Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Пуля для карателя

Жанр
Год написания книги
2018
Теги
1 2 3 4 5 >>
На страницу:
1 из 5
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Пуля для карателя
Александр Александрович Тамоников

СМЕРШ – спецназ Сталина
Лето 1944 года. Варшавское восстание тонет в крови. Головорезы СС и их приспешники беспощадно расправляются с бойцами народной армии и мирным населением. Посланная спасти руководителей подполья группа советских разведчиков погибает при невыясненных обстоятельствах. Майор СМЕРШ Иван Таврин расследует это происшествие и приходит к неожиданному заключению: группу уничтожил… ее руководитель, не вернувшийся из рейда. Теперь дело чести майора – не только выполнить задание погибших разведчиков, но и разыскать предателя…

Александр Тамоников

Пуля для карателя

Глава первая

Немцы в атаку валили толпой – возбужденные, нервные, с мучнистыми от страха лицами. Это было что-то новенькое, явно перенятое у советских солдат образца лета 41-го. Отчаявшиеся, потерявшие последние моральные ориентиры в этой безумной мясорубке. Они бежали плотно, стреляли из автоматов МР-40 и карабинов «Маузер» – все в одном флаконе: офицеры, рядовые, низовой командный состав. «Мышиная» униформа фельдграу солдат вермахта, петлицы артиллеристов, инженерно-саперных частей, руны «зиг» военнослужащих Ваффен-отрядов СС, петлицы с перекрещенными карабинами – отличительный знак коллаборационистов. Красноармейцы, прильнувшие к прицелам, недоуменно переглядывались. Не тот пошел немец – упростился, измельчал. Раньше берегли себя, в атаки ходили поодиночке, перебежками, прятались за танками и бронетранспортерами – а перед этим перепахивали советские позиции с помощью орудий и минометов…

Сегодня не было артиллерийской подготовки. Человек шестьсот вырвались из леса и устремились на прорыв. Вечер 2 сентября 1944 года, северо-восточные предместья Варшавы – правобережная часть. Слева – дома с облезлыми черепичными крышами, справа овраги, молодые дубравы. Все смешалось на городских окраинах. Красная армия вошла на отдельные улицы, но далеко не продвинулась. Немцы ожесточенно контратаковали, вводили в бой последние резервы. Мобильные танковые группы отсекали оторвавшихся от основных сил красноармейцев, сносили дома, где они занимали оборону. Сил для наступления уже не оставалось, войска переходили к обороне. Линия фронта на правом берегу Вислы менялась каждый день. Часть варшавского района Прага отбили у немцев – впрочем, незначительную, на основных улицах немцы закрепились и никуда не собирались уходить. Несколько потрепанных подразделений оказались заперты вблизи восточных предместий, у местечка Звановичи, и предприняли отчаянную попытку вырваться. До позиций немцев на западе – рукой подать, но там иссякли силы. А у советского командования не было ресурсов, чтобы сжать кольцо и добить окруженцев. Атака была внезапной, дерзкой. Складки местности и густая растительность позволили немцам приблизиться незаметно. И теперь они спешили преодолеть открытый участок. Но рота красноармейцев, усиленная взводом станковых пулеметов, не дремала. Разведка доложила о вероятных происках противника. И все же немцы удивили. Солдаты бежали, как на стометровом кроссе. Кто-то спотыкался, другие перепрыгивали через упавших, заполняли образовавшиеся пустоты. Вырвались вперед несколько человек, бросили гранаты. Взрывы прогремели перед бруствером, повалили бревна наката, не причинив существенного вреда.

– Не стрелять! – кричал командир роты капитан Милютин. – Не стрелять, кому сказано! Пусть поближе подойдут!

