На дорогах четырех королевств. Том 2

Места эти носили имя Чигирь. Так сказал Пенча Чернота, а он оказался единственным, кто смог определить, куда их унесло. Река быстро теряла свое полноводье, возвращалась в прежнее русло. Низкий берег, в который уткнулся носом паром, после ухода воды оказался непролазным болотом. Его капрал тоже называл Чигирем.

Лагерь разбивать не стали. Воздух был влажный и ознобистый; поднявшееся неохотно солнце весь день едва пробивалось сквозь желтую, низкую пелену. Русские таскали вещи с корабля на каменистую стрелку: здесь было чуть ли не единственное место, где в грязи не вязли ноги. Все кашляли, шмыгали носами, ходили, подняв плечи, сгорбившись. Вещи валились из рук. Ни у кого и в мыслях не было, оставаться в этом гиблом месте. Анна и сама себя чувствовала продрогшей вороной: вороной с вороненком – под плащом пряталась от сырого воздуха Герда.

Предводитель русских, насупившись, смотрел из под козырька морской фуражки на свой табор. Толстые щеки, бушлат, руки в карманах – бегемот-бегемотом… Женщина толстяка, миловидная блондинка, сидела на бауле у его ног, в руках она сжимала ружье.

– Если вы идете с нами, придется бросить вещи, – сказал старпому Баррион. – Выбраться из Лехордского леса – это уже удача. Нам повезло, что ваш капрал сможет быть проводником.

Бегемот тяжело кивнул головой. После утреннего налета орков спорить не приходилось: власть старпома снова закачалась.

Это был даже не налет. Анна уже знала военную манеру узкоухих. Они любили строй, слаженность, любили подавлять численностью. Их барабаны задавали темп сражения, заставляли особым языком передвигать когорты, перестраивать ряды, заходить с флангов.

Тот отряд, который выскочил на лагерь новых людей, был слишком малочисленным – наверняка, это были разведчики, идущие впереди большого войска. Выбежав на открытый галечный берег, они ввязались в бой потому, что не сразу заметили у себя за спиной большую часть людей. Узкоухие слишком поздно поняли, что оказались в западне. Между молотом и наковальней.

Но они наделали большой переполох. Люди с парома еще не видели орков, они вообще не видели ничего: небольшой отряд Сонетров, почти сразу, как русские обосновались на своем месте, угодивший к ним в ловушку, можно было не брать в расчет.

Бой был быстротечный. Орков расстреляли из ружей.

На берегу остались лежать ужасные создания. Даже трудно определить в каком состоянии они выглядели поганее: в живом или мертвом. Нет, не трудно – в раненом и осознающем скорый конец. Одна тварь еще дышала.

Возле орка, лежащего у воды, обезоруженного, зажимающего лапой кровоточащий бок, собрались все люди. Они толкались и заглядывали друг другу через плечо.

Мерзкая бугорчатая голова, бледно-зеленая морда, злобные налитые кровью глаза, дрожащий рыбий рот, издающий скулящие звуки. Это было почище любого триллера. Такое зрелище никого не может оставить равнодушным. Анна в который раз содрогнулась от чистого физиологического неприятия. Враг был нагляден, страшен и мерзок. Он не вызвал ничего кроме желания поскорее убить его.

– И вот эти идут на нас, старпом? – спросил кто-то из вооруженных мужчин. – О них говорил тот колдун? Он же нас предупреждал, Яныч!

– А Великанкин-то оказался прав! – крикнул кто-то за спинами.

Старпом тяжелым глазом поискал горлодера, но ропот шел отовсюду. Лучше было сейчас предводителю русских не высказывать угрозы. Впрочем, он это и сам осознавал.

– Я Бруно Лобанов обещаю: когда выйдем в безопасное место, устроим новые выборы. Тогда все смогут высказаться, – крикнул глухим голосом старпом. – Были ошибки. И с моей стороны тоже были, но сейчас не устраивайте бузу. Ради своих семей не устраивайте. Я договорился и нам предоставят убежище.

Женщина бегемота стояла за его спиной и напряженно сжимала в руках охотничью двустволку.

