Путь Черной молнии 3

– Когда он здесь появится?

– Понадобишься, вызовет.

Дверь камеры с грохотом закрылась. Сергей прошел и сел на откинутые нары. Два деревянных столбика, вместо табуреток, располагались посреди камеры. Стены были покрыты бетонной крошкой, что называется под «шубой». В торцевой стене вмонтировано маленькое зарешеченное окно. В углу, на бетонном постаменте возвышалось что-то похожее на унитаз, с постоянно журчащей водой. В другом углу располагалась эмалированная раковина и тусклый кран из латуни для умывания. Рядом на стене, висел шкаф без дверок, с облупившейся краской, предназначенный для хранения продуктов. Над дверью, в зарешеченной нише, пряталась лампочка, тускло освещавшая камеру круглые сутки. «Ну вот, приехал. Когда-то я работал с заключенными, а теперь сам оказался на их месте. Правда, после побега Сергея мне пришлось "покуковать" два дня на таких вот нарах, но тогда я отвертелся. А теперь, что меня ждет? Видимо, Шаронов больше не предрасположен со мной лояльничать. Неужели его так приперло, что срочно понадобился Ирощенко. Нет, вероятно, здесь дело серьезное, иначе бы он не торопил меня. Ладно, что толку гадать, дождусь прихода Шаронова, все равно он меня отпустит, ведь если я соглашусь ему помочь, из камеры это сделать будет невозможно».

Екатерина и Настя находились в Нахаловке на квартире и с минуту на минуту ожидали прихода Анатолия Брагина.

«Саша с Владимиром, наверное, уже к Рубцовску подъезжают, – размышляла Екатерина, – вечером нужно обязательно созвониться с сыном и сообщить о результате. Господи, Алена опять будет волноваться, не успела к одному месту привыкнуть, как опять уезжать. Хоть бы Сережу отпустили, тогда ничего не придется менять. Наташа наверно получила срочную телеграмму, вечером Сергею передаст. Если мужа до завтра не выпустят, свяжусь с Василием Семеновичем, нужно будет передать ему пакет с документами, но это уже сделает Толя. И будем ждать. Только не ясно чего ждать в первую очередь, либо Сережа выйдет, либо сработает компромат на Шаронова. Как все-таки тяжело, когда кругом неопределенность и на душе неспокойно. Вот, так и раньше бывало с ребятами. Нужно все-таки запастись терпением…»

– Мам, – голос дочери отвлек Екатерину от мыслей, – а в чем могут обвинить отца, он же ничего такого не сделал, за что его арестовал этот бешенный полковник?

– Настя, этот, как ты выразилась, полковник с больной головой просто задержал его по недоразумению, ты же знаешь, когда арестовывают, предъявляют обвинение или, по крайней мере, говорят, в чем подозревают задержанного.

– Да, я знаю об этом, потому и спросила. Должна же быть хоть какая-то причина для задержания. Знаешь, что меня беспокоит, ведь он раньше работал в системе и тем более был адвокатом и вдруг его забрали. Мама, может, тебе стоит объяснить мне кое-какие вещи, а то ведь как-то не честно получается с вашей стороны. В чем-то незначительном вы мне доверяете, а когда дело касается серьезного, ты всегда мне говоришь, не переживай, все обойдется, все будет хорошо.

– Ты мне о сегодняшнем случае говоришь или тебя еще что-то беспокоит?

– Мам, скажи, почему Волков должен бояться кого-то из своих бывших дружков, он, правда, раньше состоял в банде?

– Дочка, почему ты так решила?

– Но ведь два парня действительно поджидали его у входа, а Саша попросил меня увести Волкова через черный вход. Зачем все это? Помнишь, вчера за столом, дядя Володя обещал рассказать мне о какой-то тюремной битве.

Екатерина вздохнула тяжело и приобняв Настю за плечи согласилась кое-что рассказать.