У многих не выдерживали нервы, открывали огонь. Разрозненно хлопали карабины. Но пулеметы на флангах пока помалкивали. Катилась, гремя и сквернословя, человеческая масса. Все, иссякло терпение, завелся трелью станковый пулемет. Вступили остальные элементы «оркестра» – затрещали карабины и автоматы ППШ. Ливень свинца смел первую волну, разбросал по трещинам и бугоркам. Словно подавился полноватый гауптман, машущий «Вальтером», – побагровел, когда потекло из живота, хлопнулся лицом в траву. Живые по инерции продолжали бег, перепрыгивали через мертвых. До траншеи, растянувшейся по возвышению, оставалось метров тридцать. Окопы рыли впопыхах – никто не собирался сидеть здесь годами. Позиция удобная, с высоты открывался вид на окрестности. Подножие высоты усеяли тела в «мышиной» форме. «Навалили кучу дерьма!» – злобно смеялись из окопов красноармейцы. Самые упорные продолжали рваться, а те, что не спешили умирать, залегали за трупами, вели огонь из укрытий. Раскалились кожуха пулеметов, кашляла боевая техника, глохла. Солдаты выбрасывали гранаты из окопов. Немцы лезли, не считаясь с потерями. Из десятка до окопов добегали двое. И те, и другие швыряли гранаты, позиции заволокло густым дымом. Бойцы капитана Милютина тоже несли потери. Захлебывались пулеметы на флангах. Справа в траншее уже давились в рукопашной, били кулаками, прикладами, саперными лопатками. Мелькали закопченные оскаленные лица. На помощь дрогнувшей пехоте Милютин ввел резерв – последнее отделение автоматчиков с ППШ. Они подтягивались с обратной стороны траншеи, резали свинцом тех, кто выбегал за «флажки». Бойцы воспрянули, стали теснить фашистов из окопов. Противник выдохся, у него кончались боеприпасы и моральный дух.

– За мной, сибиряки! – взревел капитан Милютин, уроженец далекой забайкальской деревни. – Добьем гада!

Бойцы выбирались из окопов, мчались вниз, крича что-то, отдаленно смахивающее на «Ура!». Немцы многих потеряли, но все равно их было больше. Впрочем, численное превосходство уже не играло роли. Деморализованные, исчерпавшие все возможности, они недолго оказывали сопротивление. Пустились наутек, спотыкаясь о трупы своих сослуживцев. «Смотри, мужики, как чешут! – смеялись им в спины красноармейцы. – Мы так быстро бегать не умеем!» Побитое войско терялось в складках местности, растворялось в лесу. Остались мертвые и раненые, многих из которых бойцы непринужденно добивали – не те условия, чтобы коллекционировать пленных. Сами потеряли многих – и это ожесточало. Солдаты возвращались в окопы, показывая кулаки притихшему лесу, волокли раненых. Стонал подстреленный в бок капитан Милютин, покрывался смертельной бледностью. Солдаты рвали на нем гимнастерку, прикладывали к ране скомканные бинты. Санинструктор роты погиб. Покрикивали выжившие командиры взводов, крыли матом провинившихся пулеметчиков. Поредевшая рота снова занимала оборону.

Из батальона прибыли две девушки-санитарки, подъехала полуторка с красным крестом. Раненых стаскивали к дороге. Многие по прибытии уже не шевелились – скончались от потери крови. Монотонно матерился какой-то боец, умолял «братца Петруху» открыть глаза. Почему именно сегодня? Вроде и денек отменный, и по Европе шагаем, а не где-нибудь по Смоленщине с Брянщиной… Шустрые девчонки на скорую руку перевязывали раненых, передавали их солдатам, те грузили пострадавших в машину. Капитану Милютину оказали первую помощь, но тщетно, офицер затих после недолгой агонии, и горько расплакалась девчушка с лычками ефрейтора – возможно, у них что-то было…

