Русская апатия. Имеет ли Россия будущее

Правда, расправа А. Меншикова над защитниками резиденции И. Мазепы, над защитниками города Батурина, в результате которой, по некоторым источникам, было перебито 60 тыс. человек, включая и мирное население, уже была расправой великороссов над украинцами. Здесь действительно русское войско воевало против украинского казачества, которое под руководством И. Мазепы изменило русскому царю.

Но в том-то и дело, что в 1708 году, спустя почти полтысячелетия после упомянутых междоусобиц Киевской Руси, речь уже шла о двух различных восточнославянских народах, отличавшихся на тот момент языками и самосознанием, а самое главное – политической культурой. В. Вернадский, украинец по происхождению, в своей статье «Украинский вопрос и русская история» настаивает на том, что Россия в момент объединения относилась к украинскому казачеству как к «инородному политическому элементу», который лишился политического и культурного своеобразия лишь к началу XIX века. Россия как московское царство сформировалась в рамках восточной, монгольской деспотии, а украинская нация – в рамках литовско-польского, по природе своей европейского мира. В. Вернадский считал также, что поскольку у Украины были давние связи с Западной Европой, она была «проникнута духом демократизма».

Н. Трубецкой отмечал, что в момент объединения левобережной Украины с Московским царством украинская элита находилась на более высоком уровне цивилизационного развития, чем книжники Московии. Вот почему, как известно, «началом создания общерусской культуры послепетровского периода послужила духовная украинизация Великороссии… Общерусская культура преемственно связана только с западнорусской, украинской культурой допетровского периода, а не со старой великорусской культурой, традиция которой оборвалась в конце XVII века»[4 - Трубецкой Н. С. К украинской проблеме. Избранное. – М., 2010. – С. 471.].

Особенности и украинского менталитета, и политической культуры связаны именно с тем, что на протяжении нескольких веков бывшая Юго-Западная Русь жила и развивалась в рамках польского варианта западной культуры.

Надо также учитывать, что в 1654 году в политическую связь и близкое культурное общение с Московией вошла не вся Украина, а только часть ее, левый берег Днепра, так называемая Гетманщина, то есть позднейшие Полтавская и Черниговская губернии, рядом с которыми пребывали в связи с Москвой еще Слободская Украина – Харьковская губерния. Что касается правого берега Днепра, Киевщины, Волыни, Подолии, то ведь они оставались под властью Польши до самого упадка Речи Посполитой, до 1793 года[5 - Дорошенко Д. И. По поводу статьи кн. Н. С. Трубецкого. См.: Трубецкой Н. С. Указ. соч. С. 572–573.]. Таким образом, украинец правобережной Украины более половины тысячелетия развивался вне Северо-Восточной Руси, вне народа, который в конце концов назовет себя русским.

Характерное для нынешних горе-специалистов по украинскому вопросу деление Украины на Восточную, «пророссийскую», и Западную, антироссийскую, некорректно, ибо не учитывает особый менталитет и особые настроения правобережной православной Украины. Ментально, как выясняется, правобережная Украина всегда была отделена от России, всегда ощущала отличие особой «украинскости» от «русскости». Сам факт, что именно в Киевской, Винницкой, Житомирской, Хмельницкой областях националист В. Ющенко на президентских выборах 2004–2005 гг. получил более 70 % голосов, свидетельствует, что правобережная Украина до сих пор ментально более отделена от России, чем Восточная. Судьбу В. Ющенко на президентских выборах в 2004–2005 годах решила не Западная, а правобережная Украина.

На самом деле, на что до сих пор не обращают внимания многие исследователи, чего не видел и Н. Трубецкой, украинская культура – вовсе не один из «вариантов» общерусской культуры, как принято считать. В XV, XVI и первой половине XVII века развитие Украины и Московии сильно отличалось, а во второй половине XVII века различие между их культурами было чрезвычайно глубоким. Русь северная, позже объединенная Москвою, осталась при своем византийском наследии. Культура Юго-Западной Руси, то есть Украины, сначала при галицко-волынских, потом при литовских князьях, а с XVII века через Польшу продолжала поддерживать общение с Западом, отражая у себя и Ренессанс, и Реформацию.

