Нуар с проводами

– Который час?

– Половина шестого, – отозвался он, пытаясь заглянуть ей в глаза.

– Хорошо, тогда в семь у нас сегодня свидание в корпусе гуманитарного знания, там мы с тобой полтора часа посвятим изучению теории настоящего гендера и…

– Клаудия! – возмутился Салли.

Клэр подняла брови и чуть наклонила голову:

– Я вас внимательно слушаю, Салливан.

– Но Клаудия, а…

– Никаких «а». Думаешь, полиция отпустила нас за красивые глаза? Я еще буду им отчеты писать. Так что пока у нас предусмотрены свидания исключительно научной направленности.

– Хорошо, – понурился Салли. – Извини, что я такой кривой, я вообще должен был в Хейвене остаться, но так вышло, закинули в мир, никак не могу привыкнуть, что мы тут гендерно-феминны или гендерно-маскулинны.

– Ничего, – бросила Клэр, поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. – До встречи.

По пути домой, за эти жалкие сотню футов, она обернулась, наверное, раз пять, и каждый раз Салли махал ей рукой.

Она устала от беготни накануне, поэтому легла поспать. Фон разразился трелью ровно через час, и, более-менее бодрая, Клэр отправилась в корпус гуманитарного здания, стараясь не бежать уж совсем. Студенты бросали на нее излишне долгие взгляды, но она не волновалась. Она думала, как войдет в аудиторию, а длинный Салли будет сидеть на кафедре и болтать на ногами. Клэр все-таки влюбится окончательно, и плевать она хотела на возраст.

В аудитории никого не оказалось. Клэр подождала пять минут, потом схватилась за фон и подняла информацию по Салливану Рэнду. Набрала адрес, послушала тишину. Посидела еще немного. Махнула рукой и, чувствуя себя старой идиоткой, пошла обратно. Вечер с черными мыслями коротать не хотелось, поэтому она выбралась за пределы городка, добрела до сияющей улицы и зашла посмотреть на платье. Конечно, ее узнали и продавщицы, и сканеры, и голограммы, поэтому вниманием она была окружена мгновенно, тоска немного отступила, и идеальное общество потребления сделало свое дело: ушла она в неплохом настроении. Даже план какой-никакой нарисовался. Вытащить Айзека на встречу, а дальше – гори все синим пламенем.

На следующее утро городок гудел. Клэр раздраженно выбирала юбку с блузкой битые двадцать минут, а в итоге вылетела на улицу черт знает в чем. Вчерашняя покупка не подходила. Клэр была почти уверена, что у малолетних нахалов был спорт такой, снимать преподавателя, кто больше снимет, тому какой-нибудь приз. Может, даже Джонни участвует.

До корпуса Клэр летела вихрем, вбежала на второй этаж, шваркнула сумку на кафедру так, что вылетел планшет. Он упал на пол в тишине, и Клэр будто чем-то по затылку ударило. Она подняла взгляд. Ребята были тут, никуда не делись и не пропали. Сидели молча. Девчонки, несмотря на гендер, судорожно вытирали лица.

– Так, – сказала Клэр, пробегая глазами по рядам и не понимая, что происходит. – Так.

Что-то случилось.

– Элла, может, вы расскажете, что происходит? Я не в курсе.

Клэр никак не могла найти взглядом Салли, и это почему-то пугало, а не злило.

– Вы не слышали? – отозвался парень мрачно. – Не может быть.

По амфитеатру кубарем скатилась Джонни, уже не пытаясь скрыть слезы. Хлопнула дверью – и была такова.

– Салли ушел. Сегодня утром не могли до него достучаться, мы вместе ходим обычно… А он ушел в под. Глубокий, как его, ну доктор Рейес, вы знаете. Не позвонить, не написать толком. Там, где счастливые картинки. Мы не поверили, доктор, но мы ходили в ближайший центр проверить.

В аудитории явственно всхлипнуло еще несколько девчонок, и Клэр почему-то подумала, что никакую прошивку на сердце менять не надо, потому что протез, кажется, вырвали с корнем.ё

Клэр робко постучала в дверь. Ей не хотелось выбираться в город, ей вообще никуда не хотелось, но она послушно, как чертов робот, поехала сначала в клинику, чтобы посмотреть настройки сердца, а потом – за пределы мира, сюда.

Она все-таки надеялась, что ей откроют, и все окажется простым недоразумением. Игрой, в которой она ходит второй и проигрывает только потому, что слишком стара; куда ей, гоняться за двадцатилетками.

Врач, немолодой мужчина, синхронизировал показания, потом зачем-то погнал ее на полное обследование. Подобное тянется к подобному, и ей снова встретился ходячий анахронизм.

– Доктор Рейес, – сказал он спустя какое-то время, когда она сидела напротив него и судорожно думала, чем занять мысли, чтобы не сдаться, чтобы не разреветься самым позорным образом. – Я не знаю, чем вы озабочены. Эта модель лучшая на рынке, до сих пор. За последние годы ничего не поменялось. Я не понимаю, почему у вас не SH-23, даты расходятся, но это не мое дело. Вы абсолютно здоровы. У вас новейший протез.

Клэр кивнула и впервые не нашла в себе ни сил, ни желания отвечать на почти прямой вопрос. У родителей были связи, что еще тут скажешь. Новая модель вышла на рынок спустя год после операции. А вот про здоровье она бы поспорила. Клэр всегда чувствовала себя немного неполноценной, именно по факту того, что в груди бьется кусок металла. Чувствовало оно не так. И болело не вовремя.