Орка прирезал Утес. Встал ему коленом на грудь и деловито, без эмоций, загнал кинжал снизу под ребра. Когда он этим же кинжалом стал отрезать узкоухому голову, Анна отвернулась.

Это не помогло. Оруженосец Фюргарта привязал трофей у своего седла, и теперь Нойманн все время натыкалась на безобразную голову глазами. Даже когда она не смотрела на нее, графиню преследовал смрадный запах. Уже не понятно, воображаемый или нет.

Они ехали на запад. Окончательную точку в выборе направления движения всей их большой оравы поставил Чернота. В сторону Капертаума (а значит и Пархима), по его словам, идти было чистое самоубийство, и даже хуже, потому что именно в той стороне лежат Запретные Курганы, – губы Утеса при упоминании этой местности превратились в жесткую складку, было очевидно, что и он не стремится туда попасть, – а единственная, знакомая, хоженая капралом дорога ведет в Крево.

– А Крево – это дикобразы, – пояснил Баррион для Анны. – Их земли – это уже почти медведи.

Баррион хотел попасть к медведям – так звали Бернов, вассалов Фюргартов. Анна знала это. По словам «нового» Чарли, там находился отец Барриона король Дерикси там было все, что осталось от войска Капертаума. Оруженосцы Барриона: Утес и Риард Хонг, – конечно, последуют за ним. Анне тоже ничего не оставалось, как ехать к медведям. Если она желала вернуться в Пархим (а она желала?) то ей следовала держаться своих спутников и дальше.

Некоторое время они двигались по бечевнику вдоль реки и во главе всего отряда ехал Чернота, а с ним – вся их компания и из русских – старпом, затем, ориентируясь на неясные приметы, капрал свернул на нечеткую тропу, уходящую в лес. Они, понятно, последовали за ним.

Дорожка была влажная, черная и мягкая, как ковер. Деревья, едва они немного отъехали от реки, придвинулись ближе; их широко расставленные ветви закрыли небо и склонились над всадниками, словно рассматривая их и прислушиваясь, о чем говорят люди. Звуки стали глухими, неясными и быстро гасли в ближайших стволах.

– Не нравиться мне этот лес, – громко сообщил Утес и пригнулся от звука собственного голоса. Вот уж никогда нельзя было поверить, что грозный воин может чего-то бояться. Да еще какого-то там леса.

– Лес, как лес, – пожала плечами Анна и снова наткнулась глазами на оскаленную голову у ноги воина.

– Если бы так, – недовольно озираясь, пожаловался Утес. Его желтые волосы намокли от тумана и свисали на плечи сосульками. То и дело наверху, на листьях деревьев, набухала очередная капля, и тяжело падала на проезжающих внизу людей. На головы, на плечи, за шиворот. Люди ежились и поднимали отвороты курток. – Это не просто лес, – гудел Утес, – это Лехордский Лес. А это, графиня, не на много лучше Запретных Курганов. Гиблое место для человека. Здесь же даже дышать трудно. Разве вы не чувствуете, какой спертый здесь воздух, – как на гнилом болоте? И посмотрите, деревья все время качают ветвями.

– На то они и деревья, – заметила Нойманн.

– Нет. Деревья в Лехордском Лесу живые, скажи им, капрал. Они нас и слышат и видят. Глядите, ветра нет, а они шевелятся.

Невольно все стали озираться по сторонам, даже Анне стало жутковато. Впереди на них как раз надвигалось особенно толстое дерево – то ли вяз, то ли бук; потеки на его стволе, бугристая кора причудливо складывались в угрюмую физиономию. Всматриваться в черты не хотелось. Что-то схватило девушку сзади за плечо, она стремительно обернулась, грубо дернув Веспу уздечкой, – и длинная корявая ветка закачалась перед самым лицом, конец ее изогнулся предостерегающим пальцем.