От второй попытки немцы отказались. Сдаваться тоже не спешили, видимо, надеялись, что 19-я танковая дивизия в недалеком будущем осуществит контрудар «возмездия» и с триумфом вызволит из «котла». Но упомянутая дивизия завязла в позиционных боях. Трупы гитлеровцев после боя никто не считал – их было не меньше сотни. Рота автоматчиков потеряла полтора десятка убитыми и столько же ранеными. Потери тоже чувствительные, учитывая хронический недокомплект. Поскрипывали телеги, фыркали лошади – на подводах подтянулась похоронная команда, «погребальщики», как их называли в войсках. Работа у этой публики никогда не переводилась. В отличие от первых лет войны, науку освоили – обходились почти без задержек и извечного российского бардака. Впрочем, все зависело от числа потерь и наличия специальных команд. Неразговорчивые, с мрачными лицами, одетые в передники и резиновые перчатки, они перелезали с носилками через живых и брели к трупам. Автоматчики молча наблюдали, нервно выпускали дым махорки. «Погребальщики» извлекали из карманов убитых солдатские книжки, фотографии, письма с родины, черные пластмассовые медальоны (так называемые «смертники») с информацией о погибших. Снимали с людей часы, медали, нательные крестики, набивали этим добром вещмешки. Мародерство практически изжили (расстрелы – неплохое воспитательное средство), личные вещи погибших относили старшему команды. Убитых по двое укладывали на плащ-палатки и забрасывали на подводы. По мере заполнения подводы увозили трупы – к местам захоронения, определенным командованием. Потом вышла заминка – «погребальщики» роптали, в их планы не входило избавляться от немецких трупов. «И куда вы столько настреляли, мужики? – бурчали они. – Нам же неделю таскать не перетаскать, а мы на это подписывались?» Солдаты из окопов огрызались, крыли матом похоронную команду. В боях не участвуют, еще и недовольны. Проблема решилась просто – с помощью рации в блиндаже погибшего Милютина. Под грохот отдаленной канонады прибыли два трофейных трехтонных «Мерседеса», и шумливые красноармейцы стали стряхивать с них пленных солдат подразделения Ваффен-СС. Подобную публику обычно в плен не брали, но в этот раз что-то пошло не так – взяли. Возможно, за неимением других кандидатур. Оборванные, избитые, с запекшейся кровью на лицах, они с глухой ненавистью поглядывали на своих противников. От былого лоска не осталось и следа. Мундиры висели мешками, многие шлепали босиком. Под зычные крики пленные эсэсовцы стаскивали к придорожной канаве тела соотечественников, полностью заполняли ее, потом забрасывали землей…

– Толку от таких захоронений… – ворчал младший лейтенант, командир взвода, еще не свыкшийся с мыслью, что остался жив (на подобных должностях больше двух боев не живут, а у него уже третий). – Чуть присыплют – и все. Потом стервятники слетятся, разворошат это добро, такая зараза пойдет…

– А это, товарищ Максимов, пусть у польских товарищей голова болит, – ухмылялся замполит Стадников. – Наше дело маленькое – накосить побольше. А потом уж пусть перезахоранивают, сжигают, если есть нужда…

– Зато оперативно стали работать… – пробормотал младший лейтенант, наблюдая, как мужики в окровавленных передниках перетаскивают через траншею последнюю плащ-палатку с мертвым баянистом Рылеевым. – Помните, товарищ старший лейтенант, что под Магнушевым творилось? Неделю тела не увозили – и наших там лежало вдоволь, и фрицев. Местность простреливалась с двух сторон – дурных нема, как говорится. Потом немцев вытеснили, наши пришли. Мама дорогая!.. Жара страшенная – мертвецы безглазые, птицы все лица склевали, повсюду мухи, запах такой, что самому сдохнуть хочется… Наши ворон прогнали, так они расселись на ветках и смотрели, как их пищу собирают. Капитана перевернуть хотели, так у него нога отвалилась…

– Да тьфу на тебя! – рассердился замполит. – Поговорить больше не о чем, Максимов?

– Простите, товарищ старший лейтенант, – сконфузился взводный. – Накатывает иногда, представляешь, что и тебя вот так – волоком, да в подводу…

Наступали сумерки. Через час поле боя очистили, дышать стало легче. Остались бурые пятна – в траве, на листьях кустарника. На западе снова громыхало. На низкой высоте прошло звено советских бомбардировщиков, и через пару минут посыпались гулкие разрывы. Советскую авиацию встречала глубоко эшелонированная система ПВО, в Варшаве и ее окрестностях сконцентрировалось более полутора сотен зенитных орудий. Солдаты навострили уши, слушали…

