Вредные привычки

– Увы, но пока только в качестве боевого соратника. Или, как сторонница разнообразия, вы предпочли бы этот список несколько расширить?

Климентьева отгородилась от меня ладонями:

– Нет, нет! Понятие соратника меня вполне устраивает.

– Ну, тогда отзванивайтесь Кравцовой и едем.

– Я вам и так верю.

– Думаю, что подругу ваша вера вряд ли успокоит на расстоянии.

– Не переживай, ей уже не раз приходилось попадать в подобные переделки.

То, что она решила перейти на «ты», вероятно означало, что она окончательно сделала свой выбор.

Двухкомнатная квартира, куда я привёл Климентьеву, являлась конспиративной и числилась на балансе спецуправления ФСБ. В моё распоряжение она поступила ровно два дня назад.

Климентьева осмотрела её с кошачьей насторожённостью:

– Казённая палата?

– Холостяцкая. Друг в Европе решил заработать на домик.

Климентьева сморщила нос:

– Если у него так выглядит квартира, то, интересно, как будет выглядеть домик?

Я обвёл взглядом гостиную:

– Наверное, так же аппетитно, если, конечно, к тому времени ты не сделаешь здесь евроремонт.

– Боюсь, что твоему другу таких затрат не поднять, даже находясь в Европе.

– Прежде чем тебя сюда пригласить, я заглянул в магазины: такого количества красного дерева к ним ещё не завезли. Может, совместную жизнь нам лучше будет начать с дружеского чаепития?

Климентьева тоскливым взглядом обвела комнату:

– Да, Кондратьев таких хором своей даме точно бы не предложил.

– Ты можешь ещё все исправить, телефон в прихожей.

Климентьева отрицательно помотала головой:

– Беру свои слова обратно. Для боевого соратника чаек и такая квартира – самые подходящие атрибуты для вхождения в образ.

Я ей солгал; кое-что в холодильнике у меня все-таки имелось. Из-за этого отношение Климентьевой ко мне заметно смягчилось. Похоже, лечебное голодание, кроме отвращения, у неё тоже никаких добрых мыслей не вызывало. Обед из трех блюд, коньяка и холодного десерта подействовали на даму благотворно.

Закурив, я закинул ногу на ногу и поинтересовался:

– Архив с собой или понадобятся колеса?

– Ты мой чемодан где хранишь?

– Со вчерашнего дня здесь.

– Ну, тогда обойдёмся без колёс. Все там.

– До последнего кадра?

– Во всяком случае все, на что мне посчастливилось наткнуться.

– И со всем этим ты уже ознакомилась?

– Пришлось.

– Съёмки датированы?

– С точностью до секунды.

Я сходил за чемоданом. Видеокассеты лежали на дне в обычном полиэтиленовом пакете. Судьба почти полутора десятков человек. Так рисковать можно было только будучи очень большой дурой. Каждая кассета имела собственное название. «Скрип», «Горец», «Рыжий», «Кочет», «Чардыш», «Прокурор», «Плакса», «Правдоруб», «Выдра», «Клаксон», «Правило», «Менеджер», «Торопыга» – чёртова дюжина. А вот дискету с комментариями главного режиссёра и оператора Чугунова без помощи Климентьевой я бы вряд ли нашёл. Такого богатого улова в моей недолгой практике ещё не случалось. Если верить мелькавшим на записях датам, то первая из них была осуществлена аж в прошлом веке. Для уголовника такого масштаба, как Чугунов, страсть, в общем-то, непростительная. Одно дело – снимать братву по ресторанам, и совсем другое – за повседневной работой. Тем более когда эта работа снимается не для распространения стахановских методов и даже не из любви к святому кинематографическому искусству.

Кое-кого из героев я знал хорошо, но кое с кем знакомился впервые. По Бадуладзе и Тишинской насчитывалось шесть эпизодов, по Кочетову и Менеджеру три, по Правдорубу и Клаксону два, по Скрипу и Рыжему четыре, по прокурору области три. Чардыш являлся рекордсменом: четыре умышленных убийства, угроза убийством, причинение тяжкого вреда здоровью, вымогательство, незаконное хранение, ношение, применение и реализация оружия и наркотиков. В общем, Чугун вырастил себе достойную смену.

Просмотр записей требовал стальных нервов. К тому моменту, когда на экране должен был мелькнуть последний кадр, коньяк у меня закончился. Открывать вторую бутылку я не стал и досмотрел записи на сухую.

За то время, которое я посвятил знакомству с архивом, Климентьева не проронила ни слова. Её можно было понять: такие материалы после просмотра большого желания общаться не вызывают. Ни про Скрипа, ни про Рыжего, ни про Плаксу она ничего не знала, а вот про остальных и про Чардыша кое-что рассказала. С её слов, Чердынцев Максим Эммануилович занимал должность администратора казино «Посейдон». Как ни странно, но ни по линии МВД, ни по линии ФСБ в качестве участника ОПГ он не фигурировал. Кажется, кроме Чугунова о его криминальной жизни внутри ОПГ вообще никто не знал. Может, в связи с тем, что он курировал такие деликатные темы, как наркотики и оружие?

– Если мы сделаем копии этих записей и покажем Кондратьеву и Бадуладзе, – сказал я, – то либо они захотят их купить, либо пожадничают и попробуют получить бесплатно.

– Давай для начала попробуем все-таки остаться в живых, – сухо предложила она.

– В живых мы сможем остаться лишь при условии, что сумеем упрятать их за решётку или на тот свет первыми.

– По-моему, имея на руках такие записи, эту банду можно прямиком отправить не только в тюрьму, но и в ад.

– Особенно руками прокурора-взяточника. Я хочу, чтобы их не смогла прикрыть ни одна сшитая на этот день мантия.

– А что в это время буду делать я?

– Охранять архив.

– Чтобы после того, как банда тебя прикончит, прихватить с собой на кладбище?

– А вот этого она точно не позволит тебе сделать.

Климентьева усмехнулась:

– Звучит оптимистично.