Гранд-Леонард

Рамон достал большой ключ из кармана шорт и возился с минуту, пытаясь открыть дверь.

– И этот замок стал подводить!.. Первый раз такое. Сейчас, мне вот его бы еще на полоборота. Давай же!… – он толкнул дверь плечом и сумел, наконец, повернуть ключ до конца, о чем свидетельствовал громкий щелчок. – Прошу, кивнул Рамон, отстраняясь и пропуская Элинор вперед.

Она переступила порог и оказалась в круглом помещении, странном в не самом приятном смысле слова. По центру располагалась кирпичная колонна, а от нее к стенам и входу расходились перегородки из разнокалиберных крашеных досок высотой в человеческий рост. Они формировали своеобразные отсеки, соединенные коридорчиками. Изнутри конструкция была обита фанерой или чем-то подобным. Обомлев, женщина разглядела уродливое изголовье кровати, самодельные полки, спинки стульев. Нет. Нет! Как могло все закончиться здесь? Неужто ради вот этого она проделала путь, изводя себя надеждами?

– Располагайся, осмотрись пока что. А я бегом за чемоданами и обратно. Ух, не терпится в первый раз пообедать здесь с тобой. Кухню, кстати, найдешь справа. Думаю, разберешься, что к чему, – фразы вылетали из Рамона автоматными очередями, но доносились до Элинор как будто издалека и с опозданием. – О, и я закрою тебя с той стороны. Тут, конечно, никого больше нет, но на всякий случай… Я быстро, дорогая, – он чмокнул ее в щеку и поспешно вышел, захлопнув дверь и щелкнув замком прежде, чем пленница смогла выдавить из себя хоть какие-то слова.

Тишина опутала убежище, как незримая паутина. От двери к полу вело несколько ступенек. Элинор робко опустила ногу на первую ступеньку, другую ногу – на следующую и, наконец, сошла с лестницы на голые бетонные плиты. С каждым шагом она беспокойно вертела головой, оглядывалась, косилась на перегородки. Пусть и сказал Рамон, что никого нет, но… Она, пожалуй, впервые оказалась в месте, где даже малейший шорох не царапал слух. Словно весь мир выключили, поставив едва теплившийся очаг сердцебиения на беззвучный режим. Да, конечно, ей хотелось покоя, избавления от обязательств, но выдержит ли она желаемое, поданное в столь неудобоваримой форме?

Ладно, стоило успокоиться, дождаться Рамона. Возможно, она еще чего-то не знала, либо фокусировалась не на том. Путь сюда хоть и занял от силы полтора часа, утомил Элинор донельзя. Хотелось есть, и довольно сильно. Посему надо было освоиться в этом месте и, как сказал любимый, изучить кухню. Ведь что значат неприятие и страх перед лицом голода? Ерунда, все ерунда. День только набирал обороты, и она во всем разберется, неспеша и по порядку. Все будет хорошо.

* * *

– Извини, что пока только рукомойник здесь. Я не смог придумать, как провести в надстройку воду. Но внизу на первом этаже есть туалеты, и там я устроил душ. Даже горячая вода есть – я поставил кое-какое оборудование. Свет тоже имеется, – мужчина выглядел крайне довольным собой, будто бы наличие душа – привилегия, данная лишь ему одному.

– Рамон… – осторожно начала Элинор.

Изобретатель, напевая что-то себе под нос, помешивал суп в закопченной кастрюле. Та стояла несколько неустойчиво на маленькой походной плитке. Запах еды уже достигал ноздрей, но особого аппетита у Элинор не вызвал. Голод будто затаился на некоторое время, вынуждая ее беспокоиться о других вещах.

– М?

– У тебя уже есть план?

– Какой план, дорогая? – Рамон зачерпнул суп и поднес окутанную паром ложку ко рту.

– На какой срок мы задержимся здесь, прежде чем отправиться в постоянное убежище?

Слегка опешив от вопроса, он машинально наклонил ложку, и ее содержимое пролилось на пол.

– Временное? На самом деле, я рассчитывал, что мы все обустроим, сделаем из места постоянное жилье…, – увидев выражение лица Элинор, он поспешил добавить: – Да, я знаю: тут не самые комфортные условия, но ты же не рассчитывала, что мы получим все и сразу?

Элинор встала с табурета, обвела рукой хлипкие стены кухни-закутка:

– Но, милый, ты же сказал, что уже давно готовился! Так к чему готовился? К этому? Что же ты делал все это время?

Впервые с момента прибытия улыбка сползла с лица Рамона. Теперь он казался уязвленным.

– Моя работа не видна на первый взгляд, потому что ты не была тут со мной с самого начала, да и не разбираешься во всех этих технических вещах. Но я расскажу, раз тебе так интересно, – игнорируя закипевший и переливающийся через край кастрюли суп, он схватил Элинор за руку и потащил в коридорчик, стуча костяшками по фанере.

– Ай! Рамон, больно!

