Полузащитники Отечества

– Отставить!

– Налево равняйсь!

– Смирно!

– Отставить!

Слаженность строя неизменно нарушается на третьей секунде, после чего все вращают башкой в разные стороны. Восстанавливается слаженность только после подачи команды «Вспышка с фронта».

А один из сержантов как-то раз решил, что солдаты-кинологи будут ежедневно платить ему дань. На самом деле они ничего не платили, а он ничего всерьёз не требовал, но на правах прикола это работало. Поэтому когда кинологи в очередной раз пришли в роту со стажировки, он их тормознул:

– Ну-ка, стоять! Как ты мне доложился?

– Товарищ сержант, кинологическая группа в количестве семи человек со стажировки прибыла! – повторил старший.

– Вы знаете, что каждый из вас должен мне полтинник?

– Так точно, товарищ сержант! – заулыбался старший.

– Значит, как ты должен докладываться?

– Товарищ сержант, кинологическая группа в количестве трёхсот пятидесяти рублей со стажировки прибыла.

– Во, правильно! Так всегда и докладывайся.

И с тех пор боевые единицы кинологов при докладе неизменно переводились в денежные единицы.

Командармы

Офицерский состав тоже иногда спускался с Олимпа и являл себя миру.

Был, например, в учебке такой капитан Удобный. Известен он был двумя вещами: крутой фамилией и крутой тачкой. Фамилией он особенно не щеголял. А вот на машине своей любил продефилировать. Причём прямо сквозь строй. Выстроятся срочники на дорожке для построений – и тут вдруг Удобный сигналит. Изящно заруливает на дорожку – и въезжает в ряды Вооружённых Сил. Все уважительно расступаются (оно и понятно, задавит ведь), а кэп паркует своё авто прямиком возле здания казармы. Ещё бы, не переть же сюда пешком от самой стоянки, это ведь целых двадцать метров!

Близок к народу был и старший лейтенант Овечкин. Он был любителем провести телесный осмотр личного состава. Дело в том, что солдаты дружно жаловались на мозоли нижних конечностей. И под этим предлогом отказывались выходить на зарядку. Всё бы ничего, вот только в один прекрасный день из двух взводов – то есть более чем из шестидесяти человек – на зарядку вышло… восемнадцать. И тогда доблестный командир взвода решил лично проверить, чем же болен его личный состав. После отбоя все в одних трусах выстроились в две шеренги. Старший лейтенант, нахмурив брови, двинулся вдоль рядов. На всех солдатах, за исключением самых дисциплинированных, красовались синие следы сержантского воспитания. Однако старлея это не особенно волновало. Мозоли – вот на что было нацелено его внимание. И что же – действительно, нашлись люди, нуждающиеся в медицинской помощи. Таких оказалось… аж три. Их фамилии внесли в книгу записи больных и приказали после завтрака, прихрамывая, маршировать в санчасть. Остальным было велено завтра принять активное участие в утренней физической зарядке. На следующее утро все хромые, кривые, косые и убогие вышли на зарядку и принялись наматывать круги по территории части. Жертв не было.

Но больше всего личный состав любил сам командир учебной роты – великий и ужасный майор Гой. Например, он талантливо проводил воспитательную работу среди молодёжи. Как-то раз по всей части неожиданно объявили общее построение перед зданием батальонов. Ну, все, понятно, построились. Перед развёрнутым строем неспешно вышел майор Гой. Прошёлся вдоль рядов. Прокашлялся. И заявил:

– Значит так! Слушаем все сюда! Наркотики! Это! Плохо! Все меня слышали?

– Так точно!

– Там галёрка слышала?

– Так точно!

Гой удовлетворённо обвёл взглядом строй.

– Беседа проведена.

Ещё Гой любил травить анекдоты и вообще общаться с солдатами. Тоскуя по настоящим военным учениям, он сетовал на окружающий его частный сектор:

– Под Питером плохо. Только выехал на учения – выйдет тебе навстречу какой-нибудь дед с ружьём, которому на кладбище прогулы давно ставят, и говорит своим голосом скрипучим: «Здесь частная собственность, сюда нельзя!» – и вся армия, с танками, с машинами боевыми, разворачивается от этого деда и возвращается обратно в часть. Куда это годится!

А вот капитан Андреев солдат не особенно любил. Он любил бухать. В трезвом состоянии этот офицер производил неплохое впечатление – чёткий голос, хорошая дикция, грамотная речь – выполнять его команды было приятно. Но, выпив, он преображался. Один раз он притащил неизвестно где взятые покрышки. И стал разбрасывать их по части, словно готовился к майдану. Разбросал. Пошёл ещё хряпнул. Потом начал, пошатываясь, бродить по территории, тыкал пальцем в валяющиеся то тут, то там покрышки и пьяным голосом спрашивал:

– Ч-что это т-такое?

– Покрышки, – честно отвечали ему срочники.

– К-кто их тут р-раскидал?

– Не можем знать! – отвечали срочники, на этот раз не совсем честно.

– Уб-брать!

Солдаты прятали покрышки, а кэп продолжал свой обход. Внезапно взгляд его упал на стоящий ещё со времён динозавров фургончик без колёс.

– О! Эт-то что т-такое?

– Фургончик.

– Его т-тут… ик!.. б-быть не д-должно. Уб-брать!

– Товарищ капитан, а куда его убирать?

– Т-туда! – отвечал капитан, неопределённо махнув рукой.

И срочники с обречённым выражением на лицах брались вшестером за этот несчастный фургончик и тащили его к ограде части.

На следующий день новый дежурный по бригаде очень интересовался, почему фургончик для наряда по охране автостоянки находится не на своём месте. И отдавал приказание вернуть фургон туда, где он должен стоять. И вновь шестёрка солдат с обречёнными выражениями на лицах тащила фургончик на прежнее место.

Терминология

Известно, что армейский лексикон состоит из мата чуть более чем полностью. Найти военнослужащего, обходящегося без нецензурной лексики, было делом фантастическим. После нескольких дней пребывания в армейской среде мат воспринимался не как ругательства, а как разговорный язык. Некоторые достигали такого совершенства во владении оным, что могли в речи использовать длинные предложения, составленные только из матерных слов и предлогов. И предложения эти без проблем понимались остальными.

Однако в официальной речи солдата было место и некоторым вполне печатным выражениям. Впрочем, на гражданке они также не употреблялись, а, вернее, являлись аналогами простых гражданских фраз. Замена фраз производилась примерно следующая:

Так точно

Никак нет (усиление эффекта)

Не могу знать (априори)

Есть (попрошу мне одолжений не делать)

Принимать пищу (по-научному)

Виноват (вместо извинения – констатация факта)