Ситуация вокруг польской столицы для обеих сторон складывалась патовая. В окрестностях города, разделенного Вислой на две неравные части, скопилось громадное количество живой силы и техники. Левобережный центр пылал – немцы еще не подавили восстание, поднятое Армией Крайовой, уничтожали разрозненные очаги, попутно взрывая дома и ликвидируя мирное население. Все это безумие продолжалось больше месяца. Для советских войск ситуация со сложной скатывалась в критическую. 27 июля наступающие советские войска натолкнулись на оборонительный рубеж 2-й немецкой армии по линии Седльце – Бяла-Подляска. Бои протекали с переменным успехом, оборона держалась. Немецкое командование стянуло к Варшаве пять танковых дивизий, включая дивизии СС, – и нанесли контрудар, заставив 1 августа Красную армию перейти к обороне. 2-я гвардейская танковая армия подвергалась непрерывным атакам. Она уже подходила к варшавской Праге – восточному району города, – но из-за этих непрекращающихся атак была вынуждена отойти. Попытка взять с ходу правобережную часть провалилась. Дивизия «Герман Геринг» и 19-я танковая дивизия атаковали из района Праги. С севера наступала 4-я танковая дивизия, на востоке били в тыл дивизии «Викинг» и «Мертвая голова». И все же на отдельных участках фронта продолжалось наступление. 47-я армия 1-го Белорусского фронта весь август вела бои и кое-где пробилась к Висле. Практической пользы от этого не было, расширить плацдармы не удалось. В районе Прага армия нарвалась на укрепленные позиции и несколько раз пыталась их прорвать – после чего остановилась. Немцы собрали на правом берегу больше тридцати тысяч солдат, еще не растерявших боевой дух. Ими командовал прожженный спец – генерал танковых войск Дитрих фон Заукен. Советские войска несли потери, подкрепления не было, отстали обозы с боеприпасами, продовольствием, ГСМ. Наступление заглохло. Но и у немцев не осталось сил, чтобы оттеснить советские войска от польской столицы. Передовая представляла странное зрелище. Случалось, что соседние улицы были заняты враждующими сторонами, при этом и те, и другие оказывались друг у друга в тылу. Красная армия перенесла активность на юг от Варшавы – билась за плацдармы у Пулавы и Варки. Еще в конце июля войска 1-го Украинского фронта форсировали Вислу в районе Сандомира – почти в 200 километрах к юго-востоку от Варшавы. Такую же переправу осуществили у Пулав, захватив тактические плацдармы. Воодушевленная успехами Красной армии, Вислу пыталась форсировать 1-я Польская армия, но потерпела неудачу. 1 августа через реку в районе Магнушева переправились передовые отряды гвардейской армии Чуйкова – и там закрепились. Варшаву обложили с трех сторон. Но враг был силен, яростно сопротивлялся. В конце июля начальником Генерального штаба сухопутных сил вермахта был назначен генерал-полковник Гудериан и сразу отдал приказ держать до последнего рубеж на реках Висла и Сан. «Иначе докатимся до Одера и Эльбы, а это катастрофа!» – решительно заявил он. Немцы сопротивлялись, бросались в контратаки, благодаря чему им удалось избежать окружения северо-восточнее Варшавы…

Усилилась стрельба на западе. Отбомбившиеся пикирующие бомбардировщики «ПЕ-2» возвращались на дальний аэродром. Их осталось всего четыре (пятый, похоже, сбили). В районе Вислы поднимались густые клубы дыма. Тридцатитысячная группировка отбивала атаки и наносила контрудары. Рота погибшего капитана Милютина продолжала держать пустырь. Из расположения батальона подошли два тяжелых танка – КВ-85 и ИС-1, стали гнездиться, раздавливая траншею, а бойцы посмеивались – мол, пришли два слона в посудную лавку…

