Сглаз, порча и защитные заговоры

Вот краткая история отечественного чародейства. Дальнейший наш разговор пойдет о зловредных людях и считающихся таковыми, и мы подробнее остановимся на таком понятии, как порча, и связанных с нею последствиях.

Глава 1

Чародеи и кудесники

Колдовское озеро — это не в лесах…

В деревенском быту, как уже говорилось, нередко смешивают знахарей, ворожеек, ворожбитов с чародеями — колдунами, ведьмами и колдуньями. Все они, по мнению народа, отъявленные злодеи. Корни этого кроются в извечной привычке во всем необычном подозревать сверхъестественное и в простодушной вере, что во всем, что не поддается нашему разумению, участвуют скрытые, таинственные силы, пусть и не всегда зловредные. Но такое понятие не совсем соответствует действительности. Между ними — существенные различия.

К колдуну чаще всего обращаются за тем, чтобы он снял злые чары, порчу, или наоборот — для того чтобы отомстить врагу, навредить ему, наслать на него порчу. А он для своих чародеяний призывает в помощь нечистую силу. Иногда он может делать и доброе.

Знахарь же в своей работе обращается к святым, использует молитву, дает гуманные советы, применяет для лечения травы, в отличие от колдуна, использующего, кроме этого, всякие кости, внутренности животных, части их тела, помет и другие самые неожиданные вещи.

Колдуны скрываются от людей, знахари работают открыто. Знахарей называли в далекие времена кудесниками. К ним обращались за исцелением от болезней, просили предсказать судьбу, найти вора или пропажу, для изгнания нечистой силы из дома, со двора и даже из самого человека, а также чтобы успокоить домового, желая присушить парня или девушку, вернуть мужа и снять ту же порчу.

Отличаются колдуны от знахарей и внешне. У колдуна внешность, как правило, отталкивающая. Глаза злые, чаще всего черные, темные, густые брови, резкий голос, властная манера поведения. Неприятные личности. Стоит вспомнить бабу-ягу!

А вот портрет всем известного российского колдуна Гришки Распутина, без которого шагу не могла ступить русская императрица, супруга Николая II, выведенный в романе «Нечистая сила» писателем Валентином Пикулем.

«На высоком лбу его краснела шишка — застарелый след от удара, полученного в кабацкой сваре, а шишку он закрывал длинными прядями волос. Покрытый оспинами нос выступал далеко вперед, похожий на иззубренное лезвие топора. Кожа была морщинистой и загорелой, а правый глаз Гришки обезображивало желтое пятно. Смотрел на всех муторно и беспокойно — противно эдак-то поглядывал».

Психологически он тоже весьма непривлекателен.

«Порченый — поставили на нем клеймо односельчане. Известно, сколь целомудренна русская деревня: матерного слова не услышишь, а Гришка сквернословил при любом случае, дрался бесстрашно. Лошадь не жалел — загонял насмерть. Внешне мрачный и нелюдимый, обожал веселье, и коли где гармоника пиликнет, он уже пляшет. Час пляшет, два, три часа. Пузырем вздувается на его спине рубаха, вонючая от пота. Плясал до исступления, пока не рухнет.

Имел тонкий нюх на выпивку. Носом чуял, где вчера пиво варили, где казенный штоф распивают. Придет Гришка, никем не зван, встанет у притолоки, в избу не входя, и стоит там, шумно вздыхая: мол, я уже здесь… учтите! Мужики пьют водку из мутных стаканов… Суют в бороды лохмы квашеной капусты, закусывая. На зубах хрустят крепенькие огурчики. Иной раз посовестятся: — Эвон, Гришка-то заявился. Може, и ему плеснем махоньку? Вить ен, как ни толкуй, а тоже скотина — ждет подношения…

Угостившись, Гришка не уйдет, а лишь обопрется о притолоку косяка. Быстро пустующий штоф приводил его в отчаяние:

— Налейте же мне, ради Христа!

— Это зачем же тебе наливать? Платил ты, што ли?

Протрезвев, мужики пугались: Гришка умел отомстить.

