Халявные баксы

«Какими фантазиями?» – интересно было услышать, подтвердит ли приятель предполагаемый мною ход его мыслей. Подтвердил на сто процентов:

«А то, что начальника артели чуть ли не мафиозником считаешь! Всех он, видите ли, «кинуть» собрался!» – уже угадал я на первые пятьдесят. Но Владимир на этом не остановился: «Не слышал, как Федор сказал, что у них все тип-топ и с техникой, и с запчастями, и с дисциплиной даже? А спецы какие? Да при всем этом в хороших бабках и сомневаться нельзя!» Здесь он в сердцах бросил под ноги только что прикуренную вторую сигарету, и дал мне совет: «Выбрось из головы фантазии насчет второго экскаватора. Пусть им занимаются те, кому положено».

Я с грустью вздохнул: в очередной раз показал Владимир, как легко его переубедить, заставить изменить мнение. Ну нет у него твердости, «упертости», как у меня или у Доки, с кем уже не раз с мнением своим оказывались в одиночестве, но никогда так вот, как Владимир, его не меняли. Приходилось спорить, ругаться, выслушивать в свой адрес нелицеприятные характеристики, но в итоге в одном очень важном деле, когда по воле обстоятельств пришлось поучаствовать в расследовании убийства, случившегося в нашей родной партии, оказались мы правы. За что нас, конечно, похвалили, но почему то быстро обо всем забыли.

Владимиру высказанного показалось маловато, и он продолжил подтверждать легкость, с какой кардинально меняется его оценка важных событий:

«И механик погиб случайно, без криминала. Сам слышал – один пошел, один и в карьер загремел. И нечего нам в то дело лезть!» – на оставшиеся пятьдесят процентов подтвердил, что в ходе его мыслей я не ошибся даже на малость.

Из тенечка молча пошагали к зубилам и кайлам. Откровения приятеля меня и не огорчили, и не удивили. Уверен, что новое мнение насчет второго экскаватора и гибели механика, которое он один раз уже успел изменить самостоятельно, немного оглядевшись и подумав в первые дни работы, поменяет еще не раз, развернув на сто восемьдесят градусов. И он тут же подтвердил, что говорить мне одно говорил, но и сомнения все же оставались:

« Непонятно только, зачем Николай Игнатович возле себя трех бандитов держит», – уважительно назвал начальника по имени-отчеству, все же факт подозрительной близости разных по социальному статусу людей отметив. Но и ему постарался найти объяснение, – «Может, они у него как охрана? Вокруг беспредел сплошной и рекет, вот и приходится возле себя держать мордоворотов!»

Для меня Владимир был ценным помощником в том, что касалось его способностей поговорить с любым человеком по душам, выпытать все нужное в легкой беседе вроде как по пустякам, когда при необходимости можно и преувеличить, может и соврать для пользы дела. У меня так не получалось, не мог я ни соврать, ни преувеличить – таким родился. И иногда в очень ответственные моменты, на сложные вопросы язык не поворачивался ответить, потому что правдой было нельзя, а вранье не получалось. Вот и рассчитывал на Владимира, у кого отсутствовали подобные причуды, а потому возникшие у него сомнения насчет непонятной близости начальника и трех подозрительно похожих на бандитов мужиков постарался только укрепить:

«По- твоему, бесценный Николай Игнатович старателей боится, раз охрану завел прямо в лагере! А я не заметил, что мордовороты его в поездках сопровождают, ни в город, ни еще куда, где действительно беспредел и рекет! И механик, на которого – прекрасно знаешь – любимый твой начальник «бандюков» натравливал, то-есть защитников и охранников, погиб не где-то там, в беспределе, а здесь, у нас, и смерть принял такую, что я лично считать ее несчастным случаем не могу, душа противится!»

Владимир засопел, начал перебирать рабочий инструмент – сделал вид, что занялся делом и смотреть на меня необязательно. Но слова мои до него дошли, потому что, потянув время в сложной подготовке к работе кувалдой, все же со мной согласился:

«Да, в дружбе бандитов и начальника не все чисто», – признал этот очевидный факт, озабоченно вздохнул и меня порадовал, – «ладно, буду вам помогать, пинкертоны хреновы. Хотя и побаиваюсь, что ничего хорошего не получится, а вот из артели нас вышвырнут запросто!»

Уже хорошо – очевидный и очередной разворот в мозгах товарища на сто восемьдесят градусов определенно начался.

Часть одиннадцатая

После работы Владимир уткнулся в книжку, которую его жена без подсказки догадалась привезти, а я отправился прогуляться вокруг лагеря, спокойно подумать, не лицезрея лишних физиономий. Очень удивило меня, что с главным бандитом «Милочкой» мы поступили не по джентельменски – фингал на глаз повесили, руку травмировали, а его бос, то-есть начальник артели, вроде и не отреагировал. Вернее отреагировал, но по словам геолога Сергея, с некой похвалой в наш адрес. С чего бы такое?