Все это объясняет, почему у украинцев всегда было особое национальное самосознание, дистанцированное от русского. Самое поразительное, что мечта о самостоятельности Украины, распространенная уже с начала XIX века, выражалась на русском языке. «Общерусский» писатель Н. Гоголь в минуту откровенности писал земляку М. Максимовичу: «Туда, туда, в наш Киев! Ведь он не их, он наш, он наш!».

Так что главный вывод предшествующих рассуждений в том, что глубинной основой украинского национального самосознания была не мова, не язык, а жажда самостийности, самостоятельности Украины от России. И родилась эта идея «нэзалэжности» от России не в Галиции, а именно в центральной, православной Украине. Совсем не случайно, как только в 1918 году возникла украинская «Держава», российские профессора украинского происхождения сразу же присягнули на верность своему национальному государству. Тогда же организатором Украинской академии наук стал член Петербургской академии наук В. Вернадский.

Существенным оказалось то, что украинское национальное самосознание, как оно сложилось уже в XIX веке, неразрывно связано с идеей, по словам Н. Гоголя, отделения своего, «нашего», украинского от «ихнего» русского, с идеей независимости от России. Это как раз и не учитывала советская власть, занимаясь в двадцатые годы насильственной украинизацией юго-восточной Украины. Тогда в соответствии со сталинским принципом «национальное по форме, социалистическое по содержанию» проводилась политика «коренизации кадров» (когда местная бюрократия должна быть национальной) и «украинизации». Именно применительно к Украине в начале двадцатых годов И. Сталин говорил: «Нельзя идти против истории. Хотя русский элемент все еще доминирует в украинских городах, ясно, что со временем они неизбежно украинизируются»[6 - Х съезд Российской коммунистической партии: Стенографический отчет. – М.: Государственное изд-во, 1921. – С. 115.]. Украинизация дошла до того, что в некоторых регионах Восточной Украины, в частности Донбасса, местные газеты на русском, исчезнувшие в начале двадцатых, появились лишь во время гитлеровской оккупации.

Украинская нация сформировалась в рамках литовско-польского мира, в рамках которого она прожила более 400 лет до Переяславской рады 1654 года, а русская нация уже сформировалась в рамках империи Чингисхана, под пятой ордынских ханов, где оказалась Северо-Восточная Русь после 1240 года. Другое дело, что Северо-Восточная Русь под властью монголов куда больше сохранила национальную, религиозную самобытность, чем Юго-Западная Русь в составе польско-литовского государства. Совсем не случайно уже в 1299 году центр русского православия из Киева перемещается во Владимир Суздальский, а затем в Москву (1322 год).

В то же время в Юго-Западной Руси господствующим языком становится польский, сильно повлиявший на формирование украинского и белорусского языка и, соответственно, на особенности менталитета и мировосприятия украинцев и белорусов. Не следует забывать, что Галиция, Западная Украина, уже в XIV веке стала польским воеводством и вообще на протяжении 700 лет, до 1940 года, никогда не была в составе России. Вот почему Галиция больше других княжеств Киевской Руси утратила исходные древнерусские корни. Надо учитывать, что в целом Украина пришла в Россию с Запада. И потому нет ничего неожиданного, что, выйдя из России, из СССР, Украина идет прежде всего на Запад.

Нет ничего неожиданного в том, что «оранжевая», антироссийская революция 2004 года проходила при непосредственном участии президента Польши А. Квасневского и экс-президента Л Валенсы. Прозападная ориентация для независимой Украины (именно потому, что она стала независимой прежде всего от России) будет всегда доминирующей. По этой причине прозападные настроения характерны не только для Западной, но и для Центральной Украины. Правда в том, что не общие исторические корни, а бедность заставляет руководителей Украины – от Л. Кравчука до В. Януковича – балансировать между Россией и Западом.

В 1654 году Переяславская казацкая рада, присягнувшая на верность царю Алексею Михайловичу, объединила не столько две части разделенного русского народа, сколько две восточнославянские нации. Впрочем, не следует забывать, что сама казацкая Рада рассматривала события в Переяславле не как исторический выбор украинского народа, на чем настаивала советская историческая наука, а как тактический ход. Вот почему всего через четыре года, в 1658 году, та же казацкая Рада во главе с новым гетманом И. Выговским предала русского царя, заключив мирный договор с Польшей, по которому Украина должна была получить автономный статус внутри Речи Посполитой.

