Оценить:
 Рейтинг: 4.6

Чеченский блюз

Год написания книги
1998
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
3 из 7
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Товарищ капитан!.. – вскочил ему навстречу командир взвода, юный розовощекий лейтенант с нежным фарфоровым лицом, сияющий прозрачно-голубыми глазами, которые делали его похожим на купидона. Кудрявцев видел такого, пухлого, свежего, с крылышками, с венком из роз, нарисованного на потолке старинной усадьбы. В руках лейтенанта были не розы, а кружка горячего чая. Ногти были грязные, на голову, прикрывая белокурые волосы, был напялен мятый зеленый «чепчик». Но все равно в нем оставалось много млечной юной свежести, сохранившейся среди холодных ветров, ночлегов на броне, грубости походного быта. – Второй взвод в составе…

– Отставить! – прервал его Кудрявцев, видя, как обернулись солдаты, разочарованные его появлением. Дед Мороз и Снегурочка неохотно расплетали свои объятия. – Продолжайте!

Он не понимал, почему не решился остановить их веселье. Лейтенант усадил его на зарядный ящик, стряхнув комочки земли. Солдаты снова повернули лица к елке, к ряженым, а те опять принялись кривляться, лобызаться, тискать друг друга, желая понравиться подошедшему командиру.

Дед Мороз надул бицепс с голубой веной, блестел золотым браслетом. Схватил Снегурочку за тряпочные груди, затанцевал перед ней, выкрикивая частушку, пяля на солдат выпученные белки. Крутил в грязной, изображавшей бороду тряпке красным, по-собачьи влажным языком.

С маленькой Снегурочкой
Мы играли в жмурочки!
Завалил под елочкой.
Засадил иголочку!
Ох ты, ох ты!

Он шлепал по броне башмаками, двигая непристойно животом, прикладывал оттопыренный палец к паху. Солдаты вокруг улюлюкали, хватали себя за бока. Молоденький лейтенант-херувимчик гоготал вместе со всеми. Кудрявцеву было неприятно слышать эту расхристанную, блатным голосом пропетую частушку.

Неприятен вид лейтенанта, неотличимого от солдат своим вульгарным свистом. В этой неотличимости таилась ненадежность, угадывался дух тления. Войска, набранные наспех, с миру по нитке, по разным гарнизонам, не успели превратиться в слаженные, проверенные в учениях боевые единицы.

Снегурочка мельтешила кривыми волосатыми ногами, обмахивалась вместо платочка рваным куском газеты, отвечала партнеру:

Командир у нас красивый,
Как цветочек аленький.
Посылает всех нас на «х»,
У него он маленький!
Ох ты, ух ты!

Все гоготали, оглядываясь на румяного лейтенанта. Тот покраснел, не зная, как реагировать на дерзость. Решил не подавать виду, что оскорблен. Смеялся вместе со всеми, красный от обиды.

И это неприятно поразило Кудрявцева – разнузданность и наглость контрактников, залетевших в бригаду бог весть из каких бараков и вытрезвителей. Взводный был слаб и неопытен, не умел поставить наглецов на место.

Дед Мороз отскочил от Снегурочки, едва не опрокинув елку с начищенной гильзой. Пустился вприсядку, громыхая по корме, и все тем же приблатненным надрывным голосом пропел:

Подошел ко мне чечен,
Показал метровый член.
Взял со склада я тротил
И его укоротил!
Ух ты, ох ты!

Он вытанцовывал, держа над головой руку с браслетом, а Снегурочка, виляя бедрами, дергала впалым животом, на котором среди пупырышков и царапин извивалась синяя наколотая змея.

Все дружно гоготали, били, кто ложкой в котелок, кто гаечным ключом в гусеничный тракт. Один, босой, ноги в расшнурованных ботинках, сделал из газеты хлопушку, надул, громко хлопнул, кинул разорванную газету в танцующих.

