Сглаз, порча и защитные заговоры

В селе Озерках Саратовского уезда существует поверье о том, как узнавать ведьм: стоит лишь надеть все совершенно новое — белье, платье и обувь — и пойти в праздники к обедне. Та баба, которая подозревается как ведьма, будет стоять задом к алтарю и лицом к входной двери. Но тот, на ком есть что-то хоть раз одеванное, этого не увидит. Однако тот, кто увидел эту ведьму, будет жить недолго: злые духи и сама ведьма отомстят за раскрытие тайны. Оказывается, поэтому народ боится ходить в церковь во всем новом, не желая обнаружить ведьму, зато ведьмы посещают церковь без боязни.

В селе Широкий Буерак (Саратовский уезд) верят, что ведьмы по ночам доят коров и отнимают у них молоко. После этого у коровы пересыхает вымя. В этом селе жила старушка с обрезанной косой, которую ей и обрезали за то, что поймали ее за этим занятием (доение коровы). Правда, она утверждала, что косу ей обрезал старик.

В селе рассказывали: «Раз летом ночевал на одном крестьянском дворе проезжий дегтярь. Спал он на своей телеге, проснулся до зари и слышит, что кто-то доит корову; думает, что это хозяйка, опять лег и проспал до рассвета; видит — баба идет с дойницей опять к корове, и дегтярь догадался, что ночью корову доила ведьма; действительно, хозяйка могла надоить всего с кружку молока. Он сказал ей о случившемся и объяснил, как узнать ту ведьму, что отымает молоко у коров, для чего посоветовал ей надоенный после ведьмы остаток молока вылить на сковороду и поставить на жар (горячие уголья): тогда сама ведьма тотчас же придет к ней. Баба так и сделала, и действительно, к ней тотчас же явилась старуха с обрезанной косой, которая и теперь слывет ведьмой в Широком».

А вот в селе Сокур Саратовской губернии колдуний узнавали таким образом. Нужно «взять от Великого четверга кусочек сыру и беречь его до Светлого Христова Воскресения; в Пасхальную же утреню положить за щеку и смотреть на молящихся; как только священник скажет: „Христос воскресе“, — то все ведьмы оборотятся задом к иконам и на головах их будут стоять дойницы».

Травой целебной напою, словами тайными заговорю…

«Ефимия призвала на помощь все свое знахарство, какое познала белицею в Лексинском монастыре. И настоем трилистника поила, и взваром болотной полыни потчевала, и резун-травою, и корнями вилорога, и горячими бутылками обкладывала бариново тело, чтоб из костей ушла остуда… Знала: и от лихорадки умереть можно, потому и помогала целебными травами, и верила: одолеет худую немочь, подымет мученика на ноги…» (Алексей Черкасов, «Хмель».)

За колдуном и ведьмой следует знахарь, почти что колдун. Его почитают на свадьбах, и вообще, народ имеет к нему большое уважение. Знахарь и знахарка лечат от разных болезней, снимают порчу и указывают, что украдено и где положено. В Саратовской губернии считалось, что они приносят зло, например когда лечат от сифилиса окуром. Лечение состоит в следующем: когда дурная болезнь «вступит в горло» или проявится в других застарелых формах, то знахарь сажает его на на окур, для чего берет киноварь, толчет ее и сыплет в жаровню или горшок с горячими углями. Больной садится над этим курением, и его покрывают шубами, он вдыхает этот дым и до тех пор сидит на окуре, пока с ним не сделается дурно. Потом его кладут в постель и накрывают шубами. Если больной выходит на холод, то после этого бывают случаи смерти.

Минх собрал материалы о людях, умеющих заговаривать зубную боль, остановить кровь, текущую из раны человека или животного. На все нужно знать слово. Казалось бы, простая вещь — отравить крысу мором, но не всегда это удается. А надо поставить черепок с кашей на погреб, посыпать мором и сказать: «Пожалуйте, гости, кушать», — и пятиться к выходу задом. Есть и другой способ вывести крыс: надо поймать живую крысу, отнести ее от своей избы через семь домов и сказать: «Вот ваша квартира». Для того чтобы вывести тараканов, надо поймать одного или нескольких, посадить в варежку и, войдя к кому-либо в избу, сказать: «Здравствуйте, ждали ли гостей?» — а как хозяева скажут «Милости просим», надо незаметно вытряхнуть ползучих из варежки.

