Вредные привычки

– А вы ему кто?

– Да, в общем-то, никто. Корреспондент.

– Умер. Перед обедом перевезли в морг.

На этот раз я взглянул на неё самым пристальным образом. Лицо сестры выглядело по-рабочему будничным.

– Причину смерти установили?

– Предварительная версия – инсульт. Но точно можно будет сказать лишь после вскрытия.

Новость была не из приятных. Теперь я мог рассчитывать услышать откровения Чугунова лишь в видеозаписи.

– Где вас можно будет найти? – спросил я.

– В ординаторской.

Я подождал, когда она выйдет, и набрал номер Тишинской.

– Узнаете? – спросил я.

– Вокзальный хулиган?

– Да нет, – сказал я. – На этот раз уже больничный. Я бы хотел получить за свою ударную работу вторую половину.

Женщина хмыкнула:

– А я уже думала, что вы не объявитесь. Насколько я знаю, в том, что там произошло, в большей степени заслуга природы.

Служба оповещения работала у них превосходно.

– Просто в отличие от вокзальной истории она не так очевидна, – сказал я. – Пришлось применить нетрадиционные методы.

– Слишком много «не», – с нажимом произнесла Тишинская.

– Хотите сказать, что мы с вами в расчёте?

– А вы имеете что-то против?

– Буду, если вы не поможете мне с Климентьевой.

Женщина фыркнула:

– Теперь все ее материалы не стоят и выеденного яйца.

– Кондратьев тоже так считает?

– Думаю, после того, что случилось, он уже успел забыть и о вас, и о вашей Климентьевой. – Она усмехнулась. – Не портите человеку праздничный день, юноша.

– А вы циничны, – не удержался я.

Тишинская вздохнула:

– Чтобы вы знали на будущее: реальность цинична в принципе.

На этот раз её утверждение прозвучало достаточно правдоподобно. По-видимому, иногда правда прорывается в речь независимо от нашей воли.

Не сказав больше ни слова, она отключилась. Её уверенность мне не передалась. У Кондратьева насчёт Климентьевой могли быть совсем другие планы.

Вернувшись на автостоянку, я сел за руль и, наблюдая за шумной разборкой воробьёв из-за куска подсолнуха, несколько минут анализировал ситуацию. В конце концов, разговор с Кондратьевым вряд ли мог грозить для меня новыми проблемами. Поразмышляв ещё какое-то время, я дошёл до автомата и набрал номер модельного агентства. Трубку взяла Кравцова.

– Пока ничего нового сообщить о судьбе Кати не могу, – откликнулась она. – Но несколько раз по этому поводу звонил какой-то мужчина. Может, вам стоит с ним связаться?

Если я правильно её понял, то речь снова шла о ювелире. Быстро же он в себя пришёл.

Разговор с Кондратьевым занял у меня гораздо больше времени. Понять по его голосу, в каком он находится настроении, было трудно. Если настроение и содержало элементы ликования, то он это тщательно скрывал.

– До меня дошли слухи по поводу главы «семейства», – сказал я. – Мои соболезнования. Задание по Климентьевой по-прежнему остаётся в силе?

– Не терпится соскочить с крючка?

– Никто не любит подвешенных состояний.

– Я тебя бить её жениха по голове кувалдой не заставлял.

– Это был несчастный случай, – сказал я.

Кондратьев устало вздохнул.

– Действуй, как мы договорились, – жёстко бросил он. – Оказывается, у этой сучки материалы не только по Чугуну.

Климентьева определенно начинала мне нравиться. На фоне стоявших раком соотечественников она производила впечатление единственного нормального человека. Хотя шансов переломить ситуацию у неё не было никаких. Может, нам действительно стоило объединить с ней усилия?

Время приближалось к семнадцати ноль ноль. Подсевшие батарейки требовали подзарядки. Я свернул к ближайшему кофе и плотно пообедал. Сто граммов сделали мир гораздо гармоничнее. Стоило добавить ещё сто, и он, наверное, мог бы стать совсем замечательным. А что делать тем, кого действительность устраивает без химических излишеств? Правильно! Стараться как можно дольше оставаться в её рамках.

Я зашёл в телефон-автомат и позвонил ювелиру. Слышимость была великолепная.

– Я тот, с кем вы вчера попали в передрягу, – сказал я. – Попробуем ещё разок?

– Через пару часов у драмтеатра устроит? – откликнулся он.

– Вполне.

– Ну, тогда до встречи. Правда, на этот раз не со мной. Вы меня понимаете?

Я сказал, что понимаю. На этот раз ювелир, видимо, решил от роли посредника отказаться. Полностью отдавать инициативу в руки провидению было бы глупо. Пользуясь случаем, я решил подъехать к драмтеатру заранее. На третьем светофоре в поле моего зрения попала салатного цвета «десятка». Мне показалось, что где-то я её уже видел. Дождавшись очередного перекрёстка, я свернул ещё раз – «десятка» не отставала. Я въехал во двор и, добравшись до его середины, юркнул за старенький микроавтобус, по соседству с которым несколько пенсионеров настойчиво пытались вдохнуть в осевшую с двух сторон клумбу новую жизнь. В такой неопределённой ситуации их деятельность была и не к месту, и не ко времени.

Минут пять ничего не происходило. Потом с противоположной стороны двора, блеснув стеклом, выкатилась знакомая «десятка» и, развернувшись, медленно покатила в моем направлении. Держа револьвер на коленях, я молча ждал. Из-за тонированных стёкол рассмотреть, кто находится в салоне, было невозможно. Не доезжая до меня пару метров, «десятка» сбавила ход и остановилась. Стекло на дверце водителя дрогнуло и медленно поползло вниз. Шанс пальнуть хотя бы раз у меня ещё оставался, и, будь на моем месте новичок, наверное так бы и случилось. Хотя палить лишь из-за того, что в «десятке» сидел Кочетов, пожалуй, было бы все-таки преждевременно даже если и не забывать о его многолетнем сотрудничестве с Чугуновым. Нет, кажется, я все-таки не зря обратился к нему за консультацией.