Грани

За кустами раздался глухой звук, словно кто-то встряхнул покрывало, резко, коротко, почти с хлопком. Этот звук еще не успел пробраться сквозь заросли в сад к Ильичу, как его догнала вспышка света пронзившая полумрак.

Ильич словно сквозь кирпичную стену прошел сквозь кусты, и уже с той стороны посыпались отборные маты и брань.

– Мишка, стервец! Поднимай баб, пожар! Стой, сам не суйся! Назад!

Парень подскочил на месте, потом ринулся к кустам, развернулся по команде деда и рванул к калитке во двор.

– Заводи драндулет свой и дуй за медичкой, пулей!

– Деда, зачем медичка!?

– Да езжай же, сукин сын, меньше разговоров!

Голос Ильича был совсем необычный, какой-то гнев и испуг, озлобленность, а в голове у Мишки звенело от этого крика, мокрые от росы ботинки соскальзывали с ножек мотоцикла, лысая резина выкидывала куски травы и грязи, проворачивалась и выпускала легкие клубы пара.

До дома фельдшера Антонины было всего метров пятьсот через овраг, если верхом по дороге, то все три километра. Мишка накрутил ручку и мотоцикл взревел и с кручи косогора устремился вниз, подскакивая и разнося свежие кротовые кучки.

Сонная девушка лет двадцати пяти вышла во двор на стук в халате, запахивая его на ходу.

– Чего барабанишь? Да заглуши ты свой драндулет!

– Там это, – Мишка запнулся, увидев как грудь Антонины вывалилась из разреза халата, пока та, наклонившись в полутьме пыталась завязать пояс, – Там пожар, Ильич срочно просил привезти!

– У кого пожар, что горит? – тон девушки сменился, она развернулась к крыльцу, и уже через мгновение в ее руке была огромная темная потертая кожаная сумка, домашние тапочка неуклюже разлетелись по сторонам, правая нога слету зашла в кеды, левая смяла задник, Тоня наклонилась его заправить, а Мишка снова стоял и глазел, как утренний ветерок трепал ее волосы и полы белого врачебного халата, который явно уже был маловат, – Да хорош пялиться! Едем же, не дорос еще!

Через мгновенье между Мишкой и Антониной был зажат старинный саквояж с лекарским скарбом, девушка вцепилась в куртку так, что ворот немного душил.

– Стой, куда!? Дави по косогору! – Тоня толкала Мишку в бок, торопя, указывая на короткую дорогу.

Мотоцикл снова завыл зверем, парень вжал голову в плечи и свежий поток ветра, местами вперемешку с горячим, в ямках, хлынул в лицо. Фельдшер прижалась сильнее, что-то в сумке срослось с позвоночником, а сильные девичьи бедра обхватили его сзади, от чего Мишка ощутил что-то необычное, получив прилив терпения, забыв о дикой боли в спине.

Едва сдерживая мотоцикл на стерне, они заехали с поля прямо к сараю, там уже горел свет, пожара не было, следов его тоже, вопили тетки, Ильич ходил суровый и растерянный.

– Мишка! – дед окликнул его, как только заглох мотор, – Сюда иди!

Медичка побежала к Ильичу, чуть опережая парня, у деда по рукам были кровавые полосы, такие же на подкопченном лице, немного порвана рубаха.

– Деда, что тут?

– Со мной стой! – грубо скомандовал дед.

– Алексей Ильич, – начала тоненьким голосом Тоня, – Что случилось? Где пожар?

– Там… был, – дед кивнул в сторону сарая, на кучу чего-то темного, метрах в десяти сзади, – Затушил, но поздно.

Мишка и Антонина смотрели друг на друга не понимая слов Ильича.

– Иди сама глянь, не напугаешься? – дед махнул назад рукой и тут же дернул Мишку за рукав, – А ты куда прешь?

Антонина подошла к темному пятну у сарая, накрытому какой-то тряпкой, ее обступили соседи, тряпка сползла в сторону. В выжженном круге стерни лежал человек, черный, обуглившийся, скрюченное тело, сжатое словно от холода. Тоня прикрыла рукой рот и нос и посмотрела в сторону Ильича и Мишки, который заглядывая через широкую спину деда пытался понять, кто там лежал.

– Да не глазей, спать потом не будешь, – дернул его Ильич.

– Де…это Саня что ль?

– Саня…выходит слышал он нас, вон какой полигон выпалил, залил бензином, себя облил, в середину встал и зажегся. Я к нему пока через кусты рванул, пламя выше сарая дало, а он даже не крикнул, кряхтел только, а там и посудина рядом с ним схватилась и шарахнула, я к нему, а он стервец уже упал – дед закачал головой, по щеке, сквозь царапины и бороду заблестела сырая полоска.

За спиной у сарая снова запричитали тетки.

– А баба Маша где? – спросил Мишка.

– Увели, сердце схватило, Тоню отведите к ней, ее уколоть надо.

– Де, зачем он? – парень стоял с потерянным видом и ждал ответа от Ильича.

– Кто ж теперь узнает? Мишка, уводи свою железяку с глаз долой, ступай домой, да бабке не говори, а то Тонька ко всем с уколами не поспеет.

– Не хватит на всех, – вставила Антонина, – Домой меня потом свезешь, или спать завалишься?

– Я привез, я увезу, – Мишка гордо поправил куртку и важно столкнул мотоцикл с подножки, – Где подождать?

– Я теть Маше сейчас укол поставлю, и поедем.

Ильич стоял чуть в стороне, тер в руках какой-то листок, сорванный с дерева, взгляд его был рассеянный, куда смотрит не понять.

– Де, ты че? – Мишка потянул деда за грязный и изодранный рукав рубашки.

Алексей Ильич развернул руку, за рукав на которой дергал парень, подхватил его за запястье и подтянул к себе, вжал его лицо себе в бок и разлохматил волосы на голове.

– Я пошла, – Антонина перевесилась под тяжестью своего чемодана, зашагала по дорожке через сад, через пару шагов снова обернулась, сделала строгое лицо, – Жди на выгоне, я не долго.

Мишка едва смог оторвать голову из объятий деда, кивнул в ответ девушке и снова под силой руки утонул в рубахе лицом.

– Эх, Мишаня, какую Саня дурь сотворил!

– Понимаю… – Мишка едва освободившись от захвата ответил Ильичу, – Но почему, зачем?

– Ну уже точного ответа не сыскать, обидно, что сплетни поползут, а они всегда грязные и с душком.

– Де, ты чет совсем погас.

– Не, я еще не остыл от того пожара. Ты нос то не сильно задирай, – Ильич слегка потрепал парня по щеке, – Свезешь медичку и домой дуй, отоспаться надо, после обеда жду тебя, Сане гроб справлять начнем.

Калитка с зелеными и синими вензелями открылась, скрипнула, лязгнула задвижка и в проем вылез громоздкий Тонин чемодан, потом протиснулась она сама, прижимаемая силой дверной пружины. Девушка с мрачным лицом в серо-розовых закатных тонах подошла к мотоциклу, молча взгромоздила чемодан на сиденье, неуклюже вскарабкалась сама.

– Едем.

После этого слова в голове был только шум, монотонный рокот мотора и легкий шелест ветра. Дорога уже была хорошо видна, мелькали ветки и кусты, тяжелая роса и мокрая пыль, которая смешивалась с ароматами травы и особенно полыни, но как только Мишка увлекался этими запахами, в нос резко ударял запах бензина, гарь и сладковатый запах сгоревшей плоти.