Один Гришку не позвал к угощению. Когда молодые на тройках ехали из церкви, кони вдруг уперлись перед домом — не шли в ворота. Все в бешеном мыле, рассыпая с грив праздничные цветы и ленты, под градом ожесточенных побоев, кони не везли молодых к счастью. „И не повезут“, — сказал Гришка, стоя неподалеку… Молодухе же одной, отказавшей ему в любезности, Гришка кошачий концерт устроил. Со всего села сбегались коты по ночам к ее дому, и начинался такой содом, хоть из дома выселяйся…»

Еще Пикуль пишет, что «Гришка Распутин, пока с лошадиного воровства жил, немало повидал коновалов. От них и познал врачевальные тайны, что тянулись в XX век от ветхозаветной Руси, от народного разума, от знахарских книг, писанных в лихие времена славянской вязью, закапанных воском древности…

Многое запомнил. Сберег. Пригодится!

Покровские мужики хоть и презирали Гришку, но иногда были вынуждены признать его превосходство над ними. Однажды мальчонку резанули косой по ноге, кровью исходил малый на сенокосе, а Гришка пошептал что-то, приложил травки — и кровь замерла…»

Знахари же в большинстве случаев — простые, благодушные и часто верующие люди. Это преимущественно старые люди: одинокие старушки и старики, вдовы и престарелые девицы. Обычно они на голову «выше» других. Иначе говоря, знахарь — человек, умудренный опытом и какими-либо знаниями, выделяющими его из среды заурядных людей. Они пользуются всеобщим уважением, а более всего те, кто добился знаний своим усердием и трудом.

В материалах под названием «Народные обычаи, суеверные предрассудки и обряды крестьян Саратовской губернии», собранных в период с 1861 по 1888 годы саратовским помещиком А. Н. Минхом, можно найти много интересных сообщений о колдунах, знахарях и описаний того вреда, среди них и порчи, или пользы, которые они производят.

«Дедушка мой сам говорил, — рассказывал помещику А. Н. Минху один пожилой крестьянин в селе Колено Аткарского уезда Саратовской губернии, — что была свадьба и видел колдуна: сидел он на почетном месте, и все ему кланялись, угощали его на славу и ни в чем не перечили, а то испортит; три из нашего села кличут от него (испорченные), да двое ходят на четвереньках. Жил он долго, нажил денег пропасть, а как стал умирать, так венец ломали; в полночь встал он из гроба и бегал за дьячком, который читал псалтырь, а зарывали его, так в могилу закопали осиновый кол, чтоб не мог встать».

«В Полчаниновской волости Саратовского уезда, — сообщает нам Минх, — верят вполне, что колдуны имеют при себе какие-то записки, или маленькие книжки, которых никто не видит и не знает, что в них написано; записки эти носят всегда втайне, под пяткой в сапоге или лапте; если колдун неграмотный, то может действовать, как грамотный, так как достаточно того, что он носит при себе эти таинственные письмена. Причиняют эти люди вред обыкновенно тем, на кого злы. Они портят, навешивают килу как скотине, так и человеку, и сажают беса через наговор на какую-либо вещь или просто взглядом: в наговоренной вещи засядет нечистый дух и колдун либо предает ее сам в руки, или бросает, куда ему нужно; в последнем случае в первого поднявшего входит нечистая сила, и дня через два или три он начинает беситься. Вот почему крестьяне осторожны при находках, нашедши на дороге или в поле какую-либо вещь, они твердят молитву и сдувают с нее нечистую силу. Тогда наговор исчезает и нет опасности взять находку в руку.

Когда человек подвергнется порче и в нем сидит нечистый дух, то другие легковерные приходят к нему ворожить; кто о пропаже, кто о своей будущности, а иной просто из любопытства, и если нечистый дух захочет открыть тайну, то сказывает, но бывают случаи, что и не сказывает. Прежде чем идти ворожить, надо обязательно узнать имя и отчество нечистого духа и тогда, подходя к нему, надо назвать его именем, отчеством и сказать: „я-де пришел или пришла поворожить о том-то“, — дух начинает биться, кричать и через несколько минут падает со всего размаху на пол; с полчаса лежит совершенно бездыханный, неподвижный труп, в это время, говорят, дух вылетает из человека и рыскает по свету, отыскивая то, о чем просили. Наконец дух возвращается и входит опять в тело испорченного, члены начинают шевелиться, руки и ноги размахиваются, глаза открываются большие, белые, горящие огнем. Одержимый бесом вскакивает, садясь в углу на скамье, начинает сказывать, что то-то найдется, нужно ожидать.