«Какая-то паранойя!» – подумала Анна. – «Лес, как любой другой; не может здесь быть ничего: у страха тысяча глаз…» Но она некстати вспомнила, как, вопреки холодку по спине, открыла дверь незнакомцу, постучавшемуся из ночи, – тогда, когда они ходили к береттеям и заночевали в брошенном доме. Открыла, потому верила, что чудовища живут только в блокбастерах. Незнакомец и его черный длинногривый конь… Она только на секунду отвернулась, чтобы поднять амбарную щеколду, юноша положил влажную руку ей на запястье. Аннна еще успела удивиться: какой быстрый, чуть увидел женщину и сразу к делу; опустила глаза и замерла – пальцы незнакомца были удивительно длинные, узловатые в фалангах, и беспрестанно двигались, словно пульсировали.

Анна подняла голову; лицо юноши, вдруг каким-то образом обернулось девичьим, и прямо на ее глазах начало удлиняться; подбородок пополз вниз, открывая длинный провал рта… от ужаса и недоумения Анна не могла пошевелиться. А потом эта тварь плюнула ей прямо в лицо. Чем-то мерзким и липким.

Бр-р-р… не к месту она начала это вспоминать. Нойманн обернулась через плечо и всмотрелась в дорогу за спиной.

Выглядело она завораживающе и знакомо, словно виденная в каком-то фильме. Тропа позади уходила, изгибалась и терялась среди деревьев и высокой травы; по ней, далеко растянувшись, брели людские фигуры, с мешками в руках и за плечами. Словно дети, следующие за волшебным крысоловом.

Рядом возник Баррион. Внимательно посмотрел ей в лицо фиолетовыми глазами. Герда потянулась к ней с его лошади, – она захотела ехать с Фюргартом, – схватилась ручками за поясной ремень, тихонько засмеялась тонким колокольчиком.

– Пойдешь ко мне, куколка?

– Я не куколка, а живая девочка. Нет, я поеду с рыцарем! – Герда проказливо встряхнула светлыми кудряшками и откинулась назад, на грудь Барриона.

– Ладно… Я давно заметила, Фюргарт, дети тянутся к красивым людям…

Баррион задумался на миг, кивнул согласно головой. Он не кокетничал. Именно так. В нем совсем не было ничего напускного, никакой позы. После того, как рыцарь пришел в себя, он вообще вдруг оказался отличным собеседником и товарищем. И, если признаться честно, чуть ли не идеалом мужчины. Именно такими представляют себе девочки будущих избранников: мужественными, отважными и верными… и красивыми.

– Почему ты сворачиваешь с дороги!? – воскликнул Утес.

Пенча Чернота, ехавший в двадцати метрах впереди, на несколько мгновений задержался на изгибе тропы, – путь ее дальше пролегал между двумя раскидистыми дубами-близнецами – и вдруг поехал в сторону, по топкой и кочковатой поляне. Уже на середине ее он и обернулся.

– Езжайте след в след за мной. Тропы в этом лесу ненадежны.

Утес пожал плечами, но спорить не стал. Они все друг за другом пересекли открытое место. Последним из их передовой группы проехал старпом Лобанов. Тусклое солнце смотрело на людей сквозь пелену желтым глазом.

– Почему нельзя было проехать между деревьев? – спросила на другой стороне поляны Анна. – Мы же по дуге вернулись вновь на ту же тропу.

– На ту же, да не на ту. Всмотрись… – ответил Чернота, указывая рукой на дубы. Анна обернулась.

Деревья были все те же, она не видела ничего в них особенного. Прекрасные мощные лесные патриархи, которые послужили бы украшением любого парка в Германии. Лет по пятьсот им, не меньше – быстро посчитала Анна по кольцевым узлам ветвей – отец еще в детстве научил. Но больше ничего такого особенного она не видела… тропы! – между исполинов не было видно тропы. С той стороны она была, а с этой – чисто: густая девственно-нетронутая трава. Что за натюрморт?

– Так-то, – пробормотал Чернота, увидев по лицу Анны, что она заметила несуразицу. – Нельзя верить. Все дороги в Лехордском лесу ведут к его хозяину.

– Если бы мы поехали туда, то прямиком попали к нему в болото? – Утес откуда-то извлек красный шнурок и в несколько оборотов накрутил на запястье левой руки.

– Лучше и не знать. Здесь все время нужно быть начеку, смотреть, как ложатся тени от деревьев, не меняют ли своего места камни за спиной.

Анна не захотела расспрашивать, о чем это говорят капрал с Утесом. Спросил русский.