– Ты знаешь, сколько раз нужно съездить в город и обратно, чтобы здесь оказались все эти листы? Восемь! Восемь раз, Элинор! А это пятнадцать часов потраченного времени, а денег сколько! Но идем дальше! Видишь эту кровать? – он пнул ногой деревянную ножку грубоватого ложа. – Я сделал ее сам! Целый день ушел на поездку за материалом и саму работу.

– Хорошо, Рамон, отпусти, пожалуйста, ты больно вывернул мне руку! – Элинор вырвалась из неожиданно крепкой и агрессивной хватки и отстранилась, врезавшись спиной в перегородку. Раздался треск.

– Осторожно, дорогая!

Рамон приблизился, но Элинор выставила вперед ладонь.

– Не надо, не подходи! Ты сделал мне больно! Мог и руку сломать…

– Ладно, ладно… Прости меня. Я… мне просто обидно было слышать от тебя, что я ничего не сделал. Я не должен был…

Элинор, все еще глядя обиженно и немного испуганно, опустилась на табурет напротив кровати.

– Хорошо, забыли. Но никогда больше не обращайся со мной так. Держи себя в руках. Договорились?

Рамон с виноватым видом кивнул.

– И все же давай проясним. Я больше не выдержу секретов, ожидания, твоих загадочных улыбок. Скажу честно: сегодняшний день меня шокировал. Я совсем не того ожидала. Если бы ты меня подготовил, рассказал о своих планах…

– Я боялся, что ты откажешься бежать со мной, узнав, насколько все непросто, – пробормотал мужчина, пожав плечами.

– Что ж, возможно, и отказалась бы. Но если бы ты с самого начала грамотно объяснил мне, описал, что и как… Ох, я очень жалею, что не настояла, не заставила тебя ввести меня в курс дела.

Рамон вздохнул:

– Мне всего лишь хотелось, чтобы ты доверила мне подготовку и ни о чем не беспокоилась.

– Я доверила и доверилась, Рамон! – воскликнула женщина с ноткой отчаяния. – Не обманывай мое доверие. Меньше всего я хочу разочаровываться в тебе – боюсь, в этом случае я вообще не смогу уважать мужчин.

Рамон поднялся с кровати, опустился перед Элинор на корточки и положил ладони ей на бедра, собрав подол платья в складки.

– Не обману, дорогая моя. Просто наберись терпения, – прошептал он и поцеловал ее в оголенную часть бедра. От прикосновения его губ Элинор вздрогнула, как от легкого удара током. Они долго, неотрывно смотрели друг другу в глаза с беспокойной нежностью и сомнением под оболочкой из взаимопонимания. Элинор прервала контакт первой, переведя взгляд на дальнюю стену, где под потолком располагались узкие окна. Транслируемая ими полоска небесной синевы неприлично буйно контрастировала с блеклым убранством чердака.

– Тогда скажи: как ты планируешь устроить нашу жизнь, чтобы она была полноценной и счастливой? Это возможно сделать здесь? И почему именно здесь? Неужели не нашлось более подходящих мест?

Рамон нервно облизал губы.

– Я выбрал это место, потому что не нашел другого. Я руководствовался главным: нам нужно убежище, где нас точно никто не достанет. Ведь нас будут искать, ты сама это знаешь. Не будь мы гражданами Леонарда, выехали бы в провинции, никто бы и не заметил. А так – розыск. Сперва внутрисекторальный, потом межсекторальный. А там и общеимперский, скорее всего. Список пропавших людей периодически оглашают на радио, по телевидению, развешивают фото на площадях.

Элинор не сдержала снисходительно-жалостливой улыбки – такая обычно бывает, когда слушаешь наивные рассуждения ребенка или выжившего из ума старика.

– Рамон… Если в этом городе сорок миллионов человек, то сколько пропадает каждый день? Сотни, должно быть! Разве есть кому-нибудь дело до каждого из них? Какова вероятность, что нас кто-то узнает?

– Она невелика, но есть. Нельзя жить, боясь выйти даже в магазин за булочками. Общение с кем бы то ни было станет ошибкой, если этот человек нас узнает и сообщит властям. На работу тоже не устроиться, ведь при приеме попросят документы. А стоит их показать – и мы выдадим себя, пропавших и разыскиваемых. Поэтому и не будет у нас там никакой социальной жизни, дорогая. Из осторожности. А раз она невозможна, так зачем нам прятаться возле людей? Только сюда дорога, в оазис, – он любовно оглядел перегородки, мебель, потолок. – Возможно, он не совершенен, но это наш мост в новую жизнь.

– А почему ты уверен, что здесь нас никто не найдет?

– Потому что многие и не помнят, что такое место существует. А кто помнит – не додумается искать в нем. Оно как бы вычеркнуто из жизни города.

– Так где же мы?

Рамон поднялся на ноги:

– Пойдем, покажу.

Элинор устало мотнула головой: