Компромиссы зла

– Ты решил меня потроллить? И как же это произошло?

– Кхм.. девчонки из бухгалтерии рассказывают, что бабка была совсем не промах, любила между жалобами в бассейн ходить и вот с неделю назад пошла она перед этим в душ, там ее и нашли, когда спохватились. Инсульт – упала и разбила голову.

– Знаешь, это уже не смешно. Я видел ее сегодня своими собственными глазами. – ответил я, расставляя ударение на каждом слове.

– Спокойно-спокойно, мужик, отоспись сегодня получше, отчетный период особенно тяжелый. Я передал то, что слышал не более того.

Неприятный выдался разговор, похож на злую и несмешную шутку. На автопилоте прыгнул за руль и выехал к дому.

Петляя по серпантину, я не встретил ни одного автомобиля, тревога вновь подступила, когда позади стали гаснуть фонари один за одним. Казалось, что мир за моей спиной отключают, целые куски пространства поглощались темнотой. Машинально прибавив, газу я выскочил на проспект, еще через двадцать минут я был на парковке у дома, но подниматься не хотелось, что-то подстегивало меня все сегодня сделать иначе, разорвать этот проклятый круг. Полистав телефонную книгу я выбрал номера пары друзей, с кем можно было бы зависнуть на время, но женский голос с металлическими нотками холодно отрапортовал: «Абонент не абонент».

На пороге квартиры на меня вновь напал озноб, что это – простуда меня развозит? Постояв на коврике, я развернулся и уже собирался идти, как услышал оклик:

– Папа! Ты куда?

Из своей комнаты выглядывал Тошка в пижамке. Я повернулся к нему на негнувшихся ногах, мое сердце колотилось, улыбнувшись я распахнул к нему объятия. Малыш подбежал и крепко вцепился в мою шею:

– Папка, я в садике самолет слепил, большущий, я так соскучился! Почитай мне сказку, про трактора!

– Того, который не мог выговаривать букву «Р»?

– Да!!! – с озорными искорками в глазах вскрикнул сын.

Я крепко обнял его и тепло растеклось по моему сердцу. В глазах стояли предательские слезы, меня трясло. Мой сын не мог говорить. Что же происходит со мной, где я?

– Сынок, иди в кроватку, я сейчас переоденусь и приду.

– А ты меня не обманываешь?

– Я всегда говорю тебе правду.

Как только дверь в спальну закрылась, я выбежал в подъезд. Застыв на секунду рядом с дверями лифта, решил, что безопаснее спуститься по лестнице. Когда дверь на улицу распахнулась, я почти не удивился увидеть рядом с подъездом стаю псов с несменяемым вожаком. Эта жуткая тварь зарычала и пошла на меня.

Выброс адреналина был сногсшибательным, я не отступил, а пошел на нее с диким, первобытным ревом. Псина сделала прыжок и вцепилась в выставленную мною левую руку. Ее клыки рвали мое запястье, яростно перемещались вверх к шее, оступившись я упал на спину. Страха не было, боль не чувствовалась, первоначальное оцепенение сменилось решительностью биться до конца, нащупав правой рукой кирпич, которым иногда подпирали дверь, я сделал взмах. Потом еще и еще, собака заскулила, но продолжала стоять на своем. Вспомнив, что я взрослый мужик и масса на моей стороне, я перевалился на нее и оказавшись сверху начал иступлено молотить осколком кирпича, пока не услышал хруст костей черепа и в нос не ударило запахом парной крови. Медленно поднявшись, я не увидел остальных псов. Отбросив окровавленный кирпич, шаг за шагом я продвигался к свободе, которой страшился, не зная, что меня ждет впереди.

Поскольку район наш новый, я намеренно пошел дорогой, которую не знал. Свернув за угол, я ждал увидеть все, что угодно, но только не это.

Там ничего не было. Тьма ударила в глаза ярче дневного света, мир перевернулся и когда я открыл глаза все было иначе.

Остров… почему именно остров.

Бирюзовые волны, лазурный берег, здесь все не так как на земле, по непонятным причинам иногда от глади морской отрываются сгустки воды и начинают парить над морем. Мы развлекаемся тем, что сбиваем их, стреляя из луков, пусть это напрасная трата стрел, но кто-то побывавший здесь до нас оставил нам целый арсенал. И теперь нет необходимости заботиться обо всем остальном.