Кудрявцев усмехнулся, поймал себя на том, что ему нравится грубая частушка. Он, подобно солдатам, ожесточен против этих ржавых, посыпанных инеем холмов, из-за которых нет-нет да и прилетит одинокая свистящая пуля. Ожесточен против краснокирпичных богатых чеченских сел с железными зелеными воротами и островерхими мечетями, у которых стоят молчаливые суровые люди в папахах и плосковерхих кожаных кепках. Но, поймав в себе это ожесточение, он тут же его прогнал. Город, в который им предстояло войти, был населен чеченцами, татарами, русскими. Их общее неразделимое дыхание, общая нерасчленимая жизнь окутывали туманом далекие кварталы, заводские трубы, ажурные вышки электропередачи.

Снегурочка не нашла подходящей частушки, пропустила свою очередь. Только повизгивала, побрыкивала, непристойно подставляла Деду Морозу худосочный, прикрытый тряпицей зад. Дед Мороз хлопнул ее по заду, запел:

Я весь день копал сортир,
Потому что не банкир.
Приезжайте к нам, банкиры,
На открытие сортира.

Все валились от восторга набок, свистели в два пальца. Лейтенант-херувимчик забыл обиду, поднял вверх большой палец, поощряя артистов. И опять Кудрявцев поймал себя на том, что ему нравится грубая частушка, он, как и все, испытывает неприязнь к таинственным недоступным банкирам, которые сидят, затаившись, в своих особняках и стеклянных башнях, послав войска в эту зимнюю степь, снабдив в дорогу несвежей тушенкой, латаными палатками, тощими, брошенными на днища машин матрасами. Он не видел живым ни одного банкира. Среди его друзей и знакомых не было работников банков. Но он, как и многие офицеры, испытывал устойчивую нелюбовь к неведомому, недавно народившемуся племени, с которым связывалось множество неурядиц и бед.

– А теперь Дедушка Мороз будет дарить нам подарки! – закричала Снегурочка. Кудрявцев увидел, как из открытого щербатого рта вырвалось облако горячего пара. – Дедушка Мороз, что ты нам принес?

Тот заколыхал тряпичной бородой, неуклюже наклонился над люком. Сунулся в глубину машины и извлек на броню картонную коробку из-под пива. Достал из коробки подарок – начищенный красно-желтый автоматный патрон. Держал двумя пальцами, поворачивал во все стороны, показывал солдатам, словно это был бриллиант.

– Подходи по одному, пока не передумал!

Солдаты вскакивали, тянулись за подношением. Дед Мороз наклонялся с брони, наделял их подарком. Они возвращались на свои места, довольные, веселые. Рассматривали на ладонях продолговатый, с острой пулей патрон, на котором аккуратно, черной краской были начертаны цифры 1995.

Кудрявцев испытывал неясное, похожее на суеверие волнение, глядя, как солдаты, повинуясь неведомой, толкавшей их воле, протягивают худые, перепачканные землей и машинной смазкой руки, принимают в дар пулю.

Дед Мороз, язвительный и насмешливый, наделял каждого пулей, словно приобщал к чему-то неизбежному. Награждал тем единственным и доступным, что было им всем уготовано в зимней чеченской степи.

– Товарищ капитан, и вы возьмите! – Комвзвода счастливо улыбался свежими пунцовыми губами, держал на ладони свой маленький литой сувенир. – Здесь всем хватит!

Кудрявцев колебался. Боролся с предчувствием, одолевал суеверие.

Подошел к боевой машине. Дед Мороз, шутовски ухмыляясь и подмигивая, протянул к нему руку с золотым браслетом. Кинул ему в ладонь тяжелый, как желудь, патрон с аккуратными черными цифрами.

– С Новым годом, товарищ капитан!.. Сохраните подарок!.. В старости вспомните!.. – И он засмеялся, и вместе с паром долетел до Кудрявцева дурной запах перегара.

– Товарищ капитан, разрешите продолжить концерт! – обратился к нему лейтенант, наивно веря в то, что угодил командиру. – Еще много отличных номеров!