Совсем не случайно украинское казачество качнулось спустя четыре года после Переяславской рады в сторону поляков. Истина, которую не признают до сих пор многие в России, в том, что для украинского казачества того времени ненавистные ляхи были в культурном и политическом отношении ближе, чем московиты. Понятно, что Д. Дорошенко как украинский националист в споре с русским патриотом Н. Трубецким делал акцент на том, что преимущество украинского заключалось в его отличии от великорусского. Но и сам Н. Трубецкой говорит о том же – о цивилизационном, культурном превосходстве Украины над Московией в XVII и XVIII веках. Украина превосходила Россию того времени прежде всего по уровню образования народных масс.

Действительно, Петру I приходилось силой заставлять юных московитов ехать в иноземные страны для обучения, а на Украине не только дети старшин, но и простых мещан и казаков давно уже совершенно добровольно устремились в чужие края для изучения науки. Геттинген, Бреславль, Кенигсберг, Галле, Лейпциг, Берлин, Киль, Страсбург, Париж, Лондон, Рим – вот где можно было встретить с конца XVII века украинскую молодежь в качестве студентов тамошних университетов, колледжей, академий и школ. До введения в 1770 году Екатериной II на Левобережной Украине крепостного права все эти цивилизационные преимущества сохранялись даже на территории гетманщины. На территории позднейших Черниговской, Полтавской, Харьковской губерний в 1748 году было зарегистрировано в местах расквартирования семи полков 866 народных школ (1 школа на 2500 душ). В это же время в самой Запорожской сечи имелась школа на 150 мальчиков.

Отсюда, от более высокого уровня народного образования, и поразительное различие в области правовых понятий и судебной практики. Жестокость пыток, характерная для Московии, а потом для России Петра I, холопское уничижение и равенство всех перед царем в бесправии, суровость, зависимость московских судов, крепостная зависимость вызывали отвращение на Украине того времени. Там часто народный гласный суд избегал налагать полагающиеся по литовскому статусу тяжелые наказания и ограничивался штрафом и церковным покаянием. В инструкции гетмана Д. Дорошенко послам для переговоров с поляками в 1670 году говорится об основании гимназии для украинской молодежи и также свободе печати.

Когда украинские казаки в 1654 году присягнули на верность царю Алексею Михайловичу, они пытались в соответствии с традициями казацких «умов», договоров получить равноценную присягу, равноценные обязательства от московского правительства, на что московский посол В. Бутурлин ответил категорическим отказом. Но именно потому, что переяславская присяга была односторонней, а вовсе не равным договором между царем и Радой, украинское казачество спустя четыре года начало искать согласия с поляками. Показательно, что в Гадечском трактате с Польшей 1658 года уже прописаны обязательства польской стороны перед украинским казачеством. Речь идет о неслыханном в Московской Руси: об открытии на Украине двух университетов, о введении свободы преподавания, свободы исследования, свободы печати, даже в области церковных дел.

Н. Трубецкой тем не менее признавал ту правду, что украинцы видят свою жизнь несколько другими глазами, чем великороссы. Так уж получилось, пишет он, что русские, ведя на протяжении веков борьбу с татаро-монголами за независимость и сохранение своего византийского первородства, сформировались прежде всего как государственническая нация. В украинской же национальной идентификации изначально нет того государственничества, которое характерно для русских. «Для украинцев, – утверждает историк, – государственность большого стиля была чем-то чужим и внешним, ибо она ассоциировалась для них с государством польским, от которого им приходилось обороняться. Развиваясь в постоянном отмежевании от давления государств, они, естественно, были склонны к известному государственному минимализму, граничащему с анархией»[7 - Дорошенко Д. И. По поводу статьи кн. Н. С. Трубецкого. Указ. соч. С. 485.].

Действительно, теоретиками анархизма были русские – М. Бакунин, П. Кропоткин. Но создал на основе анархизма регулярную армию только украинец Махно, рекрутируя в нее именно украинских крестьян.

В отличие от украинцев великороссы как нация «выросли и развились в государственном строительстве, в сознании колоссальных возможностей и миссии государственного объединения, государственность большого стиля была для них национальным делом, национальной миссией, а потому естественным для них (русских. – А. Ц.) являлся известный этатизм, государственный механизм, по необходимости связанный с некоторой жестокостью в государственной власти»[8 - Дорошенко Д. И. Указ. соч. С. 485.].