– Задержи дыхание, когда будешь стрелять, – советует мой компаньон. – лови паузу между ударами сердца, твердо держи руки.

Тетива звонко дарит свободу стреле. Попадаю.

Под одобрительный смех наставника мы идем с ним к костру.

– Мне казалось, что в этих широтах теплее, – ежась от холода, говорю я.

– А в каких ты думаешь мы широтах?

– Не знаю, я перестал быть силен в географии.

– Эти широты ближе, чем ты думаешь. Садись поближе к огню, погрейся.

Передо мною сидит исполин, двухметровый мужик с недельной щетиной и гладкой лысиной на макушке, седина проступает с остатков его волос, венчающих благородный череп. Он греет свои широкие ладони над огнем и в его глазах сверкают отблески пламени.

– Дядя, я думал тебя больше нет.

– Я есть, Андрей, и буду здесь пока ты меня помнишь, твоя память – это моя отсрочка перед лицом вечности.

– Так я и думал – чудес не бывает, все вокруг это сон?

– Не совсем.

– Я умер?

– Сложно сказать. Видишь ли, я знаю не больше чем ты сам. Если хочешь, я образ твоего логического сознания. Я говорю так открыто, чтобы ты не боялся призраков в моем лице. Я мог бы предстать перед тобой в любом обличии, но не было гарантии, чтобы ты слушал кого-то кроме меня.

– Но что произошло?

– Твой повторяющийся каждую ночь сон, вот что реально. Была авария, ты серьезно пострадал. Все остальное, что ты видел, есть ни что иное, как компромисс твоего угасающего сознания с неотвратимо приближающейся пустотой. Сознание словно перешло в режим сбережения энергии, оно создало пространственно-временную петлю, в которой ты продолжал «жить», но выйти из которой и сымпровизировать не мог – врубались механизмы защиты психики, являвшиеся тебе в виде стаи псов. Но мозг подмечал логические несоответствия и ты все разрушил, вызвал «перезагрузку», как следствие, оказался здесь.

– Значит, все-таки я умираю?

– Не проси ответа на вопрос, который я не могу тебе дать.

– Как долго это длится?

– Возможно там это длится мгновение, а может быть ты уже неделю лежишь в реанимации, возможно всполохи света это свет фонарика врача неотложки на месте дтп, а может быть последние сигналы нейронов нашего мозга.

– Что же ждет дальше?

– Никто не знает ответ.

Небо начинает хмуриться, приближается шторм, пора собираться. И шторм здесь сам по себе, приходит без видимых причин и тянет от него нечеловеческой злобой.

Яркий летний день обращается в темную ночь, если и бывают сумерки Богов, то они выглядят именно так. Мы бежим в тропический лес, дабы укрыться в надежном убежище, проводник бежит быстрее, он здесь дольше, чем я, и лучше усвоил правила выживания, он изучил все тропы и все что мне остается – это учиться на бегу и не отставать. Под ногами жжется неизвестная мне трава, ветки бьют по лицу, я ничего не вижу и бегу на звук. Укрывшись под валуном, пережидаем стихию. После по веревочному мосту дядя перебирается на вершину.

Я следую его примеру, но веревка рвется. Попытки забросить аркан ничего не дают, камни скользкие и веревка не может за них зацепиться. Оглядываюсь по сторонам и замечаю, что в отдалении откуда-то из небытия возникла дорога посреди тропиков, а за ней привычная средняя полоса России и лагерь, разбитый отдыхающими. Я кричу и машу им руками… они откликаются, машут в ответ, смеются, но не собираются идти мне навстречу. Я прыгаю с каменистого выступа на песчаник и бегу к ним. За спиной я слышу: «Постой, не пытайся перейти дорогу!»

Я не слушаю, бегу к ним… у самой дороги как из земли возникает пес, он лает и пытается меня остановить, у него это не выходит. Дорога пересечена… но что же.. никого нет, так пусто, что, кажется, в мире нет ни единой души. И осень… среднерусская осень. Нет пути ни вперед, ни назад.

Компромисс играет со мной… играет, по своим правилам. Начинается испытание одиночеством.

Черное рождество.