Говорят (Полчаниновская волость), что для открытия в селе колдунов существует следующий способ. В продолжение всего Великого поста надо каждый понедельник рубить дрова и всякий раз бросать по нескольку полен на подловку (чердак), а в заутреню на Пасху собрать все эти поленья, затопить печь; узнав об этом через посредство нечистой силы, колдуны непременно явятся просить чародейского огня; противиться их требованию не следует.

Есть еще поверье в народе, как узнать колдунов: надо на Вербное воскресенье взять покрупнее свечку и зажигать ее всю Страстную неделю на стояниях и на Пасху у заутрени; затем надрезать кору на яблоне и заткнуть свечу за корой, вниз фитилем, оставить так до следующей Пасхи, на целый год; тогда перед заутреней ее вынимают так, чтобы никто не видел, идут с ней к заутрене и зажигают ее, после чего она становится чудодействующей: стоит лишь повернуть фитилем книзу, то колдуны, находящиеся в церкви, станут кверху ногами».

Малороссы называют колдунов «чаровники» и «чаровницы». В селе Сокур Саратовского уезда старожилка Прасковья Кухарева, старуха 90 лет, передала Минху рассказ, услышанный ею от родных. Это было в 1886 году.

В Сокуре было очень много колдунов, которые сближались со злыми духами, околдовывали людей. Здесь произошел такой случай. Крестьянский парень Петр полюбил односельчанку, красавицу Ульяну, не отвечавшую ему взаимностью. Он решил отомстить ей, для чего обратился к колдуну, крестьянину Игнатию Игнатьевичу Скиданову, посулив ему приличное вознаграждение. Тот приказал ему вырезать из косы девушки несколько волос и принести ему, что парень и сделал. Он принес волосы Скиданову, прося отомстить как можно злее за отвергнутую любовь.

Чаровник замазал эти волосы в чело печи, а парень спокойно пошел домой. В тот же вечер, как были замазаны ее волосы, девушка начала грустить и тосковать, свет Божий стал ей не мил. Через два месяца после своего замужества изнывавшая от неопределенной тоски Улита умерла, оставив вдовцом любившего ее и любимого ей мужа. Когда покойницу вскрыли, то сердце ее оказалось исколотым как бы иглами.

Пересказывает Александр Николаевич и свой разговор с молодыми парнями 20–25 лет из села Полчаниновки и деревни Федоровка Саратовского уезда, которые не сомневаются в существовании колдунов, в порчу, которую они наводят, и навешивание кил. «Завелись у нас в Полчаниновке колдуны Христофор Романов и Филат Семенов; последний, когда в свадебном поезде лошади не трогались с места и становились на дыбы, подошел к ним и крикнул: „Ей, вы, — я сам тут!“ — и поезд тронулся во всю прыть; на другой свадьбе заставил Филат обнимать гостей и целовать сохи (столбы, поддерживающие навесы на дворах). На сходе хотели его побить за колдовство, нос закрывает: если колдуну разбить нос до крови, обтереть эту кровь тряпкой и сжечь ее, то колдун не будет уж в силах колдовать».

Многих из атаманов-разбойников, сообщает в своем труде саратовский этнограф, народ считал колдунами. К этой категории относили и Степана Разина.

В «Саратовских губернских ведомостях» в № 3 за 1895 г. мы нашли легенду про Стеньку Разина.

Ущелье, или овраг, где Стенька Разин запирал в подземельях захваченных в плен, называлось Тюрьмой или Дурманом и было покрыто такими чащобами, что пленник не мог оттуда выбраться. А в 200 саженях от Дурмана, на берегу Волги, находится бугор Стеньки Разина, о котором существует такое предание.

Шло однажды по Волге судно. Когда оно поравнялось с этим бугром, то два бурлака сошли на берег. Один из них предупредил второго: «чтобы ты ни увидал, ни услыхал — молчи». Взобравшись на бугор, они увидели отверстие, вроде погреба, с дверью. Отворив ее, увидели хорошо убранное подземелье, похожее на настоящую комнату. «В углу висел образ Спасителя в золотом окладе, обсыпанном бриллиантами и разноцветными камнями; перед образами теплилась лампада. Посреди комнаты стоял гроб, окованный тремя золотыми обручами, возле лежал огромный железный молот и железные прутья. Вдоль стен расставлено множество бочонков, насыпанных доверху золотом, серебром и драгоценными самоцветными камнями; а также ценная металлическая утварь. Бурлаки помолились иконе; вожатый схватил молот и разбил обручи на гробе: крышка поднялась, и из гроба встала красная девица необыкновенной красоты и выговорила: „Что вам нужно, ребята? Деньги, утварь, камней самоцветных — берите, сколько душе угодно“. В ответ на это вожатый схватил прутья и начал стегать красавицу, безбожную Маришку, и сколько она его ни умоляла о пощаде, все было напрасно. Товарищ не вытерпел и сказал: „Полно, брат, с ума ты что ли сошел?“ Но едва он успел произнести эти слова, как невидимая сила подхватила его и выкинула в дверь, которая тотчас же захлопнулась, и послышался голос „Восемь — девятого!“ Вслед за тем дверь и отверстие пропали. Испуганный бурлак едва добрался до судна; у него отнялся язык, и три года он оставался нем. После уже он рассказывал, что если бы он сумел помолчать и если бы они сумели завладеть иконой, как говорил ему еще дорогой вожатый, то все богатство перешло бы в их руки».

Крестьяне верили также, что «Стенька по сей час жив, его земля не принимает, и живет он, окаянный, на островах, а змеи грудь у него сосут».

И еще одно одно предание о Разине. Недалеко от Камышина возвышается Уракова гора, названная по имени атамана разбойников, у которого, по преданию, Разин служил 15 лет кашеваром, потом застрелил Уракова и сам стал атаманом. «Здесь, предтеча Стеньки, Урак (татарский князь) имел свой притон. Разин, еще мальчиком, пришел сверху, из Ярославля, и 15-ти лет поступил в шайку Уракова кашеваром. Раз Ураков хотел задержать судно, а Стенька закричал: „Брось, не стоит, бедно“. Ураков, не ожидая после такого замечания удачи, пропустил судно, но погрозил Разину. Приходит другое судно — Стенька опять то же. Взбешенный атаман выстрелил в него из пистолета, но Стенька не пошатнулся, вынул из груди пулю и, отдавая ее Ураку, сказал: „На, пригодится“. Ураков от страха упал; разбойники, видя чудо, разбежались, а Стенька незаряженным пистолетом застрелил Уракова и стал сам атаманом его шайки. Ураков схоронен тут же на своем бугре и, говорят, 7 лет из могилы кричал проходившим мимо судам: „Приворачивай!“»

Есть и другое интересное предание, связанное с разбойниками-колдунами в материалах Минха. В Аткарском уезде в местечке между двумя оврагами никогда не кричали лягушки, которых здесь было несметное количество, и они квакали в других частях речки, только не здесь. В народе это объяснялось так: «Лет сто назад, когда в окрестностях Маматовки водились разбойники, одна из шаек получила известие, что ночью придет в Белгазу проезжий богатый купец с товарами; разбойники расположились караулить его немного выше села в Жадовом овраге… через который пролегала дорога. Ночь была темная, лягушки страшно кричали в реках и озерах; разбойники просидели в овраге до свету и не слыхали никакого движения на дороге. По утру уже узнали они, что купец проехал Белгазу перед рассветом и догадались, что виною их неудачи был громкий крик лягушек. Атаман был колдун и в досаде наложил на лягушек заклятие, чтобы они сто лет не кричали; могучее слово окончилось недавно: года четыре (рассказ 1868 года) как лягушки стали кричать снова». Минх сообщает, что священники села, где происходили эти чудеса, подтвердили рассказ крестьян.

На Чагре (в 125 км выше г. Хвалынска) был в старину разбойник Водкин, умевший заговаривать пули. Однажды его поймали, он попросил напиться из Волги воды, но как только ему это позволили, мгновенно нырнул в реку, и его увидели уже только на противоположном берегу, откуда он поблагодарил караульных и скрылся.

