Она шевельнулась и сделала вид, что хочет подняться навстречу гостям, но кузнец поспешил к ней и, присев рядом, чмокнул в щечку.
– Здравствуй, почтенная Мариула, – сказал он. – Гляжу, ты не хвораешь.
– Милости прошу к столу, люди добрые, – тягуче пропела старуха неожиданно молодым, крепким голосом. – Слава Господу нашему Иисусу Христу, на здоровье покуда не жалуюсь. – И спросила с легкой обидой: – Что ж это тебя давненько не было видно, Архипушка? Совсем позабыл меня?
Не ожидая ответа, прищурившись, Мариула посмотрела на Луку и Лялю.
– Проходите, дорогие, садитесь.
Парень с девушкой пробежали по мягким коврикам к старухе и протянули руки. Она коснулась их кончиками сухих пальцев.
– Это сын Авдея Барсукова и Ляля, цыганка, – представил их кузнец.
– Ведаю о том, – тихо сказала Мариула и улыбнулась молодым. – Я все о вас знаю.
Гости расселись вокруг стола, и старуха сложила перед собой руки:
– Пусть пошлет вам Господь богатство и долгую жизнь.
Мариула налила в пиалы крепкого чаю и вздохнула:
– Э-хе-хе… Какой чай! Душистый, с травами. Такого, как у меня, нигде не сыщешь.
Ведунья предложила отведать яств с подносов, расставленных на столе. Она осторожно пила ароматный чай и вдруг сказала:
– Какая ты, Ляля, ладная и пригожая! Да где же тебя Лука такую сыскал?
В ответ смущенная девушка прижалась к юноше, но ничего не сказала.
– Из табора она сбегла, – проглотив кусочек пирога, уточнил Лука.
– Что ж, пущай покуда у меня поживет. Чую я, что придут ужо за ней.
Лука во все глаза смотрел на старуху. А та молча пила чай, ожидая, когда гости перейдут к волнующей их теме разговора.
– Чую я, вокруг какое-то беспокойство назревает, – сказал наконец кузнец Архип, обращаясь к старухе. – Казаки недовольны…
– Чем же? – спросила Мариула.
– Бес их знает, – пожал плечами Архип. – Слыхал только, что волюшку казачью поубавить хотят.
– Хотят – знать, поубавят, – вздохнула старуха. – У них власть и сила.
– Так амператрица что обещала? – нахмурился кузнец.
– Она и передумать могла. – Мариула вновь наполнила пиалы и взяла из вазочки кусочек сахара: – Ну да будя. О том опосля говорить станем. Много будем о том говорить! Сейчас надо бы о девушке подумать. О судьбинушке ее незавидной.
– О чем это вы? – уставился на старуху Лука.
– Она знает, – неопределенно ответила Мариула, выразительно посмотрев на притихшую Лялю.
– Что она знает? – не поняв, переспросил юноша.
– А ты у нее самой спроси, – улыбнулась ведунья. – Ляля все о судьбе своей и твоей ведает.
Заметив, что девушка замкнулась и не желает ничего говорить, Мариула сменила тему:
– Надо бы десять раз отмерить, один раз отрезать, – осторожно продолжила она. – Теперь казаки не те, что раньше, при атамане Арапове! Упал дух боевой-то. Да и кочевники, к счастью, нынче мало докучают.
– Да я хоть сейчас в бой, – вскочил возмущенный словами Мариулы Лука. – Да я…
– Не те сейчас казаки, и атаман не тот, – словно не слыша юношу, продолжила старуха. – Атаман Арапов что орел был, а нынешний…
В комнате стало тихо. Но пауза длилась недолго.
– Ступайте себе, казаки, по избам, – сказала строго Мариула. – Уже скоро вам предстоит показать свою доблесть и выбрать сторону добра или зла. Господь призовет к подвигу во имя достижения великой цели. Тогда вы и узнаете, с кем правда, а с кем кривда.
– Айда, Лука, – кузнец встал из-за стола и пошагал к выходу.
– А?.. – юноша посмотрел на притихшую Лялю, затем перевел взгляд на Мариулу.
Она улыбнулась:
– Ступай, ступай себе, голубь. Ты ей уже помочь ничем не сможешь.
Как только внук закрыл дверь за вышедшими казаками, старуха посмотрела на Лялю:
– Ну? Судьбу свою знашь, дочка? Али подсказать что?
– Я все знаю, – всхлипнула Ляля, и в ее красивых глазах заблестели слезы.
– Вот и смирись с нею. – Мариула встала и провела ладошкой по голове девушки. – Судьбу не обманешь и ее не изменишь, ибо спустилась она с небес от самого Господа!
– А может… – Не закончив фразу, Ляля зарыдала и, схватив руку старухи, прижала ее к своему лицу.
– Сама ведаешь, что нельзя, – вздохнула Мариула. – А теперь айда почивать. Уже завтра от цыган твоих отбиваться придется.
5
Промозглым весенним днем одинокий путник, прихрамывая, брел по размокшей от обильных дождей дороге. Настроение у него было под стать погоде. Из-за пригорка навстречу ему выехал отряд улан. Заметив всадников, мужчина сошел с дороги и исчез за стволами берез, обильно росших вдоль обочины.
Возглавлявший отряд офицер решил, что это, скорее всего, солдат, оставивший поле боя и пробирающийся в глубь страны. Офицер оглянулся – не сильно ли отстали его подчиненные, потом поскакал по дороге и вскоре настиг путника. Это был человек еще молодой, крепкого телосложения, в перепачканной грязью военной форме. На голове вместо шапки повязана тряпка, на ногах – расползающиеся от избытка влаги сапоги, какие тогда носили солдаты русской армии. Черты его лица были не распознаваемы из-за пышных усов и грязной бороды; глаза черные и живые. В руках он держал увесистую дубину. Когда офицер остановил рядом с ним коня, мужчина спокойно оперся на дубину.
– Кто таков? – спросил улан, положив руку на эфес сабли.
– Ваше благородие, видимо, ослепло, ежели не видит перед собой человека, – дерзко и хладнокровно ответил путник.
– Ты что, охренел, скотина? – грозно крикнул офицер. – Почему ты свернул с дороги?