Замысел и промысел, или Кто не играет в кости. Часть 2

– Как тебе тут? Нравится? Вижу, что да. Только не вздумай мяукать или царапаться в дверь, а то хозяйка выставит на улицу нас обоих.

– Я голоден! Накорми меня, болван!

– Ну-ка тихо! – прошептал Майнстрем. – Я же сказал тебе не подавать голоса, глупыш. Сейчас, погоди… По-моему, где-то тут оставалось немного сливок. Так и есть! Только это, по-моему, не сливки.

Юноша понюхал кувшин и невольно скривился.

– Это определённо не сливки. Уже не сливки. Но, думаю, тебе подойдёт. Угощайся!

Майнстрем поставил на пол небольшую плошку, которую, вероятно, раньше он использовал как подсвечник. Об этом неоднозначно свидетельствовали многочисленные подтёки воска по краям.

– Чтобы я ел из миски на полу?! Ты что не понимаешь, смертный, кто перед тобой?!

– Ну что ты на меня уставился? Не умеешь ещё есть самостоятельно? Ну-ка вот так! – и Майнстрем макнул котёнка мордочкой в прокисшее молоко.

– Да как ты смеешь?! Прекрати немедл…

– Вот так, так! – магистр снова ткнул котёнка в миску.

– Убери свои грязные ру…

– Ну же! Это вкусно! Ты только попробуй! – предпринял очередную попытку Майнстрем.

В конце концов, котёнок распробовал предложенный ужин. Хотя, возможно, он попросту сообразил, что куда безопаснее лакать из блюдца, чем в нём утонуть.

– Вот и молодец, а я пока займусь своими делами, дружок.

Магистр оставил котёнка в покое и оглядел комнатёнку. Мебелировку едва ли можно было назвать шикарной (и даже приличествующей званию магистра). Большую часть пространства занимала кровать, однако такое положение определялось не её размерами, а размером самой комнаты. На кровать по-дружески опиралась небольшая трёхногая тумба. Довершали обстановку хлипкий на вид стул и стол, заваленный книгами, листами пергамента, облезлыми перьями и огарками свечей.

Майнстрем подошёл к столу, переворошил все бумаги, и, видимо, найдя то, что искал, плюхнулся на стул. Стул отозвался противным скрипом.

– Эх, жаль, что я не прихватил последний вариант из университета… – воздохнул Майнстрем, просматривая рукопись. – Но, ничего страшного! Я перечитал его сотню раз и, по-моему, всё запомнил. Как там было?..

Прекрасна ты, как летней ночи дуновенье,

Ты манишь за собой, лишаешь сна.

Ты, словно райской птицы пенье.

Красива, также, как она.

Твой голос – тихой арфы перезвон,

Твоя прельщает милая натура.

Ты слёз моих неслышный стон

............................................

Да. Вот эта самая строчка никак не давалась…       Натура… натура… Что бы такое зарифмовать?… Созвучие… Какое же созвучие?..

Котёнок тем временем расположился у его магистра Щековских и подал голос:

– Дура.

– Эй, малыш, ты так громко урчишь! Хочешь помочь мне? – и, не дожидаясь реакции котёнка, Майнстрем подхватил его на руки. – Ну что же, давай попробуем вместе! Натура – фигура – структура – магистратура – акупунктура…

– Дура – это прекрасное созвучие!

– Тебе тоже не нравится? – спросил магистр, поглаживая пушистый комок. – Согласен. Подходящей рифмы нет…

– Есть. Я повторил её дважды, убогий. Это слово «дура»!

– А что если попробовать заменить всю строку? – задумался Майнстрем.

– Лучше замарай всю эту писанину целиком, презренный бездарь!

– Какой ты громкий, малыш. Будешь так шуметь, и хозяйка выгонит нас! Так-с… А может, если переделать весь катерн? Что если?.. – Майнстрем потянулся к чернильнице так стремительно, что не обладай котёнок изрядно острыми когтями, то он едва бы удержался от падения. Майнстрем же, в чью ногу впились крохотные кинжалы, казалось, ничего даже не заметил. Он писал и зачёркивал, зачёркивал и вновь писал… То замирал, словно прислушиваясь к чему-то, то вновь склонялся над пергаментом… Наконец он выпрямился и с явным удовлетворением перечитал написанное.

– Да! Вот теперь всё так, – магистр резко поднялся, совершенно забыв, про того, кто сидел у него на коленях.

Виртуозно изогнувшись, котёнок приземлился на лапы и недовольно зашипел.

– Убогий! Да как ты посмел? Ты же мог меня покалечить!

– О, прости малыш, твой хозяин немного забылся! – Майнстрем протянул руку, чтобы погладить котёнка, но тот выгнул спину и снова зашипел:

– Ты мне не хозяин, презренный! Не смей даже прикасаться ко мне, болван!

– Да ладно, не шипи так! Кошки всегда приземляются на лапы, – Майнстрем потрепал малыша за ухом. – Ты сейчас останешься тут один и будешь вести себя хорошо. А главное – не смей шуметь, иначе окажешься на улице!

– А ты не смей так со мной обращаться, презренный! Никогда не указывай мне, что делать!

– Вот видишь, ты уже и мурлычешь. Значит, мы с тобой договорились, хорошо? – Майнстрем внимательно посмотрел на котёнка. В глубине его прозрачно-золотых глаз, кажется, прыгали крохотные искорки.

– Погоди пока сядет солнце, ничтожество! Тогда-то ты узришь всё моё величие! Ты будешь трепе…

В эту секунду магистр неожиданно для себя самого чихнул.

– О, прости, малыш! Тут видно, много пыли.

Майнстрем опустил ошарашенного котёнка на пол и с чувством выполненного долга приступил к сборам. Сорочка его действительно была выстирана, а костюм почищен. Однако стирка не избавила сорочку от заштопанных манжет, а чистка не скрыла потёртости костюма.

– Ну что ж, – вздохнул магистр, оглядывая своё отражение в медном кубке. – Не всё сразу. И потом, когда ты поступал в университет, ты же не говорил, что хочешь стать богатым, ты же хотел стать магистром? Вот ты и магистр. А богатство… всё это ерунда! В конце концов, не в костюме дело.

– Как же ты низок, человечишка! Но подожди, осталось несколько мгновений!

– Что, малыш? – Майнстрем обернулся и увидел, как расположившийся на подоконнике котёнок, завороженно смотрит на закат и едва слышно мурлыкает. – Красиво, правда? Но я, к сожалению, не смогу составить тебе компанию, мне уже пора, – магистр сунул за пазуху лист пергамента, ощупал кошель с деньгами в кармане и вышел.