– Хм…
Лишь теперь Арсен обратил внимание на темные круги под глазами Переверзева, словно кто их тушью нарочно подрисовал…
– Ну, и к чему ты мне тут сказки всякие сочиняешь?
– Это – не сказки! Мысли-то материализуются!
Переверзев с сомнением чмокнул сочными губами.
– Тогда, почему оттого, что я каждую ночь думаю, как изловить душегуба, он не ловится?
– Наверное, крючок – маловат, и наживка никуда не годится!
– А может, на этого крокодила не крючок нужен… К тому же, ему, что не наживляй, ни чем не побрезгует! Даже дерьмом!
– Интересно, что он добром считает, если останки людей и те норовит в мусорный бак скинуть?..
Их спор наверняка бы продолжился, если бы в это время на пороге кабинета неожиданно не появилась секретарь самого Докучаева. Оба понимали, что прокурор ни с того, сего не станет, таким образом, подчиненных, словно морковь из грядки, за чубы из кабинетов выдергивать, чтоб головомойку устроить. Значит, случай был особый!..
– Снова – труп?!!
На этот раз прокурор самолично выехал на место преступления. Переверзев и Радеев сопровождали его.
– Где обнаружили останки? – угрюмо поинтересовался Докучаев у одного из оперативников, когда они прибыли на место.
– В этом контейнере! – тотчас ответил тот.
– Опять – женщина?
– Нет, мужчина!..
Оперативник замялся.
– Что – еще? Говорите, если есть, что сказать!..
Тот согласно кивнул.
– Скорее всего, бездомный…
Это был тот самый мусорный контейнер, возле которого днем ранее Арсен опрашивал случайных свидетелей. Точнее, свидетелем убийства изрезанной на куски очередной жертвы из числа представительниц женского пола мог быть лишь один из них. Тот самый, как воду канувший, бомж. Но теперь он как будто бы нашелся. Говорить он и прежде не мог. Но хотя бы мог хоть как-то изъясняться при помощи жестов…
– Бездомный, говоришь?
– Ну, да. Небритый. Одежка кое-какая. Обувка стоптанная…
– Тьфу, ты! – разозлился Докучаев. – Хватит мне преждевременно излагать тут детали!.. Вы все поняли?
И он вперил свой взор, точно гвоздь вбил меж надбровных дуг Переверзева. У того ни с того, ни с сего даже в висках заломило.
– Подробный отчет о происшествии – завтра ко мне на стол. Это, похоже, ваш клиент!
– Видал бы я таких клиентов… – всю обратную дорогу недовольно бурчал, словно сам с собой разговаривал, Петр Никанорович.
15
– Круто, да?!
Глаза Ксюхи восторженно блестели, когда, хвастаясь, она показывала одноклассникам свой дневник. За год по всем предметам у ней были круглые пятерки.
– Вот повезло!
Подружки радовались за нее и в то же время завидовали, даже не пытаясь скрывать своей зависти.
«Что значит, повезло?» – думал Макс. Он не знал, что такое везение или невезение. Его родители, пока были живы, пили, можно сказать, безбожно. По-черному. И не потому, что фамилия была такая! Пьяные они ужасно ссорились и ругались. А после одной из ссор, которая, как ни странно, как будто бы закончилась примирением, их не стало. Максу на всю жизнь врезалось в память, как отец, замахнувшись, ударил мать кулаком. Та упала на пол. Размазывая слезы и кровь по лицу, она кричала:
– Ну, бей! Бей! Врежь мне еще… Говнюк!
Но отец налил полный стакан водки и, залпом выпив, вышел из дому.
– Правильно, пошел вон! Ступай к шлюхе своей, Беловой! Может она приголубит тебя… Потаскуха эта!..
Почти каждая ссора родителей заканчивалась тем, что мать бранила свою якобы соперницу. Но Белова жила с мужем.
Уже позже, достаточно повзрослев, Макс узнал от старшего брата Фомы, что их отца и мать Дэна Белова что-то связывало прежде. Возможно, это была юношеская любовь, от которой воспоминания и то не осталось. Старший брат рассказывал, что что-то у них там не заладилось, и Белова, которая в девичестве, конечно же, носила другую фамилию, выбрала в спутники жизни того, с кем была счастлива уже много лет подряд. А отец… Отец хотя и женился на их матери, прежнюю любовь никак не мог забыть. Брак не принес ему счастья. Из-за этого, в конце концов, он и спился. Мучаясь рядом с ним, как полагал Макс, пила и его мать.
…Выловили трупы родителей в реке несколько дней спустя после того, как Фома в органы заявление подал. Трупы были почему-то в одежде… Но никто и ничего толком выяснять не стал… А до этого кто-то из селян рассказывал, что нашел на берегу пустые бутылки из-под водки. Как раз неподалеку от места, где утопленников к берегу прибило.
– Ну, вот допились! – размазывая слезы по лицу, никак не мог успокоиться Фома.
Он часто конфликтовал с родителями, безжалостно прожигавшими свою жизнь. Особенно с отцом, которому грозился физиономию начистить, чтобы мать не обижал.
А еще Макс узнал от старшего брата, что кто-то из предков Черновых… Был черносотенцем… Ну, был и был!.. Невидаль какая! Жил Макс со старшим братом вдвоем. Тот в местном совхозе трактористом работал. В свободное от работы время в местном клубе секцию рукопашного боя преподавал. Прежде-то он служил в спецназе. После ранения его комиссовали.
– Обучу тебя рукопашному бою, и ты в спецназ служить пойдешь! – обещал Фома младшему братцу.
Фома был очень сильный, но вместе с тем стройный и хорош собой. Почти все девчонки села втайне сохли по нему и были не прочь завести с ним роман. И Фома, честно говоря, пользовался этим. Девчонок менял, как прикид, когда по выходным ходил в клуб на танцы, что не особенно нравилось деревенским парням. И не только им.
– Хорошо хоть на замужних не зарится! – поговаривали в деревне.
Деревня была большая. И частенько в местный клуб досуг провести приезжали ребята из соседних сел. Точнее небольших близлежащих поселков, разбросанных там и сям. Приезжали в основном те, у кого был собственный транспорт. Впрочем, некоторые приходили пехом, даже если нужно было пройти километра три, а то и пять. Понятно, что клубов там, где они проживали, не было, да и не могло быть вовсе.
Как-то Макс вернулся домой со школы пораньше и неожиданно для себя застал старшего брата, сидевшего за столом с ручкой в руках. Перед ним лежал белый лист бумаги, и он что-то на нем писал.
Наступил апрель, и на улице было еще довольно прохладно. Но окно в комнату почему-то было распахнуто. Макс подошел к окну, чтобы его закрыть.
– Не май – месяц!.. Чего окно-то раззявил?
Бросив в него нечаянный взгляд, Макс вдруг увидел то, чего ему лучше бы не видеть вовсе! Он прямо-таки опешил, едва не сиганув через подоконник в сад… Это была она! Во всей округе ни у кого из девчонок не имелось точно такого же светло-коричневого дождевика. Она быстро шла вдоль кустов смородины, и ее темные волосы, раскиданные по плечам, взвевались кверху при каждом ее шаге. От картины представшей перед его взором, в груди у Макса тупо заныло.