Клэр стряхнула с себя замешательство и постучала еще раз. Задержала дыхание. Задалась вопросом, кому что пообещать, чтобы дверь ей открыл Салли. Если бы это был он, она бы упросила, уговорила остаться хотя бы на чуть-чуть. Он не был похож на тех, кто страдает под-аддикцией, не был похож на неопределившегося.

– Заходите.

Клэр подпрыгнула на месте и обернулась: полусонная девица-администратор зачем-то поднялась вслед за ней и теперь что-то жевала.

Клэр дернула ручку. Ее глазам предстало нестерпимое зрелище: залитая золотым, ярким, красивым цветом заходящего солнца белая комната. С абсолютно стереотипным белым гробом посредине.

Клэр закрыла за собой дверь и подошла к поду. Вдруг поняла, что держится за теплую белую стенку, отчаянно цепляется и скользит пальцами по белому пластику, сползает на пол, не может сделать вдох, хватает ртом ненужные, маленькие порции воздуха так, что в глазах темнеет.

В чувство ее привел жар, расползающийся по спине. Сзади находился враг, машина, которая сожрала стольких ее друзей, а теперь еще и Салли. Клэр пошевелилась: расслабляться нельзя. Под жил, вибрировал, едва слышно гудел.

Клэр поняла, что размазывает по лицу слезы, встала на ноги и побрела в ванную комнату. Она могла дойти на ощупь, без особых подсказок, у Райли была такая же квартира высшей комплектации, с отдельным душем и отдельной кухней. Им все-таки надо было продолжать жить, поэтому под изредка выгонял на кормежку и пробежку. Поговаривали, что старшие модели уже и этого не требуют.

Клэр открыла воду, поняла, что на стене нет зеркала, и умылась пригоршней, на внешний вид ей все-таки было наплевать. Царапнуло глубоко внутри, и она вспомнила, как пыталась поговорить с Полом, первой любовью, как ждала его, как он выбрался из пода, не вполне понимающий, где находится, как пошел в душ – и как она залила под кислотой. Ломка у него началась моментально, еще до того, как она попыталась обнять и поцеловать, до того, как начала твердить изученное, прочитанное, отрефлексированное, а потому – безнадежно глупое, про любовь, них и то, что она скучает. Принцип недолженствования в их эпоху работал, как часы, и люди с каждой новой итерацией рождения все крепче его усваивали. Впитывали с отсутствующим молоком матери.

Ждать Салли смысла не было, да и девица, кажется, упоминала о том, что он не желает контактов, только через виртуальность, как все нормальные люди.

И все-таки Клэр отказывалась понимать, как именно в под ушел Салли. Да, никто не придумал алгоритма, погружения оставались рандомными, но эта вовлеченность в мирские дела, эти заявления про семестр свиданий, этот смешной неуклюжий флирт, это все просто кричало о том, что именно Салли – не мог. Не должен был. Не так резко.

Клэр вышла из ванной, снова подошла к белому гробу – солнце медленно катилось к закату, и уже не слепило – и, по привычке, потрогала бок. Под не отозвался ничем. Решение Клэр приняла моментально, осознав, что всю оставшуюся жизнь придется коротать без взъерошенного голубоглазого Салли.

Она выбежала, захлопнула дверь, отсчитала каблуками немеренное количество белоснежных ступенек, оказалась перед девицей и резко выдохнула:

– Нужен выход, на час, нет, на два, лучше на два.

Девица глянула в ответ непонимающе. И Клэр, раздражившись совсем до крайности, объяснила сквозь зубы:

– У меня нет чипа.

Девица захлопала глазами, будто первый раз такое видела, но очнулась от вынужденного бодрствования и произнесла:

– Простите, у нас отсутствует оборудование для выхода.

Клэр стукнула кулаком по стойке и вылетела из центра. Вызвала по фону такси, добралась до домика в общежитии, бросила сумку и побежала в библиотеку. В библиотеке выходов с нейродатчиками было несколько, тут еще уважали тех, кто не желал портить мозги чипом.

Ничего ужасного не случилось, но Клэр все-таки трясло, ей не нравилась аугментированная реальность, дополненная всяческими вещами, которых не имелось в природе: прогнозом погоды, постоянно всплывающими уведомлениями от случайных знакомых: кому-то понравился мыслеобраз, а кто-то празднует два года отношений в поде. Легли, познакомились, имеют отношения.

Она прикоснулась к теплому терминалу, увидела все то, что не хотела, будто куда-то под основание черепа вогнали тонкий луч сияющего света, и мир оказался другим. Не таким, как прежде. Клэр подышала, моргая и мечтая ослепнуть, перестать понимать. Вспомнила, зачем все это делает, усилием мысли нашла контакт Салли Рэнда и позвонила ему.

Пока что под веками светилась улыбающаяся взъерошенная фотография, но и от нее было не слишком хорошо, физически и эмоционально. Звук из старых программ проходил раз, второй, третий, четвертый, пятый, шестой. Клэр остановилась, она замучилась считать. Разве только занят, болтает с кем-то.

Потом канал открылся, и она увидела его. Взъерошенного какаду, оцифрованного, но выглядящего идеально, так, как она хотела. Обычно обитатели подов ретушировали свою внешность, но не в этом случае. Клэр почувствовала, что не справляется, почти сползла на пол, чтобы спрятаться, потом вспомнила, что Салли никуда не денется, что мозг сам поместит его образ в нужное положение. Она с трудом дошла до массивного деревянного стола с рядом старинных ламп. Отодвинула тяжелый стул, упала на него почти мертвым телом, а когда подняла глаза – Салли сидел напротив. Очень реальный и очень встревоженный.