В блиндаже Милютина запищала радиостанция, через минуту оттуда выскочил радист, стал семафорить замполиту Стадникову, принявшему командование ротой. Замполит побежал в блиндаж, придерживая стучащий по бедру планшет. Он вернулся через пару минут, сообщил взводным новость: противник в районе парка Вощаны силами артиллерийской батареи и двух танковых рот пытается выдвинуться на восток, чтобы занять улицу Крачковскую, важную артерию в районе. Его слова подтверждали не столь отдаленные разрывы, уханье танковых орудий и черная дымовая туча, ползущая над крышами. От Звановичей до места прорыва – не больше полутора километров. Танки, насилу угнездившись, стали выбираться обратно, доламывая бревенчатый накат, выезжали в поле. Приказ сверху – наладить эффективную круговую оборону вверенного участка, но только силами пехотных подразделений, и при этом выделить два взвода на усиление улицы Выжутинской, выходящей на Крачковскую! Приказы противоречили один другому, но что поделаешь – война. Замполит чертыхался, бегал по окопам, пересчитывая людей. Маловато осталось, чтобы за Родину, да еще и за Сталина! Какого хрена эти немцы не могут успокоиться? Тридцать бойцов под командой младшего лейтенанта Максимова отправились колонной к городским предместьям. Прорыв был крайне нежелателен, он мог расчленить и без того слабую группировку. На «латание заплаты» выступили и другие части, били прямой наводкой полевые орудия, разнося малоэтажные здания и ликвидируя дороги. Через час в районе улиц Выжутинской и Крачковской шел уже полноценный бой с применением всех видов вооружений, кроме авиации.

На параллельной улице Скольня боевые действия не велись, но вся дорога, обставленная домами, затянулась дымом. Скольню контролировала Красная армия. Боеспособные подразделения ушли дворами, остались лишь посты и дозоры. С востока возникла небольшая колонна: зачехленная брезентом полуторка «ГАЗ-АА» и легкий бронетранспортер, облепленный пехотинцами в комбинезонах. На соседней улице все взрывалось, рушилось, а здесь было спокойно, если не замечать плотную дымовую завесу и дрожь земли. Машины объезжали обломки взорванных зданий, вывернутые с корнями деревья. Глухой взрыв в стороне – обвалилась часть стены, кирпичи высыпались на дорогу, и полуторка притормозила, стала сдавать назад. Броневик объехал машину, стал прокладывать дорогу в клубах дыма. Из развалин выбежал красноармеец с повязкой на рукаве, взмахнул рукой, требуя остановиться. Обрисовались несколько касок, стволы ППШ, нацеленные на колонну. Бронетранспортер послушно остановился, за ним и полуторка. С брони спрыгнул лейтенант в комбинезоне, извлек сложенные бумаги, сунул патрульному. Сержант их бегло просмотрел, кивнул. Проверять содержимое полуторки постовые не стали.

– Дальше опасно, товарищ лейтенант… – Сержант втянул голову в плечи, когда просвистела мина и взорвалась в соседнем дворе с оглушительным треском. – Проедете два квартала, там еще наши, дальше будет школа… вернее, то, что от нее осталось, а за школой уже фрицы, у них там баррикада из трамваев и всякого мусора, хрен пройдешь… Зенитку выставили на прямую наводку, лупят по нашим…

– Мы знаем, сержант, спасибо, нас там ждут. – Лейтенант сложил бумаги, сунул в недра комбинезона и побежал к броневику. Его втащили наверх.

Колонна продолжала движение, максимально снизив скорость. Это был не самый респектабельный городской район. Мелкие предприятия, мастерские, бесхитростные дома для представителей рабочего класса. Здания в два-три этажа, многие разрушены, валялись вповалку деревья, столбы электропередачи, разодранные оконные и дверные переплеты. Из завалов торчали человеческие конечности. Не всегда удавалось убирать мертвых. В основном это делали местные жители – родственники, соседи погибших. Люди прятались по подвалам, по редким бомбоубежищам. Самые предусмотрительные заранее покинули город, рассеялись по окрестным лесам и поселкам. Уберечь братьев-славян от обстрелов и бомбежек удавалось не всегда. Впереди надрывался пулемет. Кто и по кому стрелял, непонятно. Впрочем, в данном ареале пока все было мирно. Колонна объезжала горы мусора, обломки мебели. Показалась вытянутая двухэтажная школа, в нескольких местах разбитая снарядами. В стенах зияли проломы, валялись парты, расколовшийся пополам глобус. Вдоль обочин прохаживались советские автоматчики – видимо, бывалые люди, уже не гнулись под минами и снарядами. Колонну ждали – на дорогу выбежал крепко сбитый офицер, укутанный в плащ-палатку, начал показывать знаками, что надо свернуть в переулок. Бронетранспортер с бойцами полковой разведки остался на дороге – лейтенант и его подчиненные задачу сопровождения выполнили. Полуторка въехала в переулок, протиснулась между покореженными стенами и через пару минут оказалась во дворе у скромного на вид костела. Водитель остался в кабине, пассажир спрыгнул на землю. Жилистый сухопарый мужчина лет тридцати пяти, с коротким «ежиком», он носил штатское (как, впрочем, и остальные члены группы) – брюки из грубой материи, сапоги, затертый пиджак, кепка со сдвинутым на лоб козырьком. За спиной болтался вещмешок и немецкий пистолет-пулемет «МР-40», повернутый стволом вниз.