«Кто из простого народа не верит в приворот?» — вопрошает этнограф и приводит в пример выражения, популярные в народе: «приворожила молодца», «обошел молодку». «Колдун дает корень, с ним надо обойти того, кого желают привязать к себе, или носить приворотный корень на кресте, либо дать настой из приворотного зелья; отсюда пошла поговорка: „он его словно корнями обвел“».

Обобщая все, что говорят и пишут о знахаре, можно сделать вывод, что знахарь — это лекарь-самоучка, врачующий недуги и облегчающий телесные страдания людей и животных. В отношениях с нечистой силой знахарь не состоит. Главная сила его врачевания заключается в словах заговора. Поэтому знахарей называют еще шептунами за те слова, которые они шепчут над больным или снадобьем.

Перед произнесением заговоров они, как правило, говорят молитвы, призывают святых угодников, Спасителя, Богородицу, апостолов. Все происходит под знаком креста, во имя Святого Духа: опрыскивает ли он водой или нашептывает на еду и питье, натирает ли маслом или каким-другим средством. Бывает, перед тем как произнести наговор на воду, они даже опускают в нее крест: вносят в нее могущественную целебную силу.

У знахаря изба вся увешана по стенам пучками трав. Плату он берет небольшую, чаще всего довольствуется теми продуктами, которые ему приносят приходящие к нему за утешением, исцелением, советом.

Приходят к знахарю тогда, когда уже ничего не помогает — ни врачи, ни собственные средства. Диагнозы он ставит, пораскинув своими мозгами и исходя из богатого опыта.

У знахарей своя специализация, и болезни, от которых они лечат, известны и определенны: эпилепсия, истерия, помешательство, импотенция, детские и женские болезни, продолжительные болезни, то есть те, которые происходят от порчи и сглаза. Чаще всего такие болезни не поддаются излечению их научной медициной.

В дореволюционной России, как известно, в деревнях врачей не было и в определенных ситуациях приходилось поневоле обращаться к знахаркам. Как, к примеру, в таком вот случае, иллюстрирующем сказанное выше, который мы взяли из романа Ивана Акулова «Касьян Остудный».

«Повивальная бабка из города приняла у Дуняши роды и на третий день, сказавшись нездоровой, заторопилась уезжать. Дело в том, что Дуняше было плохо: у ней не спадал жар, не было молока, и бабка, не желая быть сиделкой у больной, не нашла ничего лучшего, как собраться домой. Правда, она оставила Любаве множество советов, но все равно Кадушкины не могли обойтись без помощи повитухи.

Утром Харитон увез бабку в Ирбит, и Любава сходила за Кириллихой, которая в своей помощи никому не отказывала.

Придя к Кадушкиным, она ни на минуту не присела и своей уверенной непоседливостью вселяла надежду на выздоровление и у Дуняши, и у Любавы. При ней весь дом пошел ходуном: топилась печь, заваривали отруби, мочили простыни, настаивали отвары, готовили бутылки с горячей водой. Уж затемно Кириллихе понадобился лист чернобыльника, которого она не взяла с собой.

— Его и завтра бы можно запарить, да лучше с вечера. Вот тебе, девка-матушка, край бежать к нам. На полке под окнами в синем мешочке. В других-то мешочках там всякий сбор, а в синем как раз лист. Полынкой пахнет. Да полынка и есть. Матушка моя все: чернобыльник да чернобыльник. И я теперь по-еенному.

И Любава пошла…

…подошла к полке и, откинув ситцевую прогоревшую занавеску, увидела там кучу мешочков, больших и поменьше, и совсем маленьких — многие были сшиты из подсиненного холста. В каком из них чернобыльник?

— Мать послала? — обрадовался Яков легкому разговору. — Она чего просит? Может, не здесь? Там, на кухне, еще склад.

Любава сняла и принюхалась к трем или четырем мешочкам, и Яков почему-то определил, что она ищет чернобыльник.

— Вот он, красным шнурком перевязан. О шнуре-то, должно, забыла сказать, старая. Тут академия, враз не разберешься. — Яков опять засмеялся и сунулся помогать Любаве, к самым рукам ее подвинул лампу….

Любава развязала красный шнурок и, взяв горсть сушеных листьев, понюхала: на строгом лице ее появилась кроткая улыбка. Яков повеселел:

— Не стыдно в знахарство-то верить?

— А ты главная власть у нас, что же фельдшера-то не выхлопочешь? Знаете шманать по чужим амбарам. Ведь это только подумать, на что решились.

— Фельдшера-то на земле не валяются. Их выучить надо. А на учебу хлеб требуется. Все, Любава, в узелок затянуто. Нам не развязать.

— А тут человек умирает. Пусть умрет, что ли?

— Не о том говорим, Любава.

Любава отсыпала в принесенный с собой стакан сушеной травы, мешочек поставила на место…»

Главная сила, как в лечении, так и в заговорах, оберегах, наговорах, напусках, заключается в нашептывании.

Нашептывание производится на квас, пиво, воду, молоко, соль, сливки, скипидар, масло, хлеб, пряники, калачи; в перчатки, скатерти, платье, на кресты и кольцо. После наговора то, на что был произведен заговор, надо выпить или съесть. Водой еще сбрызгивают или окатывают с ног до головы. Зная, что могут сотворить со съестным недобрые люди, человек из народа прежде чем что-либо пить, одунет питье или перекрестит его вместе с молитвой. Существует поверье, что от худого питье можно оберечь, перекрыв его двумя лучинками, положенными крест-накрест.

Заговорные действия знахаря имеют одну цель — воздействовать на психику больного, внести в его душу успокоение. То есть сила и значение его приемов заключается во внушении. Это проявляется и в способе произнесения заговорных слов — шепотом, монотонным размеренным тоном, и в самих словах, часто непонятных для слуха, часто повторяющихся, различного рода перечислениях. Этому способствует и сама обстановка: тишина в доме, разного рода таинственные манипуляции, сбрызгивание больного, окачивание его водой и т. п. Ритм заговоров, заклинаний гипнотизирует: внушает, принуждает. А шепотом или полушепотом они произносятся для того, чтобы их не услышал непосвященный человек. Заговоры сопровождаются движением рук и губ для того, чтобы удержать силу слов или, как говорят, «запечатать замок».

Заговоры делятся по целям, которые знахари преследуют. Заговоры, заклинания, наговоры бывают на любовь парня, девушки, на разлуку замужней, на исцеление от ран, недугов и болезней, на получение уважения, счастья; есть заговоры для корыстных целей.

Они однообразны, похожи друга на друга по всему российскому пространству, да и не только. Все эти заклинания и чародейские приемы, их сопровождающие, одинаковы вообще у всех народов. Общей их родиной считают Вавилон и Ассирию.

Они являются как бы руководством для домашнего пользования по ведению хозяйства, ремесла и лечению болезней. Они всегда имеют какой-то практический смысл: дают человеку средства борьбы за существование.

Есть особая форма заговора — обереги. Они бывают всякого рода: от зол и напастей, на сохранение скота, живота, при родах, свадебные обереги и т. д.

Существует поверье, что заговоры нельзя передавать тем, кто моложе знахаря. Во-первых, чтобы не плодить учеников, будущих конкурентов, во-вторых, заговор, произнесенный хотя бы однажды, оставляет свой след в пространстве, и чем чаще он употребляется, тем сильнее он работает, потому что его след как бы углубляется, но и наоборот: чем чаще заговор употребляется без меры и попусту, тем слабее он становится. Потому-то знахари не передают заговорные слова случайным людям.

Часто заговоры передаются знахарями и знахарками только на смертном одре одному из близких родственников в строгой тайне, наедине. Посвященный в тайну должен хранить ее до смертного конца. Умереть, не передав своих знаний, считается грехом.

М. Г. Маркелова в своих этнографических материалах о саратовской мордве, собранных ею в 1922 году, представляет нам Марию Маркеловну Кочевадзеву — мордовскую знахарку из села Чувашская Кулатка Саратовской губернии. В настоящее время ей 55 лет. Она замужняя, муж жив. Детей трое. Живет она небогато. Лечит она только в свободное время, между делом. Лечит от зубной боли. Заговору научилась давно, от своего дедушки.