Подумав, пришел к выводам в двух вариантах. По первому – начальник не очень ценит «защитников» и ему плевать на разборки, лично его не затрагивающие. Подумаешь, женщину не поделили. Насторожить его в данном случае могло одно: в лагере появилась новая сила (это я, Владимир, Дока), связываться с которой «Милочка» и его приспешники не решались. И что с этой силой делать, он пока не определился. По второму варианту – начальник и сам побаивается своих «защитничков» и даже рад, что кое-кто им не по зубам. То-есть, есть некий противовес, которым при необходимости он может воспользоваться. Каким образом – можно только гадать. Но раз никаких замечаний по поводу недавней разборки не было, то компромат на нас его пока не интересует.

Второй вариант меня настораживал, потому что возникал вопрос: а как «Милочка» на него отреагирует? Не такой это простак, что бы ни сделать выводов из опасной для него ситуации и правильно на нее не отреагировать.

Пришлось почесать затылок. Если, как я считаю, «Милочка» не знаю каким образом причастен к смерти механика – по наводке ли начальника, или по собственной инициативе, – то не решится ли он отправить на тот свет без чьей-либо подсказка кого-то из нас? Организовать очередной несчастный случай?

Представив, как отреагирует Владимир на подобные «крамольные» мысли, и сомневаясь, что в его голове не начнется очередной раздрай, разворот на сто восемьдесят градусов непонятно в какую сторону, я решил разговор в его присутствии на ответственную тему не заводить. Только предварительно договорившись с Докой, вдвоем могли мы в очередной раз переубедить упрямца, заставить все же помогать нам, даже если на то у него исчезло желание.

Пока рассуждал о превратностях жизни, ноги вынесли меня из сопок к карьеру, к маленькой железной пирамидке с крестом на вершине, отмечающей место, откуда упал вниз и разбился насмерть бывший механик. Появилась возможность это место осмотреть еще раз, вдруг что-то в свое время упустил из внимания. А что искать именно – я уже знал.

Опустился на четвереньки, и начал внимательно осматривать кусты баялыча. Представлялось мне, что если механик шарашился здесь ночью проверяя петли, то кроме как к кусту, прикрепить их было не к чему.

Искал недолго – куст с содранной возле земли корой нашелся в идеальном для петли месте, а характер повреждения говорил, что это след от проволоки, замотанной вокруг ветки. Находка говорила, что механик действительно мог сюда придти, но понять почему ночью, и почему загремел в карьер – не получалось. До него от петли я насчитал не меньше пяти метров.

Ветки куста тоже осмотрел внимательно и нашел на них несколько заячьих шерстинок. Сидел, сидел в петле зайчик, раз оставил их, пока рвался с испугу. Только куда вот делся вместе с петлей, если место это утром тщательно менты осматривали, и никакого зайца и проволоки не нашли?

Интересно, кто же в ту ночь здесь побывал кроме механика, кто унес поймавшуюся животину и орудие лова? Не могли они испариться без посторонней помощи!

Как любой ненормальный на моем месте, я посчитал, что кто-то сознательно завлек сюда механика, а потом столкнул или сбросил с края карьера вниз, после чего подчистил место преступления – избавился от возможных улик в виде окурков, следов обуви, а может и крови, заодно от зайца и проволочной петли. И этого человека я должен вычислить! Конечно, с помощью друзей-приятелей.

Постой, постой, – остановил себя вовремя. А если петлю убрали сто лет назад? Ну стояла, стояла, один заяц в нее попал, а других здесь не водится. Вот и сняли, перенесли в другое место. Тоже вариант. Но это если никто не готовил в лагере жаркое из зайца и не просил об этом поварих на следующий день или два после смерти механика. Не верилось, что убийца, если он был, попавшегося в петлю зайца выбросил. Ну не должно добро пропадать в наше дефицитное по части мяса время !

В домик вернулся в сумерках, так и не увидев вблизи лагеря никакой живности. И приятно удивился: на столе принесенный из столовой ужин на троих, а друзья-приятели, снедаемые голодом, терпеливо меня дожидаются.

«Где тебя черт носит!» – продемонстрировал возмущение Владимир, никогда не понимавший кайфа от общения с природой в нерабочее время, – «Я на еду смотреть не могу, боюсь слюной подавиться! В желудке спазмы!»

Дока же расцвел в улыбке и с нескрываемым интересом кивнул в мою сторону головой, заменив этим жестом очевидный вопрос: где был и что видел. Я крутнул рукой, показав что шарашился вокруг лагеря, и помотал головой из стороны в сторону, что означало: ничего не видел. Дока вздохнул – понял меня отлично и сожалеет, что не встретил никакой животины. Владимира наши жесты только раззадорили:

«Хватит кривляться!» – отреагировал на манипуляции, – «Давайте за стол, не то я один все слопаю!»