Народ был уверен, что многие острожники умели заговаривать кандалы, которые потом соскакивали у них с рук и с ног. Жители села Колено Аткарского уезда считали колдуном дезертира Петрушку, ставшего известным грабителем. Они утверждали, что при преследовании он мгновенно исчезал из глаз. А в XVII веке, по рассказам тех же крестьян, в этих местах существовало поверье, что если колодник достанет мертвую руку, то может навести ею сон на караульных.

В народных рассказах о волжских разбойниках нередко бытовало мнение, что и посаженные в крепкие стены острогов, они спасались колдовством: «Начертят на полу тюрьмы мелом или углем лодку и весла, сядут в нее и вынесутся на широкую раздольную Волгу».

А вот еще интересный отрывок из книги все того же А. Н. Минха, похожий на современные рассказы о привидениях и полтергейсте.

«Мертвецы ходят к тем, кто о них тоскует; у одной женщины отдали в солдаты мужа, которого она очень любила; стала она плакать и тосковать; только как-то ночью является он к ней; та обрадовалась, угощает его водкой и закуской, как и откуда он пришел; тот отвечает, что бежал из службы и не велел никому сказывать, что приходил к ней. К утру муж ушел, и солдатка, к удивлению, увидала, что все, чем она его угощала, осталось цело, между тем сама видела, как он ел и пил. Посещения эти продолжались неделю; наконец она стала сомневаться в муже и высказалась одной набожной старушке; та дала ей святых мощей и дала окропить дом святой водой. Приходит ночь, начинают стучаться в двери и окна, говоря: „Пусти, это я пришел“. Солдатка отвечает: „Войди“. За дверью все стучатся, но никто не входит, слышится раздраженный голос: „Зачем ты сказала чертовке, что я хожу к тебе; погоди, я с вами сквитаюсь!“ Тут стали представляться ей всевозможные ужасы: то дом трещит, как будто разрушается, то огненный клуб повиснет под окном; и это продолжалось до петухов, сряду три ночи, наконец прекратилось. После узнали, что муж этой женщины умер вскоре по поступлении на службу и во время ночных посещений был уже мертвецом».

Есть в тех же материалах этнографа много рассказов об оборотнях и ведьмах, обитавших в Саратовской губернии.

«Это мужчина или женщина, которые знают чернокнижие и с помощью злых духов могут обращаться в разных животных. Эти люди, как верит народ (Коленская волость), в полночь кувыркаются три раза через огонь на печном шестке, с ножами и вилками между пальцами, после чего вылетают в трубу сорокой и по своему желанию делаются птицей или другим животным, ходят в этом виде по селу, кусают народ или вовсе заражают людей.

…Случилось раз, что ведьма обратилась в свинью и напала на парня, который был очень силен; он отрезал ей ухо и ногу, принес домой и положил на окно человеческое ухо и кисть руки; начались расспросы. Младший сын рассказал, как было дело: „Иду я вечером поздно с вечеринки, один без товарищей, не дождавшись конца; навстречу бежит свинья, прямо на меня, да под ноги; я испугался, сотворил молитву и читаю Богородицу, а свинья мне все под ноги катится. Я перекрестился, снял с пояса ножик, ухватил свинью за ухо и отрезал его; она все на меня бросается, хочет есть; попалась мне палка, я — ну ее колотить по ногам, да с досады отрезал ей ногу; побежала от меня свинья, ковыляя, с визгом на гумно к Матрене, вдовой старухе, что живет на задах; принес я ногу и ухо домой да положил на окно, — бил я свинью, а не человека“. Старик догадался; „знаю, говорит, это оборотень, что ходит по деревне и заел, было, в прошлом году нашу сваху“, — и объявил сейчас же миру. Сделали обыск и нашли старуху Матрену на печи — всю обвязанную и больную; ее освидетельствовали; у ней не оказалось уха, и на правой руке кисть отрезана». Этот рассказ в книге Минха приведен со слов 75-летнего старика из села Колено Аткарского уезда.

Рассказывая о чародеях, мы чаще всего говорили о колдунах, но чаровники бывают и женского рода — колдуньи, ведьмы.

Вот наблюдения Минха о ведьмах и их воздействии на людей. «Ведьмы портят, так же как и колдуны, людей и домашний скот; разница ея с колдунами и знахарями та, что последние бывают по науке, а первая по наследству, так что ведьма родится от ведьмы; отличительный наружный признак ее — хвост».