Две повести

– А-а! Виктор! Привет! Как дела? Проходи, садись, чего ты там встал?

Я прошел и сел.

– Как поживаешь? Личная жизнь как? Девушку молодую еще не завел? Ну и правильно! Жена прежде всего! Ну, давай, рассказывай, что у нас там! С чего начать? Ну, начни хотя бы с Подольского завода.

И я, путаясь и запинаясь, описал Хотябычу ВТОРОЙ РАЗ ЗА ДЕНЬ ситуацию с Подольским заводом, куда мы должны были через месяц поставить вентиляционное оборудование…

12

Остаток рабочего дня я был встревожен и никак не мог сосредоточиться. Регулярно проверял часы, спрашивая время у разных людей, и каждый раз перед ответом невольно втягивал голову, ожидая подвоха. И хотя мое время почти в точности соответствовало чужому, я, наконец, не выдержал, нашел предлог и сбежал с работы. Торговать вентиляционным оборудованием в таком состоянии было выше моих сил. Мои часы на тот момент показывали половину пятого, Ванины – шестнадцать двадцать девять, Манины – четыре часа тридцать одну минуту и что-то около этого мерещилось Сане.

Я выскочил на улицу и зашагал в сторону метро, не замечая прозрачных приглашений весны поучаствовать в празднике полового томления. Будь это моя прежняя жизнь, я бы, не задумываясь, расстегнул молнию, распахнул полы, замедлил шаг, подставил солнцу лицо и шел бы с глупой улыбкой навстречу согражданам, не возражая, если бы кто-нибудь из них захотел меня обнять. Но той прежней жизни уже не было, а будущая была покрыта таким мраком, что ни расстегиваться, ни обниматься совершенно не хотелось.

«Без сомнения, – говорил я себе, – ко мне прицепились весьма могущественные силы. Даже более могущественные, чем я думал. Потому что одно дело – заставлять говорить окружающих меня людей, и совсем другое – так весело и непринужденно жонглировать временем. Продолжай они действовать в том же духе, и моя жизнь превратится в запутанный клубок событий, в котором не разберется сам черт, а не то, что моя бедная голова…» – думал я, крутя себе навстречу серую ленту тротуара в белых разводах соли.

Мои ноги, которым в отличие от головы думать было некогда, несли меня и несли и, наконец, донесли до последнего перекрестка перед спуском в метро, где и остановились, пережидая красный свет.

– Что за чудесная погода! – сказал, ни к кому не обращаясь, стоящий рядом со мной мужчина.

Я покосился на него и промолчал.

– Не понимаю, как можно грустить в такую погоду! – продолжал настаивать сосед.

Я отвернул голову и встретился взглядом с женщиной средних лет, глядевшей на меня во все глаза.

– Да это же Виктор Петрович! – вскрикнула она, не спуская с меня глаз. – Сам Виктор Петрович!

– Где, где? – раздалось со всех сторон. – Не может быть! Сам Виктор Петрович! Как это может быть? Что – он вот так просто гуляет по улице? Один? Не может быть! Дайте, дайте на него посмотреть! Виктор Петрович! Живой Виктор Петрович! Дорогой Виктор Петрович! Нет, невозможно! Я сейчас умру от счастья! – неслось отовсюду.

Вокруг образовалась толпа. Ко мне тянулись руки. Они трогали меня, как горячий чайник и прятались, уступая место другим. Я стоял, ничего не соображая, затравлено глядя по сторонам.

– Виктор Петрович, дорогой вы наш, я первая вас увидела! Дайте мне автограф, пожалуйста! Ведь я деткам расскажу – не поверят! – кричала мне в лицо женщина средних лет.

– И мне! И мне! И нам, пожалуйста, Виктор Петрович! Ну, пожалуйста! – кричали вокруг.

Сквозь толпу протиснулся милиционер. Он почтительно отдал честь и сказал:

– И мне, пожалуйста, уважаемый Виктор Петрович!

– Да что здесь происходит? – наконец выговорил я в сторону милиционера. – Вы меня, наверное, с кем-то путаете!

– Никак нет, не путаю! Вы же Краснов Виктор Петрович?

