Две повести

Остывающим шагом я дошел до угла массивного бурого здания, за которым, я знаю точно, начиналась и тут же заканчивалась уютная площадь, ну, скажем, Ленина, которую, однако, уже переименовали, но народ продолжал именовать по-старому.

«Да мне-то что… Пусть будет хоть площадь Барсеточников… Хоть Содомская… Хоть площадь Гоморры… Да хоть площадь Педер…» – заглядывая за угол, приготовился я плюнуть в бессмертную голубую душу и остолбенел: за углом, метрах в трех от меня, прятался киоск печатных продуктов, а в окошко его, склонив голову и будто нарочно выставляя себя напоказ, заглядывал аккуратно стриженый затылок! В закинутой за спину руке он держал черную барсетку.

Это была неслыханная, невозможная и вместе с тем вполне заслуженная удача, если принять во внимание те безобразия, что творились со мной последние дни. Смена декораций оказалась настолько внезапной, что из глаз моих, не спрашивая разрешения, брызнули слезы. Напряжение этих дней отпускало меня, растворяясь в слезах и маршируя в мокром виде по чувствительным к дефициту радости щекам. Я торопливо достал платок и осушил следы непривычной мужской слабости. Вне себя от скорого счастья, я с умилением глядел в спину культурного гражданина, ожидая, когда он, словно судьба, повернется ко мне лицом. Или, хотя бы, боком. Что-то подсказывало мне, что в трех шагах, отставив поджарый зад в непростых штанах – слишком непростых, чтобы протирать их в маршрутках – стоит, ни о чем не подозревая, другая иголка из моего стога сена, а сам я – на пороге исторической встречи.

«Ну, дорогой ты мой, не подведи!» – воззвал я, как перекрестился, когда человек с барсеткой взял то, что ему просунули в окошко, положил в карман и вознамерился неторопливо пересечь тихую площадь. Я быстро догнал его и сказал ему в спину:

– Извините, можно вас на минуту?

– Да, да? – остановившись, обернулся он.

Несколько секунд мы молча рассматривали друг друга. Наверное, я рассматривал его на пару секунд дольше, потому что он не выдержал и сказал:

– Слушаю вас! Что вам угодно?

– Заранее извините, если это покажется вам странным, – невольно подхватил я его учтивый тон, вглядываясь в слишком правильные черты лица, – но тут такое необычное дело…

– Вы, наверное, хотите денег? – ровным голосом поинтересовался мужчина.

– Нет, ну что вы! – смутился я. – Разве я похож на бродягу?!

– Совершенно не похож! – согласился мужчина. – Тогда что же вы хотите?

– Ради бога извините, но это дело касается, возможно, и вас, и я подумал, что это будет вам интересно, потому и решил вас побеспокоить! – торопливо излагал я, не зная, как перейти от тумана к ясности.

– Вот как? Значит, ваше дело касается коммерции? – подозрительно спросил мужчина.

– Абсолютно не касается! – горячо заверил я.

– Что ж, тогда давайте где-нибудь присядем, и я вас внимательно выслушаю! – неожиданно легко согласился мужчина, и я, облегченно вздохнув, направился вслед за ним к ближайшей скамье.

– Ну? И что же у вас за дело? – глядя на меня, спросил он, как только мы уселись.

– Дело в том, что я ехал в той же маршрутке, что и вы, – начал я.

Мужчина удивленно приподнял брови.

– И что с того?

– А то, что вам позвонили, и вы во время разговора сказали одну фразу…

– Ах, вот вы о чем! – перебил меня мужчина. – Признаться, я и сам терпеть не могу телефонные разговоры на людях. Это полная бестактность. Надеюсь, прилюдные разговоры по телефону когда-нибудь запретят наравне с курением в общественных местах. Прошу прощения, если доставил вам неудобство. Так получилось. Еще раз прошу извинить. Это все? – добавил он, явно теряя ко мне интерес.

– Вы меня не поняли! – заторопился я. – Дело вовсе не в этом! Нынче все вокруг говорят, и здесь ничего не поделаешь!

– Тогда в чем? – приподнял брови мужчина.

– Вы сказали: «Я уже давно ни во что не верю и ни на что не надеюсь» Скажите, вы это сами придумали или где-то прочитали?

Я выпалил эти слова и сразу почувствовал, каким глупым должен показаться мужчине мой вопрос и каким назойливым дураком я сам. Мужчина, однако, смотрел на меня без осуждения, а скорее со спокойным удивлением.

– Так и сказал?

– Да, именно так.

Мужчина помолчал, а затем произнес:

– По правде говоря, я не совсем понимаю, чем вас могли удивить эти слова. Лично я не вижу в них ничего особенного. Именно так, по моему мнению, и должен рассуждать умудренный жизнью человек. Во всяком случае, я с этим вполне согласен и считаю, что мог, как вы выразились, придумать это сам. Хотя и мог где-то прочитать.

Мужчина говорил внушительно и доброжелательно, как всякий культурный человек, к которому на улице прицепился возбужденный прохожий. Окончив говорить, он остался сидеть, повернувшись вполоборота и глядя на меня в упор, словно предлагая непременно с ним согласиться.

И тогда я сказал:

– Все правильно. Только после этого вы сказали то, что знаю я один. Во всяком случае, так я считал до нашей встречи.

– Да? – улыбнулся мужчина. – И что же такого гениального я сказал?

– Вы сказали: «Только не надо мне говорить, что я сплю и обречен» – так же внушительно произнес я и, в свою очередь, уставился на него в упор.

– Неужели я мог такое сказать? – улыбнулся мужчина. – Но ведь это бессмыслица какая-то!

Глаза его насмешливо прищурились, но вместо того, чтобы попытаться избавиться от меня, он уселся удобнее. И тогда я рубанул со всего плеча, не заботясь, что он обо мне подумает:

– Скажите, вам приходилось поднимать с земли обгоревший кусок газеты?

– С объявлениями? – ничуть не удивившись, живо откликнулся мой собеседник.

– Да! – почти выкрикнул я.

– Приблизительно пятнадцать сантиметров на пятнадцать с наполовину обгоревшими краями?

– Да!! – почти завопил я.

– Нет.

– Что – нет?! – опешил я.

– Нет – это значит, не приходилось.

– Но откуда же вы знаете…

– Угадал.

– Но ведь это невозможно угадать!

– Значит, возможно.

И, глядя на мое лицо с отвисшей челюстью, добавил: