Вредные привычки

– Сдаётся мне, что звезды нам благоприятствуют, – сообщил ему я. – Сегодня один наш друг собирается встретиться с Климентьевой на предмет купли-продажи. И надо же, какое совпадение, – я остановил ползшую по стеклу божью коровку, – как раз по тому вопросу, который интересует и нас. Тебе Климентьева случайно не звонила?

Кондратьев прочистил горло:

– Нет.

– Ну, тогда докладываю. Все записи условно можно поделить на несколько частей. На те, что прямого отношения к тебе не имеют, и на те, которые запросто могут утянуть на дно не только тебя, но и броненосец «Потёмкин».

– Ты часом там не накурился? – со скрытой угрозой поинтересовался Кондратьев.

Вопрос звучал правомерно: в моем положении любой мог перегнуть палку.

– Думаю, что если до двух часов она тебе не позвонит, то нет.

Божья коровка осторожно переползла со стекла на мой мизинец.

– Где стрелка? – помолчав, спросил он.

– А вот по этому вопросу я тебе ещё перезвоню.

Кондратьев шумно сглотнул:

– Если это не пустой звон, десять американских кусков твои.

Я безуспешно дунул на прилипшие ко лбу волосы:

– Ты сам это сказал, – его реакция меня позабавила: десять кусков я мог получить от него только в одном месте – на кладбище для бездомных. – Короче, когда все будут в сборе, я тебе перезвоню, – поблагодарил я.

Добравшись до середины тыльной стороны ладони, божья коровка расправила крылья и попыталась взлететь. Ей явно не хватало веры в себя. Тем не менее с третьей попытки ей это все же удалось. Я повесил трубку и, подражая диспетчеру центра управления космическими полётами, прокомментировал: «Одна минута. Полет устойчивый».

Глава десятая

Заехав на автомобильную стоянку, я поставил свою колесницу рядом с помятым «фордом» и заглушил двигатель. Среди выстроившихся в несколько рядов автомобилей «десятки» Кочетова не наблюдалось. Вероятно, так спешил, что проскочил мимо.

С расположенного за закусочной футбольного поля доносилась ненормативная лексика. В отличие от игроков высшего дивизиона, детки играли в футбол по-настоящему. Часы высвечивали сорок восемь минут одиннадцатого, но так как мы с Кочетовым часы не сверяли, то их показания можно было пока в расчёт не принимать.

Я промочил горло двумя глотками тёплого кофе, поймал на FM музыку и откинулся на подголовник. Кочетов был неправ. Может, у спецподготовки и есть минусы, но терпению она учит однозначно. Я столько раз в этом убеждался, что теоретически легко мог бы дождаться даже конца света.

«Десятка» Кочетова возникла в зеркале заднего вида бесшумно, словно поднявшаяся из морских пучин подводная лодка. Медленно проплыла вдоль стоянки и в метре от меня бросила якорь. Я оттопырил большой палец и понятным каждому свободному римлянину жестом показал Кочетову на сидение рядом с собой. Дважды повторять приглашение не пришлось.

На Кочетове была синяя футболка, серые брюки и бежевые плетёные мокасины. По салону поплыл тяжёлый парфюмо-табачный запах. За прошедшую ночь круглое лицо оперуполномоченного заметно припухло и подурнело.

Мы обменялись с ним сдержанными приветствиями.

– Пристегнись, – сказал я, – проскочим в одно место.

– Это куда?

– Рядышком, приедем, расскажу.

Кочетов обеспокоено покрутил головой:

– Надолго?

– Лет на двадцать, – пошутил я.

Кочетов уперся ногами в пол и уселся поудобнее:

– Через час мне нужно быть в ГУВД.

– Будешь.

Я вырулил на проспект и без особых приключений доставил Кочетова к дому Климентьевой. Широкий двор пятиэтажки показался мне уже почти родным.

– Прямо перед нами домик, в котором располагаются трёхкомнатные апартаменты госпожи Климентьевой, – проинформировал я опера, – насколько я помню, подаренные ей господином Чугуновым в двухтысячном году.

Реакции не последовало. Мы выбрались из машины и молча поднялись на третий этаж. Оставленный мной маячок находился на месте. Я открыл замок и, придержав дверь, впустил опера в пропахшую косметикой прихожую.

– А где хозяйка? – озираясь по сторонам, поинтересовался Кочетов.

– Подсчитывает на вилле убытки после смерти Чугунова, – буркнул я. – Идём.

Я провёл Кочетова в гостиную и, усадив за журнальный столик, на котором одиноко скучала корзинка с грецкими орехами, достал из бара пару стаканов и бутылку коньяку.

Кочетов нахмурился:

– Я при исполнении не пью.

– Ну, не с самим же собой мне чокаться, – пристыдил его я.

– Только чисто символически, – не стал он упрямиться.

Жизнь с символами, как и символическое времяпрепровождение, всегда казалась мне странным занятием.

Я чокнулся и, не дожидаясь, когда он символически осушит свою порцию, выпил. Винный букет оказался так себе. Кочетов крякнул в знак солидарности со мной и с хрустом раздавил в ладонях орех.

– Ты уже занёс меня в картотеку? – поинтересовался я.

– Хочешь поговорить о денежном довольствии?

– О выдвижении на Нобелевскую премию.

– Соскучился по шведскому королю?

– По королеве. Всплыли видеозаписи первых шагов, борьбы за место под солнцем наших общих друзей. Кодовое название «Мечта прокурора». Что делать будем?

Кочетов бросил на меня недоверчивый взгляд:

– А поконкретней?