– Хорошо, Настя, давай поговорим, но только прошу тебя, никому из знакомых об этом не рассказывать. Эта история давняя и коснулась она многих, в том числе и всех твоих близких. Помнишь, тебе рассказывали, как наш дедушка с Сашей встретились случайно в тайге с группой заключенных, бежавших из-под стражи. С тех пор и тянутся все эти события. Главарь бандитов Аркан продыху не давал Саше, в том числе и нам, пока наши парни не взялись за него основательно.

– Я тогда и не предполагала, что дядя Валера и есть Аркан, если бы дядя Сережа Крутов не привел меня в этот дом, век бы не знала этого бандита. А дядя Володя от него нашего Сашку защищал?

– Да, Настя, Владимир не раз спасал Сашеньку от гибели, да и сын оказался ему полезным. Они тогда очень сдружились. А что может быть превыше настоящей дружбы, столько лет прошло, а они остались верными друзьями. Нам тогда всем пришлось объединиться, мы старались творить справедливые дела: дедушка охранял лес от браконьеров, твой отец, брат Саша, и Толя и с дядей Сережей до сих пор разыскивают опасных преступников. Ведь ты сама помнишь, как оказалась в нашей семье, разве мы могли бросить тебя в беде. Поверь, Настенька, ты нам пришлась по душе, и нам было не все равно, что с тобой случилось в жизни.

– Мам, я все понимаю, и очень благодарна вам с отцом за все, что вы для меня сделали. Я плохо помню свою мать, иногда, кажется, а была ли она вообще, ведь я тогда была еще ребенком. Почему-то плохое больше вспоминается, чем хорошее. Правда Марию Михайловну и подруг своих по интернату, вспоминаю добрым словом.

– К сожалению, дочка, плохое очень сильно врезается в нашу память, ведь в такие моменты мы испытали либо страх, либо сильное волнение и это запомнилось на всю жизнь. Но и счастливые моменты всплывают в памяти, и от этого у нас появляется хорошее настроение. А о чем ты вспоминаешь с улыбкой?

В разговоре с дочерью Екатерина немного отвлеклась от тревожного события и заулыбалась.

– Конечно о тайге, когда мы к деду в гости приезжаем. Я чувствую себя в лесу, как в своей стихии. Это так здорово, ходить по старому кедровому бору, по берегу озера, речки. А наш утес… Мам, а ты в курсе, что наши называют его «Черной молнией».

Екатерина утвердительно кивнула.

– Знаешь. А почему так называют? Расскажи, мам.

– Очень скоро ты об этом узнаешь.

– Это что, опять тайна?

– Можно и так сказать.

– Мам, неужели ты не расскажешь об этом. Ну, прошу тебя, пожалуйста, расскажи. Я никому… – Настя припечатала указательный палец к своим губам.

– Ну, хорошо. Только помни, о чем я тебя просила, помалкивай. Еще давно, когда я была совсем-совсем маленькой, а наш дедушка был молодой, в наших краях жили люди в селах, в деревнях, на заимках. Перед самой войной, для нашего народа наступило лихое время, беда пришла к людям. Государство начало арестовывать людей.

– Я помню, дедушка об этом рассказывал.

– Так вот, в нашем крае люди стали объединяться в небольшие группы, и придерживаться своих убеждений, отличимых от взглядов советской власти. Им не нравилась такая политика, которая шла в разрез с основами государственного строя. В тридцать седьмом году многих таких недовольных и лояльных, кстати, тоже, органы НКВД арестовывали и отправляли в лагеря, но это были счастливчики, некоторых из арестованных расстреливали, объявив «врагами народа». Одна такая организация «Черная молния» просуществовала дольше всех, она состояла из военных людей, боровшихся за справедливость в нашем крае. Поначалу такое название пугало многих людей и леденило душу, но со временем таежные жители узнали истинное предназначение этой организации: они наказывали только тех, кто несправедливо относился к людям. Если это был представитель власти – милиционер, нагло обиравший крестьян, на его преступления собирались доказательства. Иногда это помогало и нечистого на руку проходимца, сажали в тюрьму. Но были другие начальники, которым советские законы были безразличны, они сами вершили жестокий суд, приговаривая людей к смерти. Вот таких «Черная молния» приговаривала к высшей мере. А потому как организация состояла из бывших офицеров, они прославились храбростью и справедливостью. Это были умные и отчаянные люди. Власти долго не могли раскрыть «Черную молнию». А базировались они как раз недалеко от дедовской заимки, и кто-то в их честь назвал утес на реке «Черной молнией».