* * *

Очевидны несколько выводов. Во-первых, требовать от Украины невозможного, что противоречит исходной антирусской природе украинской национальной самоидентификации, – только во вред России. Требовать невозможного, например, интеграции Украины с Россией в рамках Евразийского союза, значит только подогревать прозападные эмоции ее нынешней элиты. Хорошо известно, что антиукраинская риторика бывшего мэра Москвы Ю. Лужкова и одновременно его попытки создавать различного рода «русские партии», вступающие в конфликт с руководством Украины, напротив, до сих пор только способствовали консолидации современной украинской нации, консолидации украиноговорящей Украины с западной.

Во-вторых, еще больше вреда приносят России ее доморощенные специалисты по Украине, которые открыто оскорбляют национальное достоинство украинского народа. К сожалению, в нулевые годы Кремль посылал работать на украинском направлении, как правило, откровенных украинофобов, что вело к осложнению и без того сложных отношений между Москвой и Киевом. Сейчас ситуация меняется в лучшую сторону, но подлинного понимания самой сложности выстраивания прагматичных отношений России с Украиной нет до сих пор. Не учитывая уроки прошлого, мы забыли, что российское донорство в украинскую экономику во время правления Л. Кучмы не подвинуло реальное сближение стран ни на один шаг.

    «Мир перемен», № 2, 2013

Как оправдывают колхозы и сталинщину

В свое время Борис Ельцин со всей своей пламенной страстью желал победы украинских сепаратистов на референдуме 1 декабря 1991 года. Но когда ему говорили, что их победа обернется гибелью России, полным и окончательным распадом СССР, он, усмехаясь, отвечал: ничего, мол, страшного, помается Украина со своей независимостью и приползет к нам на коленях. Отзвуки этого «глубокого» понимания сущности украинской независимости, этого пренебрежительного отношения к независимой Украине как к чему-то изначально неполноценному я слышал в последние дни в телевизионных комментариях Александра Проханова, Михаила Леонтьева, Сергея Маркова накануне готовящегося подписания Януковичем договора об ассоциации Украины с Евросоюзом.

Украинская доля

Скажу сразу: второй Майдан со всем своим вандализмом – это не только продукт «западенского» национализма и интервенциализма США и Европы, но и продукт очередного русского абсурда, который стал хозяином на нашем государственном телевидении с самого начала всей этой истории с подписанием Соглашения об ассоциации Украины с Евросоюзом. Нельзя же так: и говорить о братстве украинского и русского народов, и при этом с перекошенными от злобы лицами пугать своих «братьев» аннексией Крыма, различного рода проектами распада Украины. Неужели не было понятно, что Александр Проханов без провокаций жить не может, что он сделает все возможное и невозможное, чтобы возбудить ненависть украинцев к России?

Драма, историческая драма состоит в том, что на самом деле все, что происходит сегодня на Украине, находится в полном противоречии с прогнозом Бориса Ельцина. Украинцы действительно маются со своей свалившейся им с неба государственной независимостью. Но каждый очередной политический кризис на Украине не только не приближает ее к России, а, напротив, отдаляет. Надо отдавать себе отчет, что после того, что произошло на Майдане и во всей Украине в последние два месяца, уже нет абсолютно никаких шансов на какие-либо проекты интеграции «нэзалэжной» Украины с «суверенной Россией».

И здесь возникает вопрос: почему так происходит? Ведь на самом деле до сегодняшнего дня Украина сохраняла свою независимость и свою политическую устойчивость именно благодаря экономической помощи России. И было бы опрометчиво думать, что прогноз Ельцина не оправдался только из-за наследников Бандеры и из-за вероломного Запада, который вмешивается во внутренние дела Украины, хотя, действительно, никогда не проявлялся так откровенно политический цинизм США и Запада, как во время нынешнего кризиса на Украине. Но все дело в том, что и агрессия «западенцев», и вероломство Запада ложатся на благодатную для них психологию значительной части этнических украинцев.

К сожалению, сейчас, спустя двадцать два года после распада СССР, Украина со своей историей и со своим специфическим национальным сознанием, как недавно писал Леонид Млечин, остается «инкогнито» для политической элиты современной, «суверенной» России. Многие у нас до сих пор думают, что русские и украинцы – это две части одной и той же «разделенной» нации. Мы до сих пор не хотим видеть и знать, о чем писали русские мыслители в изгнании и о чем говорит опыт украинской независимости 1918–1920 годов: «нэзалэжность» для украинцев – это прежде всего независимость от России и страх снова быть поглощенными русским «братским» народом. Об этом, о том, что они не хотят снова стать «колонией России», говорили многие ораторы, представители украинской интеллигенции с трибуны как раз еще мирного Майдана.

Мы не хотим знать, что, начиная со времен Тараса Шевченко, «нэзалэжность» Украины связывали всегда с независимостью от России. И подобное восприятие независимости сидит в сознании у населения не только Западной Украины, но и Украины Центральной, православной, сидит в сознании всех тех, у кого украинская страшная «доля», страшная судьба ассоциируется прежде всего с муками крепостного права, муками сталинской коллективизации и искусственного голода 1932–1933 годов.

Но если негативное, болезненное отношение к Сталину у украинцев (и Центра, и Юга) было порождено тем, что они называют «голодомором», то антирусские настроения «западенцев», вообще вся бандеровщина порождены прежде всего сталинскими репрессиями 1940 года, в результате которых была уничтожена значительная часть элиты Западной Украины. Трагедия состоит в том, что на фоне чудовища Сталина население Западной Украины воспринимало в 1941 году чудовище Гитлера как освободителя. Об этом почему-то наши «специалисты по Украине» никогда вслух не говорят. Мы до сих пор не хотим принимать во внимание, что характерная для Виктора Ющенко трактовка искусственного голода 1932–1933 годов как «голодомора», как геноцида украинского народа родилась еще в советское время, и прежде всего в умах партийной, советской элиты Украины. Посмотрите опубликованные в последние годы дневники руководителей Компартии Украины – Андрея Гиренко и Александра Капто. Олесь Гончар, самый советский из советских писателей Украины, лауреат Сталинской премии, писал: «С какой сатанинской силой уничтожалась Украина… Сталинщина своими ужасами, государственным садизмом превзошла все. Геноцид истребил самые деятельные силы народа. За какие же грехи нам выпала такая доля?». У Олеся Гончара, как и у Тараса Шевченко, «доля» – это прежде всего украинская доля, это страшная доля, и связана она с общей для нас всех русской историей, историей первого и второго, сталинского, крепостного права.

Что нас разделяет

И как только вы начнете всерьез относиться к тому, что лежит в основе украинского национального сознания, осознавать, что эту «страшную долю» украинцы связывают прежде всего с временами пребывания в российском государстве, то вы поймете, почему в их сознании так прочен миф о якобы спасительном европейском, антирусском векторе. По крайней мере, в сознании подавляющей части украинской элиты само понятие «независимая Украина» имеет смысл только тогда, когда их страна хотя бы символически, на словах движется от России в сторону Европы. Правда состоит в том, что за вторым Майданом, особенно сейчас, когда я пишу эту статью, стоит не столько желание интегрироваться в Европу, сколько страх перед возможными политическими последствиями вхождения Украины в Таможенный союз. В этих условиях было просто политическим безумием ставить, как это делал Сергей Глазьев (слава богу, на более высоком государственном уровне об этом речи нет), Украину перед выбором: или Таможенный союз, или европейская интеграция.

Так вот, главный мой вывод состоит в следующем. Состояние российско-украинских отношений зависит на самом деле не столько или, вернее, не только от количества денег, которые мы вливаем в украинскую экономику, но и от интенсивности страха утратить независимость и, самое главное, волю, свободу, в результате новой интеграции с Россией. Очевидно, – и надо учитывать это при выработке нашей политики в отношении Украины, – состояние и интенсивность такого страха во многом зависит от образа современной России, который складывается на сегодняшний день у украинцев. Одно дело – Россия девяностых, которая, как и украинцы, дружно осуждала преступления сталинской эпохи, и совсем другое дело – современная Россия, где даже иерархи РПЦ связывают русскость целиком и полностью с садизмом сталинской эпохи. И если идея суверенитета РСФСР тогда, в начале девяностых, физически убила русский мир, оставила Россию без юга, без значительной части Новороссии, то сегодня уже идея особой русской цивилизации отделяет нас от Украины надолго, а может быть, навсегда, морально, духовно.

По моему глубокому убеждению, и за идеологией суверенитета РСФСР, и за модным ныне в России учением об особой русской цивилизации стоит утрата современной русской политической элитой инстинкта самосохранения. Не могут украинцы и, конечно, прежде всего украинская национальная элита позитивно относиться к России, среди ценностей которой якобы – повторяю, якобы – нет ни ценности свободы, ни ценности благополучия, ни, самое главное, ценности человеческой жизни. Я ничего не придумал. Прочтите в «НГ-Политика» (21.01.14) статью руководителей Всемирного Русского Народного Собора протоиерея Всеволода Чаплина и Александра Рудакова «О Боге, человеке и цивилизации». Там прямо говорится, что ненавистные украинцам до сих пор колхозы являются «отражением христианского идеала», то есть освящены божественным промыслом. На мой взгляд, это не только духовное безумие, но и политическое. И после этого мы удивляемся, что многие украинцы так страшно боятся снова оказаться в составе России.

Я, упаси бог, не оправдываю вандализма «правого» сектора Майдана, не оправдываю явные преступления молодчиков военизированной «Свободы». Я просто хочу обратить внимание, что антирусские настроения в этой стране имеют не только историческую подоплеку, но и идеологическую, и связаны во многом с тем образом России, ложным образом, который мы сами сегодня себе выдумываем. Как можно было давать Александру Проханову комментировать российско-украинские отношения, Александру Проханову, который известен среднему и старшему поколению современной читающей Украины только тем, что он на протяжении всей своей жизни был певцом сталинского периода? Кто-то о чем-то думает у нас на государственном телевидении?! Как можно выпускать на экран «специалистов по Украине», у которых на лице всегда написано: «Я вру, я врал и буду врать»?

Идеология абсурда

Основное противоречие, кричащее противоречие в нашей политике состоит в том, что, с одной стороны, мы предпринимаем серьезные усилия, чтобы хоть в какой-то степени сохранить, хотя бы духовно, остатки русского мира, который мы сами начали сознательно разрушать в 1991 году, а с другой стороны – создаем непреодолимые морально-психологические препятствия на пути духовного, культурного сближения разорванных частей когда-то целостного русского мира. Ну трудно украинцу, даже не радикалу, не националисту, позитивно воспринять мать-Россию, где всерьез, на высшем уровне обсуждается вопрос: «Имеет или не имеет право население России ставить памятник Сталину». Трудно этническому украинцу, живущему до сих пор поэзией Тараса Шевченко, памятью об ужасах голодомора 1932–1933 годов, позитивно воспринимать современную Россию, где не только убежденные марксисты-ленинцы, но и иерархи РПЦ настаивают на том, что сталинская послевоенная эпоха была «периодом возвращения России к самой себе». Означает ли это, что сталинская Россия, где, как до сих пор помнят украинцы, давали восемь лет за две пригоршни зерна, вынесенного с поля, должна для них стать моральным идеалом? Абсурд.

И, обратите внимание, еще несколько лет назад этого абсурда в русской государственной идеологии не было. К примеру, Владимир Путин в речи на Бутовском полигоне 30 сентября 2007 года оценивал не только сталинский, но и ленинский период советской истории точно так, как упомянутый выше Олесь Гончар. Он говорил о том, что на практике реализация «пустой на поверку идеи», коммунистической идеи, когда игнорировалась ценность человеческой жизни, ценности прав и свобод человека, была, по сути, геноцидом против всего русского народа. Путин говорил о том, что масштаб этой трагедии «колоссальный: сотни тысяч, миллионы человек погибли». До настоящего времени ни один государственный деятель в России не связывал русскость со сталинщиной. Напротив, к примеру, тот же Путин еще совсем недавно отделял русскость от советскости, настаивал на том, что «Катынь – это преступление тоталитарного режима». То есть совсем недавно Путин (я уже не говорю о Медведеве) косвенно подтверждал, что Сталин совершил преступление против человечности. А сегодня даже у Путина в речах появляется словосочетание «государство-цивилизация», «страна-цивилизация».