Вернуться из партии пустым Дока конечно не мог. Да и настроение у него было отличное – дефицитную запчасть по большому блату достал. А потому к ужину материализовал бутылку (огнетушитель) бормотухи, при полном отсутствии в артели спиртного показавшейся нам чуть ли не эликсиром жизни, и спровоцировавшим на приятные разговоры. О крамольных мыслях насчет непонятных взаимоотношений начальника артели с некоторыми из его подчиненных, я и заикнуться не посмел.

Часть двенадцатая

А через несколько дней в лагере воцарило общее возбуждение. Деньги выдавали, очередной для старателей и первый для нашей компании аванс. Приятно удивились – полученные суммы намного превышали партийские авансики из прошлой жизни, и если столько же денежек переходило на окончательный расчет по завершению сезона – можно дальше работать и радоваться жизни. Не успела наша троица отойти от балка начальника, где каждому вручали по конверту, как Владимир с ехидством меня поддел:

«Начальничек-то наш, не «кинул» никого! Денежки вручил культурненько, в конвертиках!» – похвалил Николая Игнатьевича, – «Заработать дает, без всяких вторых экскаваторов!» – намекнул на ущербность моих суждений на тему что надо и что не надо для нормальной работы артели.

Дока хмыкнул, не разделив эйфории приятеля, но высказаться воздержался. Мое же молчание Владимир мог оценить неправильно, пришлось напомнить:

«Рудишку пока и одним экскаватором отгружать успевают, потому и деньги нормальные имеем. Но это ненадолго – придет время сопочку убирать, чтобы карьер расширить. Вот тогда и запоем, с одним экскаватором, а об авансиках, как сейчас, всем только мечтать придется!»

Владимир махнул рукой – горбатого, мол, могила исправит, но в дискуссию не вступил, оставив меня в неопределенности: как у него в головке, как оценивает ситуацию в артели после убедительного факта получения столь значимого аванса.

Раздачей денег праздник только начался. Было объявлено, что после работы, перед ужином на каждых двух человек положено по бутылке водки – иногда и роботам, коими по сути дела все в артели являлись, разрешалось расслабиться. Несчастные двести пятьдесят грамм, при хорошем ужине, здоровому мужику что слону дробинка, а запомнятся надолго – вон как о них заботятся!

Свою долю, две бутылки (четвертой в нашу компанию вошла Варя), забрали в домик, вместе с положенной закуской, и поджидали единственную женщину, занятую в столовой.

Она задерживалась, а из вагончика доносился громкий смех, обрывки оживленных разговоров, потом началась музыка. Танцы мужики устроили, не иначе – вот что сухой закон делает! Выпил-то каждый всего-ничего, а веселья уже на целую бочку, почище чем у нас в партии, где спиртного на сборищах море разливанное!

Наконец запыхавшаяся, улыбающаяся Варя заскочила к нам в домик.

«Еле вырвалась!» – оправдала задержку, – «Мужики совсем абалдели, на танцы в очередь выстраивались!»

Я покачал головой, сочувствуя женщине, на которую обрушилось слишком много мужского внимания; Владимир был другого мнения:

«Радоваться должна, таким успехом у кавалеров пользуешься! Еще и пожалеешь, что к нам сбежала – от этих интеллигентов», – покосился на меня как на больного головкой, – «кроме ля-ля заумного, ничего не дождешься!»

«Ничего, Варюха,» – «успокоил» женщину Дока, – « если эти козлы (я и Владимир) в ладошки похлопают, я с тобой любой танец сбацаю!» И начал галантно усаживать даму на оставленное для нее место за столом.

До танцев дело не дошло, но наговорились, насмеялись от души. Из трех мужиков, в состоянии «под легким шофе», анекдоты, смешные истории, чистая правда, полуправда и откровенное вранье вырывались легко и без всякого порядка, часто мешая друг другу. Варя только успевала хлопать глазами и насмеялась до слез. Птички же наши из гнезда с изумлением взирали на торжество, не решаясь попискивать.

Но и веселью приходит конец. В вагончике столовой погас свет – народ разошелся по домикам, и только из некоторых доносились приглушенный смех и разговор самых неугомонных. Лагерь быстро и без инцидентов отходил ко сну.

В незаметно притихшей нашей кампании дело дошло до завершающего чаепития. Дока занялся кипятком, заваркой, чашками, Владимир убирал лишнее со стола. Я же решился провентилировать не оставляющий меня в покое вопрос:

«Варя, кроме нас тебя не просил приготовить зайца еще кто-то?»

« И не раз,» – улыбнулась Варюха, – «мужики если и умеют, так чай заварить, на большее не хватает!»

«Не помнишь, кто к тебе с такими просьбами подходил?»