Тяжёлый взгляд авторитета остановился сначала на ювелире, потом на мне. Серые с лёгким прищуром глаза смотрели без всякого выражения. Для человека, который не в ладах с законом, ни его крупное невыразительное лицо, ни его розовая рубашка в паре с зелёными брюками никакими особыми криминальными приметами на фоне остального человечества не выделялись.
– С Климентьевой давно знаком? – спросил он у меня.
– Три дня.
– А зачем встрял?
– Мама так воспитала.
– Ну и что мне теперь с тобой делать, наградить медалью за спасение утопающих?
– Наручники с нас сними, – без всякой надежды попросил я.
– Хочешь повторить свой подвиг?
Я промолчал.
– Браслеты с него снимите, но глаз не спускайте, – приказал Кондратьев телохранителям.
Те сняли с меня наручники и снова застыли рядом с авторитетом. Рук ниже запястий я не чувствовал.
Я кивнул на ювелира:
– И со старика тоже.
Телохранители глянули на Кондратьева, но тот не сказал им ни слова.
– А теперь расскажи, что тебя на самом деле связывает с Климентьевой? – закидывая ногу на ногу, предложил он мне.
– По-видимому, то же, что и тебя, – сказал я, – Чугунов. Это она заложила меня твоим шестёркам?
Пальцы на руках стало покалывать.
Кондратьев потёр подбородок:
– Ты знаешь, где она?
– О! – грустно произнёс я. – Я смотрю, девочка и с тобой была не до конца откровенна.
Выдерживая паузу, Кондратьев дважды провёл языком по дёснам.
– Во всяком случае, на квартире её можешь не искать, – добавил я.
– Где её нет, мы и без тебя знаем, – по-хозяйски разглядывая меня, сказал Кондратьев, – ты нам лучше скажи, где она может быть.
Мои пальцы наконец-то стали меня слушаться.
– Когда твои шустрики меня опрыскивали, я как раз над этим и работал.
Кондратьев кивнул на ювелира:
– Старик тоже в деле?
– Это ювелир, – равнодушно бросил я, – хотел у него проконсультироваться по поводу перстня.
Мышца под правым глазом Кондратьева непроизвольно задёргалась. Ювелир заёрзал. Глядя на него, я тоже забеспокоился: в таком состоянии проболтаться все равно что поделиться радостью с близким человеком.
– Ювелир, говоришь? – глаза Кондратьева оживлённо блеснули.
Ювелир дёрнул головой так, словно ему вдруг перекрыли кислород.
– Ну, тогда пусть растолкует мне, что означает такое словечко, как бикса?
Ювелир сглотнул слюну:
– Ёмкость для сбора отходов обработки драгметаллов.
– Ты смотри, – одобрительно прокомментировал Кондратьев, – похоже, он и в самом деле в этом разбирается. Что ж, и на старуху бывает проруха. Мои извинения. – Кондратьев коснулся бедра охранника. – Снимите с него наручники, приведите в порядок и доставьте куда скажет.
Охранники сняли со старика наручники и, придерживая под руки, вывели из гаража.
Кондратьев зевнул, сонно потёр глаза и, хмуря брови, предложил:
– Пивко будешь?
Во рту по-прежнему стояла такая сушь, что я был согласен даже на уксусную эссенцию.
Кондратьев поднялся и по длинному коридору провёл меня в дом. Усадил на кухне за стол, наполнил из-под крана две кружки темным пивом и, придвинув одну мне, с другой устроился напротив. После наручников и газа такое времяпрепровождение показалось мне не самым худшим вариантом.
Расстегнув на груди рубашку, Кондратьев сделал пару глотков, бросил в рот фисташку и, окинув меня взглядом профессионального портного, поинтересовался:
– Ну, и как ты думаешь, во сколько тугриков тебе обошлась твоя благородная дурь?
Жалея, что я так и не успел притронуться ни к пиву, ни к фисташкам, я поставил кружку обратно на стол и, как мне показалось, достаточно спокойно полюбопытствовал:
– Ну, и во сколько же?
Пить мне уже не хотелось.
– В триста тысяч…
– Рублей?
– Да нет, Яша, долларов.
– Сумма, которую Чугунову пришлось выложить за медуслуги?
– Сумма, которую он собирает с нашего чудесного городка каждый день.