Правда, слава богу, пока нет оснований считать, что Путин не связывает нашу страну-цивилизацию со свободой, с правами и ценностями личности. И, самое главное, к счастью, нет оснований считать, что Путин, как и нынешние идеологи особой русской цивилизации, отрицает самоценность человеческой жизни, отказался от христианского «не убий». Нет оснований считать, что Путин сегодня вкладывает в понятие «русская цивилизация» такой же смысл и такие же ценности, какие вкладывает в него Святейший Патриарх Кирилл. Хотя надо осознавать, что если, не дай бог, Путин сделает уступку адептам идеологии особой русской цивилизации и свяжет, в соответствии с ней, русскость с советскостью, то негативные политические и моральные последствия будут велики. Если русскость и советскость, как утверждают идеологи особой русской цивилизации, – это тождественные понятия, то тогда русским надо нести ответственность и за Катынь, и за все преступления, которые были совершены создававшимися при нашей поддержке прокоммунистическими властями Восточной Европы. Но, видит бог, никто всерьез уже в России не станет воспринимать Путина, который вслед за нынешними идеологами особой русской цивилизации будет говорить, что русские являются русскими только до тех пор, пока они полуголодные и «живут на минимуме материальных благ». На мой взгляд, вообще неприлично обвинять, как это делают некоторые идеологи особой русской цивилизации, население России в потребительстве, обвинять в потребительстве нацию, которая почти сто лет, по крайней мере начиная с 1917 года, недоедала, голодала, десятилетиями мучилась от советского дефицита.

* * *

Повторяю, что попытки превратить модное ныне в России учение об особой русской цивилизации, согласно которому, цитирую дословно, «советский строй – это реализация цивилизационного проекта, рожденного Россией и лежащего в русле ее истории и культуры», в государственную идеологию, нанесут огромный вред нашей стране. Если в свое время идеология суверенитета РСФСР убила СССР как историческую Россию, то идеология якобы особой и якобы коллективистской русской цивилизации начисто убивает какую-либо возможность сохранить русский мир, и прежде всего – как православный мир. Нельзя не видеть то, о чем не принято говорить сейчас в России: благодаря второму Майдану не только униаты, но и независимая украинская православная церковь Филарета укрепили свои позиции, по крайней мере в Киеве. Нельзя не видеть, что чем больше мы здесь, в России, будем настаивать, что сталинская советская система была выражением духовной сути русской нации, тем благодатнее будет морально-психологическая почва для пропаганды русофобии на Украине.

    НГ, 05.02.2014

Дмытро Ярош и мистика российской истории

Я говорю о Дмитрии Яроше не как о бандеровце, не как об украинском националисте и даже не как об участнике боев с российской армией в Чечне. Дмитрий Ярош для меня – собирательный образ, олицетворение той слепой случайности, той злой воли, которая играла и продолжает играет большую роль в нашей русской судьбе. Посудите сами, не было бы Дмитрия Яроша с его «Правым сектором» и с его готовностью умереть, не было распада так и не состоявшейся до сих пор украинской государственности, не было бы у Путина соблазна присоединить Крым к РФ, вызванного распадом современной Украины, не было бы нынешней угрозы прямого вооруженного столкновения украинцев с русскими, не было бы нового издания холодной войны, и т. д. и т. п. Кстати, в этот момент, когда я пишу эти строки, Рада объявила о частичной мобилизации на Украине, а CNN берет интервью у представителей украинской интеллигенции, готовых «воевать» за независимую Украину.

Повторяю. Душа этого человека, Дмитрия Яроша, не вызывает у меня никакого интереса. Все они, борцы с «самодержавием», устроены одинаково. Хотя для понимания того, что происходило и, наверное, будет происходить на постсоветском пространстве, было бы интересно выяснить, почему этот человек, в прошлом – молодой рабочий из совсем советского Днепродзержинска Днепропетровской области, представитель не Западной, а Восточной Украины, бывший советский военнослужащий, не просто стал русофобом, а стал рисковать своей единственной жизнью во имя того, чтобы помочь врагам России. Американскими деньгами невозможно объяснить природу русофобии, которая живет и процветает на постсоветском пространстве.

Вся эта история с Дмитрием Ярошем, вообще с бойцами «Правого сектора», говорит о том, что все же сначала было украинское национальное сознание, вырастающее из родной мовы, из украинского языка, а потом уже – сакрализация Степана Бандеры как национального героя, как борца за независимую Украину. Вся эта идеализация Бандеры, конечно, от бедности своей украинской национальной истории. Но теперь уже, после того, что произошло на Майдане, после возникшей опасности прямого вооруженного противостояния русских и украинских солдат, очевидно, что на самом деле украинская идея – это самая что ни на есть антирусская идея. Теперь вышесказанное – медицинский факт. Теперь уже, после неизбежного присоединения Крыма к России, «разделенный народ», как раньше любил говорить Путин, превращается в противостоящие друг другу нации. Еще немного, и мы начнем воспринимать друг друга, как сербы хорватов и, наоборот, как хорваты сербов.