– Что с ними случилось, их нашли?

– Говорили разное: будто организацию раскрыли и офицеров арестовали, а другие судачили, мол, они избежали ареста и разъехались кто куда. Даже ходил слух, что высокие начальники направили их в Москву, а впоследствии создали особую группу, которая занималась раскрытием преступлений среди государственных чиновников.

– Вот это да! – с восхищением произнесла Настя, – какие смелые и бесстрашные люди. Вот бы в наше время появилась такая же организация. Было бы здорово, правда, мам.

– Думаю, дочка, они все же существуют. Понимаешь, если люди, которые пробравшись в государственные органы, преступают закон, все равно справедливое возмездие настигнет их неминуемо. Это мы – нормальные люди так себе понимаем. Но власть сама себя за воровство по руке не ударит, потому кто-то должен с ней бороться, а иначе коррупционеры задушат народ поборами и, воруя казенные средства, пустят страну «по миру». Вот это мы сейчас и наблюдаем: что-то страшное, злое происходит в нашем обществе. Кто-то злонамеренно толкает нас в пропасть. Ты же видишь, как опустели прилавки в магазинах. Люди совсем отчаялись, особенно старики, вроде и деньги есть, а купить на них нечего. Если что-то выбросят, сразу же очереди километровые выстраиваются. На заводах и фабриках зарплаты задерживают. Кооперативные магазины многократно завысили цены на продукты. Но главное не только в этом, Настенька, беспокойно то, что наша власть от народа многое скрывает.

– Что именно?

– Правду, которая начала бродить среди простого народа. Государство грабило людей, убивало, доводило их до нищеты и, прикрываясь лозунгами, творило бесчинство. Люди многое пережили, не забыли предвоенные годы, а мне ведь тоже пришлось в те годы пройти через несчастье.

Екатерина посмотрела в изумленные глаза дочери и решилась рассказать ей свою историю, которой, когда то поделилась с сыном, как в хрущевские времена ей пришлось по сфальсифицированному делу отбыть наказание в лагере. Также рассказала, как в тюремной больнице появился на свет Саша. Закончив рассказ, Екатерина увидела, как сильно разволновалась Настя.

– Мама, ну, почему ты раньше не рассказала мне?

– Нелегко в этом признаться, дочка, будь я действительно виновна, я бы ни за что не поведала об этой истории, ни Саше, ни тебе.

– А судимость, так и осталась?

– Нет, слава Богу, судимость сняли после пересмотра дела по решению суда, а не за давностью лет.

– Ты озлобилась?

– Нет, Настенька, обидно, конечно, было, но я не ожесточилась. Над нами всегда существует божья справедливость, если люди не признают своих ошибок, Бог все видит и ему решать, кто из нас виноват, а кто нет.

Дочь, тронутая признанием матери, прижалась к ней и крепко обняла. Екатерина вспомнила, как много лет назад, вот также, сидя с сыном на ступеньке крыльца, рассказывала ему эту историю. И он, выслушав тогда, признался, что сильно ее любит.

– Настенька, я очень тебя люблю.

– И я тебя, мама.

В прихожей резко прозвучал звонок. Мать с дочерью подскочили с дивана и поспешили к двери, надеясь увидеть дорого и любимого Сергея, но встретили на пороге Анатолия.

– Не было Сережи? – спросил он первым делом.

– Нет еще.

– Где Саша, его предупредили?

– Они с Волковым уехали в Рубцовск, вечером созвонимся.