– Здравия желаю! – протянул руку мужчина. – Капитан Ломакин, Алексей Борисович, зафронтовая разведка. Выполняем задание полковника Бурмистрова, разведотдел 47-й армии.

– Здравствуйте, капитан, – пожал руку встречающий офицер. – Майор Проничев, мы в курсе, ждем вас. У вас две группы?

– Так точно, товарищ майор, четверо с капитаном Каляжным, четверо со мной. В группах польские товарищи и наши разведчики, владеющие польским языком. До определенной точки на левом берегу идем вместе, дальше разделяемся – у каждой группы своя задача.

– Да, понятно, – сухо улыбнулся Проничев. – Желаю успеха. К сожалению, дальше – немцы.

– Нас обещали вывести к Висле в районе старой пристани…

– Обещали – значит, выведем, – хмыкнул майор, пожимая руку второму офицеру в штатском – тот спрыгнул с кузова и подошел пружинящей походкой. Он был пониже Ломакина, кряжист, имел открытое добродушное лицо. Впрочем, прохладный огонек в глазах присутствовал, добродушие было всего лишь маскировкой.

– Капитан Каляжный, Михаил, по батюшке Александрович, – представился второй офицер. – Надеюсь, вы знаете, товарищ майор, как нам выйти к Висле?

– Разумеется, товарищи офицеры, – кивнул Проничев, – маршрут обследовали дважды – вчера вечером и сегодня утром. Придется воспользоваться канализационной системой города – она давно не работает. Нам помог польский товарищ из Армии Людовой, до войны он работал инженером по подземным коммуникациям Варшавы и знает эти переходы, как свою расстрелянную жену. Ему можно доверять, человек проверенный, имеет к нацистам собственные счеты. Он ждет нас у колодца. Товарищ выведет вас к старой пристани, после чего вернется. Часть подземного пространства с водопроводом и канализацией немцы приспособили под свои нужды: прокладывают тропинки, чтобы отправлять диверсантов, используют шахты и коллекторы под склады и убежища. Но маршрут, проложенный товарищем Кыштовским, безопасен – это сквозная шахта, которая много лет не использовалась, и немцы про нее не знают. Когда выйдете к набережной, уже стемнеет. На старой пристани есть плавсредства, подберете нужное. Вы окажетесь в глубоком немецком тылу – дотошных проверок не будет. Как у вас с документами и немецким обмундированием?

– Есть два комплекта, товарищ майор, – сообщил Каляжный, – и документы на имя гауптмана Отто Зильберта и майора медицинской службы Генриха Рунге. Я знаю немецкий… – Каляжный со скепсисом глянул на Ломакина и добавил: – В отличие от Алексея Борисовича…

– Это правда, – смутился Ломакин. – Познания в немецком – на уровне средней школы. Так уж сложилось, товарищ майор, бывать в тылу у немцев пока не приходилось. Но остальные члены моей группы немецким языком владеют.

– Тогда вы станете потерявшим голос и оглохшим майором Рунге, – улыбнулся Проничев. – Контузия, проблемы с головой, почему нет? Направляетесь на лечение в тыл.

– Разберемся, товарищ майор, – кивнул Ломакин и посмотрел на трофейные наручные часы: – Через час стемнеет, пора в путь.

