Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2

– Так, за что же мы выпьем?

Поляков посмотрел на Джека Скотта, который, ничего не понимая, по-очереди таращился то на одного, то на второго собеседника. Алексей что-то сказал ему по-английски.

– О, е! О, кей!

И иностранец взял рюмку с коньяком в правую руку и поднял ее над головой, всем своим видом заранее выказывая одобрение тому, что происходило в их теплой компании.

– Джек согласился со мной, когда я предложил ему выпить за встречу!

И Поляков, а вслед за ним и Сахар тут же опустошили содержимое рюмок.

– Хорошо живешь! – то ли обрадовался, то ли удивился Алексей, имея в виду необычайное разнообразие и изобилие стола, который Филинчук, уже успев вернуться, принялся сервировать, заставляя всевозможной снедью.

– Не жалуюсь, – просто и без тени замешательства ответил Сахар. – Все заработано потом и кровью!..

– Кровью, говоришь?

– А как же! Сколько мне ее жулики да убийцы попортили – никто не знает!

Но Поляков недоверчиво покачал головой.

– Ладно попортили… А могли и… Вот только за пролитую кровь в нашем государстве не платят! Ты, ведь, не вчера родился, и тебе хорошо известно, сколько бы русского мужика в войнах не полегло, он от этого лучше жить не станет!

– А ему лучше и – некуда! Я так думаю, что, сколько добра Ивану не делай, он все равно воровать не отучиться! У него это на лбу написано!.. А, точнее, на его тупой физии! И, как следует, работать он тоже не хочет. Ему бы все пить да гулять! Потому и на преступление идет, что путной жизнью не жил и, стало быть, мозгов не накопил. Вот я ему тут их помаленьку, полегоньку и вправляю!..

– Что он сказал, Алекс? – спросил Джек Скотт, который, само собой разумеется, ни слова не понял из разговора двух собеседников.

По со снисходительной усмешкой посмотрел на любопытного боя.

– Да, вот полковник Сахар беспокоится о том, что, не слишком ли мы устали с дороги, и по силам ли нам будет одолеть бутылку коньку прежде, чем мы отправимся на боковую?

– Ответьте, что его опасения на мой счет совсем напрасны! Я – давно уже не мальчик, и вполне контролирую себя!..

Джек Скотт, хотя и держался молодцом, но спиртное, которое он никогда не употреблял даже в малых количествах, уже достаточно сильно ударило ему в голову.

– Скажите, Алекс, а нельзя ли уточнить у товарища Сахара, когда, то самое дельце, ради которого мы сюда прибыли, наконец, состоится?

– Теперь пришла очередь начальника лагеря, также не блиставшего знанием иностранного языка, слегка призадуматься.

– Мой друг из Америки очень хвалит русское гостеприимство, и интересуется: нет ли в этой бордели девочек?

Сахар сердито нахмурился и обиженно засопел.

– Алекс, о какой бордели говорит этот молокосос?

– А я почем знаю? – казалось бы, искренне удивился Поляков. – Наверно, у них там, в штатах, подобные заведения на каждом шагу встречаются! Для них, где выпивка, там и – бордель с голозадыми девчонками!

Такое объяснение, по-видимому, вполне удовлетворило Сахара. Глубокие морщины на его лбу разгладились.

– Тогда переведите этому юному ловеласу, что у меня здесь образцовая тюрьма, и она – к услугам нашего дорогого гостя из Америки!

Леонид Мартынович снова разлил душистый коньяк в рюмки.

– Рядовой Филинчук! – крикнул он, но, по-видимому, несколько громче, чем требовалось, поскольку преданный ординарец тут же очутился перед ним, вытянувшись по стойке смирно. – Что там у нас сегодня на десерт?

– Желаете клубнику со сливками, товарищ полковник?! Или без?..

Сахар вопросительно посмотрел сначала на Полякова, затем на Джека Скотта. Но те, недоуменно пожали плечами. Первый оттого, что лишь смутно догадывался, о чем велась речь между начальником тюрьмы и его подчиненным, второй, поскольку не знал языка.

– На ваше усмотрение, любезный полковник! – ответил важный гость, и в глазах его вспыхнула и погасла искра жгучего любопытства.

– Разрешите идти?

И Филинчук, отдав честь командиру, снова исчез за дверью.

Едва солдат удалился, Сахар встал из-за стола.

– Вы позволите?

И не дожидаясь одобрения со стороны гостей, он подошел к сейфу, вплотную приставленному к стене, и несколько раз повернул круглую металлическую ручку по часовой стрелке. Затем потянул дверку на себя. Она со скрипом отворилась.

– Прошу вас, господа!

И Сахар указал рукой в глубь сейфа.

– Что за чертовщина?! – не удержавшись, удивленно и вместе с тем немного встревожено воскликнул Поляков.

– Извиняюсь, это, вовсе, никакая не чертовщина! – возразил Сахар. – Прошу вас, смелее, господа!

И, показывая пример, начальник тюрьмы исчез в черном, как ночь, широком проеме распахнутого настежь бронированного сейфа. Вскоре внутри его щелкнуло что-то похожее на выключатель. Вспыхнул свет. Поляков и Джек Скотт неуверенно последовали за Сахаром. Сделав несколько шагов, они очутились внутри прекрасно меблированной комнаты с дорогой обшивкой и всеми удобствами, какие имеются в люксовых номерах пятизвездочного отеля с видом на море. Оно было и здесь. Но, чтоб его увидеть, нужно было сделать десяток, другой шагов в нужном направлении… Выйдя из «люкса», Сахар и его гости очутились в коридоре. Проследовали по нему мимо комнат для гостей и, наконец, оказались в просторном помещении, заполненном посетителями. Здесь играла музыка, и слышался звон хрустальных бокалов. Поляков и Джек Скотт прямо перед собой вдруг увидели синие волны с гребнями из белой пены, довольно искусно нарисованные на одной из стен тюремного бара. По ним плыла яхта под парусом. Над ней кружили чайки. Все пространство заливал ослепительный солнечный свет. Видимо, он компенсировал отсутствие естественного света, поскольку ни в гостиничных номерах лагерного борделя, ни в самом баре не имелось окон. Помещение умышленно изолировали от внешнего мира. Его засекретили точно так же, как сделали бы важную государственную информацию строго конфиденциальной из вновь изобретенного сверхмощного стратегического оружия или же, скажем, научного открытия, которое давало бы одной стране преимущество над другими, а, значит, со временем сулило немалые прибыли.

Конечно же, Сахар имел свою материальную выгоду от того, что его оазис в пустыне или, как он выражался, то ли в шутку, то ли всерьез, реабилитационный центр для некоторых избранных мира сего, а, по сути, для тех, кто имел над ним власть, с недавнего времени успешно функционировал в течение круглого года. Эти пупы земли наведывались к Леониду Мартыновичу поохотиться на диких зверей, порыбачить, пошишкарить и взять от матушки-природы все, что только она ни предложит своим чрезмерно избалованным деткам. Но они не гнушались и простыми мирскими удовольствиями. Бар, и в самом деле, удивлял гостей изысканным меню. В него входило не только спиртное, великолепные закуски и блюда, такие, как холодная зайчатина, жареный кабаний окорок, запеченная утка, кедровые орешки в меду, но и различные шоу. В них непосредственно участвовали те, кто мотал срок в лагере. Это были молодые пташки довольно приятной наружности. Они не носили арестантской робы и вместо этого в такт музыке сверкали заголенными пухлыми задницами на импровизированном подиуме, расхаживая между столиками, и, подсаживаясь к клиентам, чтобы скрасить их досуг и возбудить желание. По ночам обслуживали охотников до романтических приключений, даря им любовь и ласку. Оркестр необычного борделя также состоял из бывших профессиональных музыкантов, которые по воле случая или из-за собственной глупости, корысти, обмана, жестокости и кровожадности, а, возможно, какого-нибудь иного порока преступили закон.

Внешне оставаясь невозмутимым, Поляков сел за предложенный Сахаром столик цвета слоновой кости, стоявший в самом углу обширного зала. Джек Скотт тотчас последовал примеру старшего товарища. Леонид Мартынович звучно щелкнул двумя пальцами, и тут же, словно из-под земли, перед ним выросла смазливая официанточка, в удачно вписывавшемся в цветовую гамму интерьера, беленьком, точно снег, халатике поверх юбки, больше походившей на набедренную повязку, какую носили наши далекие и мудрые прародители.

– А вот и – Жанночка! – имея ввиду чересчур угодливую и на редкость расторопную обслугу, сказал Сахар, немного прищурившись, словно красота девушки на миг ослепила его.

– Сидит за непреднамеренное убийство сожителя на почве ревности!

Все еще щурясь, начальник лагеря внимательно разглядывал преступницу, словно для того, чтобы лишний раз убедиться в том, что перед ним, действительно, та самая Жанна, о какой велась речь. Под властным и проницательным взглядом Леонида Мартыновича официантка робко опустила свои лукавые и ветреные глазки. Мужчины еще некоторое время изучали немного бледную, почти прозрачную кожу ее лица, густые пряди темных волос, гибкий стан. Наблюдали за плавными и довольно раскованными движениями тонких изящных рук и всем тем, чем щедро наградила ее природа. Но Жанна, без промедления и излишней спешки обслужив столик Сахара и его гостей, точно также как и появилась, незаметно растаяла в полумгле бара.

– Надо же! Двадцать шесть лет – ей, отроду, и почти половину из них в тюрьме провела! – то ли сожалея об этом негативном факте, то ли удивляясь ему, важно заметил Леонид Мартынович. – С тринадцати лет проституцией занималась. Клиента, пока он спит, по башке бутылкой саданет, потом, как липку обчистит, и – деру!..

– Ну, ладно, ладно! – с пренебрежительной усмешкой прервал своего излишне словоохотливого собеседника Поляков. – Ты мне зубы-то не заговаривай! Скажи-ка, лучше, что тут у тебя за херня такая творится, и как ты до такой жизни докатился?..

– Я докатился!? – в свою очередь неуверенно возразил начальник лагеря.

– Ну, так, не я же! – сквозь стиснутые зубы процедил Поляков.