Красногубов впервые в жизни увидел свою мать навеселе. Заметив его недоуменный и немного укоризненный взгляд, она лукаво подмигнула ему.
– Где наша не пропадала? Давай, Василиса, проходи в дом! Будем на стол накрывать! Мой сынка, из армии вернулся!..
Она вдруг уронила лицо в шершавые ладони, и оно тотчас стало мокрым от нетрезвых, но счастливых слез истосковавшейся по сыну матери.
– Слава богу, целехонек вернулся!
Женщины быстренько застелили стол скатертью. Заставили его всевозможными закусками. Матрена Гурьевна слазила в подпол за бутылью с самогоном.
– Специально для встречи с Витенькой нагнала! – как бы, между прочим, сообщила она, водрузив двухлитровую бутыль с мутной жидкостью посреди овощных салатов, чаш со свиными котлетами и тефтелями с рисом… Для чугунного котелка с вареным картофелем и ломтей духового хлеба так же нашлось свое место…
– Ну, сынок, налявай!
И Осиповна, взяв пустой граненый стакан, со стуком снова поставила его на стол, но поближе к Виктору, чтобы он наполнил его до краев. Красногубов, не спеша, разлил самогон, не пролив ни капли, но так, что каждому получилось по полной мере. Мутная тягучая жидкость распространяла сильный хмельной дух, от которого щекотало в носу, и брал чих. Приближался полдень, и осенний солнечный луч глянул в окно. Он осветил лица людей, и, преломившись в бутыли с самогоном, заискрился сотнями огней.
– За тебя, сынок! – торжественно провозгласила Осиповна. – За твою святу кровь, которой ты не пожалел для Родины!
Гостья встала из-за стола и залпом осушила свой стакан. Из вежливости ее примеру последовали остальные. Снова усевшись поудобнее, они принялись сперва за салаты… Но вскоре очередь дошла и до прочей снеди… Выпивка заметно оживило застолье. Женщины заговорили о хозяйстве, о том, как тяжело приходится с комбикормами, и что содержать на подворье скотину не стало никаких сил.
– Ну, тебе-то, Осиповна, грех жаловаться! – нарочно похваливала Матрена Гурьевна свою соседку. – Твой Ерема вона, как в гору попер!
– Да, что мы все – про свиней, да кур!
И нетерпеливая фермерша с любопытством посмотрела на Виктора.
– Пусть твой сокол лучшее про себя расскажет?
– А – что, рассказывать-то?
Красногубов равнодушно пожал плечами.
– Ну, например, про свои ранения?
Но солдат лишь недоуменно развел огромными руками.
– Да, нечего рассказывать!
– Как, так – нечего? – не унималась гостья. – Если это – государственна тайна, так и не сказывай! Я не обижусь!
Виктор наполнил стаканы в который раз.
– А давайте выпьем за встречу! – неожиданно предложила Василиса.
– И – то, верно! – поддержала Матрена Гурьевна новый тост.
Но уже изрядно захмелевшая Осиповна сделала протестующий жест рукой.
– Не хочу за встречу! – категорически возразила она. – Я буду пить за наших погибших сыновей!
Все снова поднялись из-за стола.
– А – котлеты?! – напомнила Матрена Гурьевна своим гостям, после того, как было покончено с тефтелями. – Ешьте, а то совсем простынут! – И про картошечку не забудьте!
Впервые за долгое время она с умилением, сквозь которое, все ж таки, нет-нет да проглядывала некоторая тревога, таращилась на сына. Уж, кому-кому, а ему напоминать о еде – все равно, что хохлушке подсказывать, чтоб семечек налущила.
Очень скоро пиршество благополучно завершилось, и Виктор вначале под руку препроводил до дому набравшуюся вусмерть Осиповну, затем вместе с Василисой, не торопясь, отправился на железнодорожную станцию, откуда на электричке она должна была отправиться в город. На прощанье девушка без стеснения поцеловала его прямо в губы и пообещала, что через денек-другой навестит снова.
– А, может быть, не стоит? – засомневался он.
Но Василиса, то ли не расслышала Виктора, то ли не захотела этого сделать. Как только двери распахнулись, она юркнула в электропоезд, и, махнув ему рукой из тамбура, прошла в вагон…
Весть о том, что Красногубов якобы служил в Чечне, быстро облетела весь поселок. Некоторые сомневались, что это – правда, поскольку наверняка знали, что местный военный комиссариат, пока что, не направил в горячую точку ни единого своего призывника. Другие утверждали, что Красногубов имеет ранения и государственные награды за мужество и отвагу. Как будто бы, однажды он даже обезвредил целую группу чеченских бандитов. Так, ничего не подозревая об этом, с легкой руки Осиповны, которая на каждом углу рассказывала всем небылицы про Виктора, он невольно стал героем дня…
Как-то Красногубов отправился за хлебом. За прилавком продмага стояла молоденькая девчоночка. В идеально чистом белом фартучке она один в один походила на примерную ученицу из числа отличниц, претендовавшую на скорое окончание школы с золотой медалью. С приветливой улыбкой на лице продавец подала ему еще теплые после выпечки буханки. При этом она то и дело кокетливо стреляла в Красногубова своими смеющимися глазками. Когда Виктор направился к выходу, шустрая девица вдруг окликнула его:
– А сдачу-то, сдачу!
Виктор вернулся к прилавку.
– Ну, и как там, небось, страшно было?
Брови Красногубова удивленно поползли вверх.
– Да, Ленка – я, Морозова, соседка ваша! Через два дома от вас живу!
– Ленка?! – обрадовано воскликнул Виктор. – Неужто, ты?
– А – что, так сильно изменилась?
Красногубов согласно кивнул.
– Еще бы! Я когда в армию уходил, ты совсем зеленая была. А сейчас, поди, от женихов отбою нету?
В ответ Ленка лишь разочарованно вздохнула.
– Какие тут женихи? Стоящие, все в город подались. А те, что остались, на что не годятся!
– Так, уж, и не годятся?! – засомневался Виктор.
Он сказал это не потому, что не доверял авторитетному мнению Ленки, но лишь затем, чтобы поддержать разговор. В самом деле, большая часть домов в поселке сильно обветшала, неотложно требуя капитального ремонта. Вдребезги разбитые дороги не ремонтировались, а новые не строились совсем. В осеннюю распутицу или зимнюю круговерть сообщение с городом прерывалось. Поселковый клуб пришел в такую негодность, что его окончательно закрыли. Поликлиники не было вовсе. За медицинской помощью люди ездили за тридцать верст в город.
– Теперь в поселке все только и судачат… про вас!
– Про меня?! – с сомнением переспросил Виктор. – Это, что же, плохого я им сделал?
– Говорят, что под Урус-Мортаном вы в одиночку взяли в плен десяток ихних камикадзе!
И с нескрываемым восхищением, отчего ее глаза округлились и заблестели, как две дозревающие вишенки с капельками утренней росы, Ленка уставилась на Виктора…