– Тогда добро пожаловать в подземное царство, товарищи офицеры…

Пассажиры покидали кузов полуторки, подтягивали брюки и лямки вещмешков, заправляли штанины в сапоги, забрасывали за спины трофейные автоматы. Вместе с офицерами их было десять, в каждой группе – по пять человек. «Сборная солянка» – русские, поляки. Несколько опытных разведчиков, двое бойцов – из Армии Людовой, недавно преобразованной в Войско Польское, местные подпольщики-коммунисты, прекрасно знающие город. Эти люди понимали и по-русски, и по-немецки, их специально отбирали для важной миссии. Инструктаж не занял много времени. За домами неистовствовал пулеметчик (у него определенно сдавали нервы) – это не способствовало беззаботному пребыванию на свежем воздухе. Появился невысокий худой мужчина – упомянутый пан Кыштовский, провел беседу с офицерами, пока остальные курили под развалинами. Группа двинулась в путь под присмотром отделения автоматчиков. Половину квартала задворками – люди перебирались через битые стенные конструкции, развалы мусора. Чугунная крышка колодца в глубине двора почти не выделялась. Трое автоматчиков выдвинулись дальше, залегли за перебитыми яблонями – до противника по прямой рукой подать. Пан Кыштовский ломиком поддел крышку, двое крепких мужиков оттащили ее в сторону.

– Ну, с богом, мужики! – напутствовал майор Проничев. – Не наш, конечно, метод – уповать на то, чего нет, но…

– А что, молитва лишней не будет, товарищ майор, – оскалился Каляжный. – Сами не оплошаем, и боженька не подведет… И вам счастливо оставаться, товарищ майор. Даст бог, еще свидимся…

Пан Кыштовский первым растворился в недрах подземелья. Поскрипывали скобы, вмурованные в кирпичную кладку. Ломакин дождался, пока тот спустится, переглянулся с Каляжным, глубоко вздохнул и скинул ноги в шахту…

Глава вторая

Тьма спустилась на Варшаву, когда сдвинулась крышка колодца, прикрытая жестью для маскировки. Возникла голова, затем плечи и все остальное. Смутный силуэт выскользнул из шахты, пробежал, затаился за бетонной плитой. Показался второй, примкнул к первому. Люди выбирались по одному, рассредоточивались на узком пятачке. С одной стороны возвышался забор, с другой – приземистое портовое сооружение. Невысокие деревья, городьба из плит. К ночи собрались облака, закрыли звезды. Дул ветер, и было слышно, как плещется вода. По макушкам деревьев плясали отблески пожаров. На западе что-то глухо рокотало. На востоке тоже было неспокойно – долетали раскаты, и явно не грома. В окружающем пространстве не было ни людей, ни источников шума. Люди выжидали, прислушивались. Закряхтел Ломакин, присоединяясь к польскому проводнику, который, вытянув шею, проницал пространство. К ним подполз Каляжный, пристроил автомат.

– Все, панове, вы на месте… – зашептал, коверкая русские слова, Кыштовский. – Это старая пристань, ее разбомбили… Немцы в стороне – на Шаволинской, а еще усиленные посты у мостов, но мы от мостов далеко… Здесь могут ходить отдельные патрули, а еще на воде катера – они иногда курсируют в городской черте… Подберете лодку там, внизу… – кивнул он. – Я их приметил еще вчера, есть целые посудины, и весла можно найти… Поймает патруль на воде – говорите, что вы с Засолья, оттуда плывете, вас течением снесло…

– Спасибо, товарищ, – поблагодарил Ломакин. – Ты молодец, дальше мы сами…

– Будьте осторожны, когда станете спускаться, – предупредил Кыштовский. – Тут парапет был, набережная в бетоне… Ваши бомбы бросали, когда немецкие катера стояли, – там все вот так… – широко развел он руками. Затем, пригибаясь, засеменил прочь – он сделал свое дело и мог удалиться.

Офицеры всматривались в темноту. Пройти по подземелью было просто. А вот дальше – уже сложнее.

1 2 3 4 5 >>
На страницу:
1 из 5