! Ваш Наполеон всех отымел, даром что его Жозефина была красава! Ты вот, смотрю, вполне хват!!! – Он многозначительно качнул головой в сторону его жены. – Так почему?! – Тут Коля развернулся боком, задницей в сторону бассейна и начал тыкать себя пальцем в зад. – Почему вы, с-суки, пидоров у себя развели, что ж вы позволяете друг на дружке жениться? Венчаться!!! Ты же вот от неё детей себе наперенарожаешь! А они, ваши тамошние, пидорасы будут свои корявые члены всовывать в ихние зады!!! И им будет без особой разницы, кто твой ребёнок – мальчик, девочка! У ваших разноцветных только одна дырка! Вот тут…

Коля расчувствовался – не договорил. Он перестал насиловать себя в щель плавок, поднял высоко отработавший своё палец, отмахнулся от француза и бухнулся в воду, чем породил новое цунами.

– Та шоб ти здох, вражина Донецька! – вспрыснула Украинка, которая, подбирая волосы под платок собиралась окунуться.

Реальная история, со слов одной Рыжей.

Апрель-май 2019г.

Рыжий

(почти дневник одного неординарного события)

Небольшой домик – обычный подмосковный – один этаж вниз и полтора над ним. Уютно, стандартно, практично. Прихожая, гостиная, пустая комнатка под кабинет, инвентарный чуланчик, кладовка с деревянными дощатыми полками, встроенная в кухоньку для разогрева и употребления готовых блюд, и спаленка наверху.

Осень. Она обозначила себя лишь календарём.

Ни листва, ни трава словно и не ощущали скорых изменений природы, только вечер стал заметно короче, гуще и холодней. Дневного тепла хватало, но к заходу солнца уже охота закутаться в шерстяной палантин. Тёплые носочки переместились из комода на кресло и всегда были готовы согреть Её добрым маминым теплом.

Он появился вот так, словно ниоткуда, обозначив присутствие ветерком сквозняка, скрипом половиц и шорохом со стороны кухоньки или даже встроенной в неё кладовой.

Её дневничок:

Я прислушалась, но подумала, что наваждение. Мелкий дождь, скатившись каплей на подоконник, сонливо сказал: «Кап. Кап-кап!». Лампа моего абажура заботливо приглушила свет, а строчки книги расплылись пятном, заставляя смежить веки, чтобы уснуть…

– Хрум-хрум и какое-то кр-кр (словно кто-то поскрёб, подметая), хрум-хрум.

Я напряглась, приоткрыла глаза и поправила плед. Два часа ночи, за окном темнота!

«Плед? – проявило сознание. – Я его вчера не брала! Может, мама приехала? Но она не могла! Я же вечером говорила с ней по телефону, и она от меня далеко!»