Делает она так: берет небольшой кусок лука, солит его и уходит с ним в чулан. Там она над этим кусочком читает заговор. Чтение заговора прерывает тем, что дует три раза на заговариваемый кусок лука. Читает заговор очень тихо, так, чтобы посторонние его не слышали, да и заговаривает в чулане для того, чтобы никто не видел. Делает все это для того, чтобы польза была от ее лечения. Заговор, который она читает, конечно, не говорит. Наговоренный лук велит положить на больной зуб и лечь спать.

Знахари, по-видимому, никуда не исчезли и в наше время, пережив время гонений и атеизма. Еще сохранились старики и старушки в наших городах и поселках, знающие некие заветные словечки, которые им передали деды и прадеды, бабушки и прабабушки или случайные в их жизни лица, которые по какой-либо причине научили их тайным наукам или просто передали отдельные чудодейственные фразы, заклятия, заговоры. Мы приведем отрывок из рассказа «Заговоренные лапти» современного писателя-фантаста Игоря Пидоренко.

«Фатееву не повезло с командировкой, и его отправили в Сарапул. Отправили что-то там добывать на местном заводе.

…Дела на заводе были окончены, поезд уходил только вечером, и Фатеев решил прогуляться по морозцу, развеять чистым дыханием зимы нехорошие мысли в адрес руководства, пославшего его в такую дыру.

Мороз был градусов двадцать, и Фатеев старательно кутался в тулупчик, одолженный на поездку у соседа. Недалеко от гостиницы находился базар. Средних размеров, небогатый, да и день был не воскресный. Как будто что-то потянуло Фатеева (он позже говорил — черт попутал) зайти на базар. Ведь денег у него собственных не было. Неторопливо утаптывая хрустящий на морозе снег, он шел между рядами, разглядывая неширокий ассортимент: вязаные шапки и рукавицы, клюкву в банках, подсолнечные семечки, сырые и жареные. За прилавками переминались хитроглазые дедки и бабуси, неизвестно для какого покупателя вынесшие в этот морозный день товары на рынок. Правда, местные жители мороза не боялись, но и покупать ничего не покупали, бодро пробегая мимо.

Над одним из прилавков возвышалась на свежеоструганной палочке табличка „Кустарная продукция“. Под продукцией подразумевались фанерные посылочные ящики различных размеров, деревянные совки, веники и… лапти! Самые настоящие — липовые, плетеные!

Фатеев остановился. В воздухе хорошо пахло деревом, почти по-весеннему.

И дед за прилавком, как будто нарочно дожидавшийся Фатеева, вскочил, засуетился, делая приглашающие жесты руками: „Подходи, милок, выбирай, меряй. На любую ногу, на любой вкус, легкие, ловкие. Как обуешь — все девки твои будут. Лапти-то не простые — заговоренные!“ Фатеев скептически хмыкнул: „Это что же, лапти-скороходы?“ — „Нет, милок, — дед все суетился, подхватывал лапти, крутил их, подсовывал под нос покупателю. — Ходкие лапти, верно. Добро несут тому, кто купит, счастье несут. Богат будешь, не пожалеешь, что купил“. Лапти были разные: одни попроще, другие покрасивее, и одна пара Фатееву приглянулась. „Ну, уговорил. Сколько стоят лапти-то?“ — „А десять рубликов, милок, лапоточки эти стоят, немного, десять рубликов“. „Эге! — протянул Фатеев. — А другие?“ — „Простые? Два рубля. Так эти ж, милок, заговоренные!“

Фатеев сунул руку в карман и тут вспомнил, что у него осталась свободной всего пятерка. Да и та на пропитание. Ну, с едой можно потерпеть, завтра вечером дома будет. А лапти хороши именно эти, славно будут на стене смотреться. Этакий раритет! Надо деда уговорить за пять рублей продать. И начал торг… Он убеждал, уговаривал деда — откуда только красноречие взялось? И дед постепенно сдавался, уступал. Наконец, он махнул рукой, пустил мелкую слезу и сказал: „Ладно. Бери за пятерку, лихоимец“.