Кудрявцев смотрел на патрон, на кривую сосновую ветку, украшенную папиросной фольгой, и время, в котором он проживал, как вода, утекало в маленькую крутящуюся воронку.

Он пронырнул сквозь этот крохотный вихрь обратно, в исчезнувшее время, в другой Новый год.

Их школа, построенная из сухого теплого бруса. Малый залец с портретами писателей и ученых. Горячая кафельная печь. Доставая до смуглого деревянного потолка сверкающей стеклянной вершиной, упираясь в нее хрупким золотым острием, – елка, свежая, маслянистая, оттаявшая, в струйках серебряных нитей. В горячем сумраке среди музыки, мелькания лиц, треска хлопушек, фонтанчиков конфетти он танцует вальс. С учительницей, молодой и прелестной женщиной, которую обожал, ловил ее взгляды, запах духов, наклонялся над следами ее сапожков, отпечатанных на белом снегу, целовал поставленные в тетрадку отметки. Теперь, на новогоднем балу, он танцует с ней. Ловит ее близкое дыхание, обнимает рукой ее талию, чувствует, как сквозь платье движется ее гибкое тело. В кружении, почти теряя сознание, падая, видя в падении серебряную на елке игрушку, он прижался к ее груди, испытал сладостный слепящий удар, огненную бенгальскую вспышку. Видел ее смеющиеся, зеленые, отразившие елку глаза.

Очнулся – боевая машина пехоты, сосновая ветка в фольге, на ладони – латунный патрон.

– Товарищ капитан, разрешите продолжить концерт! – Лейтенант смотрел на него с обожанием.

Кудрявцев набрал глубоко холодный воздух степи. Повернулся к солдатам. Выдохнул вместе с горячей струей злой командирский окрик. Оборвал их веселье и праздник:

– Отставить концерт!.. Взвод!..

И уже неслась от машины к машине, от капонира к капониру, от одного десантного отсека к другому грозная бодрая весть. Начинали реветь моторы, фыркали кудрявые голубые дымки. Машины дергались в рытвинах, медленно, крутя гусеницами, вышвыривая комья земли, выползали из капониров. И повсюду среди грузовиков, фургонов и танков бежали, торопились, кричали молодые возбужденные люди. Кудрявцев шагал, побуждая своими командами и окриками действовать их энергичней и слаженней.

Он заглянул за фургоны походной пекарни, где стояли полевые кухни: валялись расщепленные доски, искрились не успевшие заржаветь опустошенные консервные банки. Увидел трех прапорщиков – стояли перед березовой плахой, на которой поблескивала початая бутылка водки. Один подносил к губам налитый стакан, а двое других жевали, держа ломти намазанного тушенкой хлеба. На стенке фургона, подвешенная за ноги, свисала полуободранная телячья туша с перламутровыми сухожилиями и золотистой приспущенной шкуркой. Под ней черно и липко, не впитываясь в мокрую землю, скопилась кровь. Между обвислых, с темными копытцами ног виднелся обрубок шеи с сахарно-розовым позвонком. На земле лежала отрезанная телячья голова с шершавым розовым носом, бархатными ушами, с туманно-голубыми в белесых ресницах глазами. Губы были приоткрыты, и в них, стиснутый зубами, виднелся кончик языка. Голова смотрела далеко, сквозь фургоны, кухонные котлы, груды консервных банок, в сумеречную степь, где угадывался размытый город.

– Что у вас? – спросил Кудрявцев, отступая от черной, как нефть, лужи крови.

– Да вот, бычка забили, – лениво ответил один из прапорщиков, обнажая желтые зубы и продолжая жевать. – Зам по тылу нацелил на ужин, а тут, вишь, выступаем! Ну и решили забить, с собой в город взять. Там и сварим. А то здесь пропадет, солдаты сожрут!

– А там раз-раз, порубим, кусками в котлы покидаем, в городе сварим, – добавил тот, что только что выпил водку. Морщился, сопел, отламывая кусок горбушки. – Еще и холодец получится!

<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
3 из 7