– Да! – совершенно ошалев, подтвердил я. – Но только я никакая не знаменитость! Вот, могу документы предъявить, – бормотал я, роясь в карманах в поисках паспорта и чувствуя, как мою куртку дергают со всех сторон.

– Какие документы?! Что вы, Виктор Петрович?! Да меня со свету сживут! Проверять документы у самого Виктора Петровича! Эй, вы, там! – закричал он кому-то за моей спиной: – Не налегай, не налегай, кому говорю!

Милиционер, одной рукой отталкивая от меня особо ретивых, другой протянул мне блокнотик, прижимая к нему большим пальцем ручку. Я взял блокнот с ручкой и расписался.

– Не верю своему счастью! – с достоинством сообщил милиционер, принимая их обратно. И заорал на ближний круг: – А ну, руки прочь! Прочь руки от Виктора Петровича! Стрелять буду! – и стал расстегивать кобуру.

– Нет, нет, что вы! – схватил я его за руку. – Не надо стрелять, я подпишу! Всем подпишу!

– Виктор Петрович всем подпишет! – тут же сообщил милиционер, вставая на кирзовые цыпочки. – В очередь! Все в очередь! Ну-ка, в очередь, кому говорю!

Клубок тел вокруг меня тут же сложился в спираль, спираль распрямилась и образовалась очередь метров на двести. Я по-прежнему стоял у светофора. Рядом со мной, держа руку на расстегнутой кобуре, грозно хмурился милиционер. Плохо соображая, я торопливо расписывался на том, что мне совали, и возвращал назад, работая руками, как рычагами.

Неожиданно возле нас скрипнул тормозами лимузин. Из него выскочили четыре строго одетых человека, оттеснили от меня очередь и милиционера, и один из них, открыв дверцу, почтительно сказал:

– Прошу вас, Виктор Петрович!

Не говоря ни слова, я влез в лимузин. За мной влезли остальные четверо, и старший спросил:

– Куда прикажете, Виктор Петрович?

– Домой! – не задумываясь, ответил я.

Автомобиль тронулся, и я успел только заметить милиционера, отдававшего честь вслед удаляющемуся лимузину.

Ехали молча.

– Это ведь черт знает что! – наконец вырвалось у меня.

– Виноват, не углядели! – с готовностью признался старший. Остальные молчали, глядя перед собой.

– И что теперь?

– Виновные будут наказаны, – твердо сказал старший.

– Не надо никого наказывать, – попросил я.

– Слушаюсь, – ответил старший.

– Где мы? – спросил я, пытаясь рассмотреть окрестности через темное стекло.

– Подъезжаем, – сообщил старший.

И действительно, машина остановилась. Старший выскочил, открыл дверь, и я вылез наружу. Мы находились возле моего дома. Я постоял, переминаясь с ноги на ногу и, наконец, сказал:

– Ну, я пошел. Спасибо вам.

– Рады стараться! – ответил старший, занял место внутри, и лимузин исчез за углом.

– …твою мать! – провожая его глазами, прошептал я, как это принято в нашей удивительной стране, когда тебя переполняют невыразимые чувства. Потоптавшись еще немного и бормоча слова приблизительно того же содержания, я поднялся к себе на четвертый этаж.

Дома никого не было. Стараясь не давать воли чувствам, я принялся бродить по квартире, скользя потерянным взглядом по обстановке и не зная, на чем остановиться. Вдруг на глаза мне попался телефон. Да! Именно! Вот то, что мне сейчас нужно! Конечно! Надо позвонить антиквару и рассказать ему про этот балаган, который творится вокруг меня, и в котором я не нахожу никакого смысла! Конечно, он скажет, что смысл искать бесполезно и что надо ждать, и что все впереди, и прочую ерунду. Ну и ладно. И так понятно. Главное, поговорить с товарищем по несчастью, душу отвести. А, может, все-таки, удастся узнать что-то новое? Я схватил трубку и набрал номер, который запомнил с первого раза. Еще бы, не запомнить: 777-0-666. И дурак запомнит!

Я услышал длинный гудок, потом второй, третий, потом в трубке щелкнуло, и автоматический женский голос сказал: