Мои Питерские Рассказы

Я успел добежать до ограды и пулей перемахнув через неё. Там, за оградой, найдя какой-то предмет бросил в обидчика. Попал. Моему обидчику, видимо, показалось это болезненно- обидным и он тоже пулей перелетел через забор за мной.

Двор в котором мы оказались, почему-то назывался Татаркой. Я побежал в глубь двора, на хвосте висел папа космонавта Шаталова. Обогнув двор, и видя, что расстояние между мной и папой космонавта Шаталова сокращается, моя спина стала предвкушать очередную воспитательную  работу.

Рядом была какая-то общага. Из неё высунулись девушки и стали звать меня махая руками. Жили они на втором этаже. Пока я карабкался к ним по водосточной трубе, клюшка успела плашмя глухо стукнуть о мой позвоночник.

Я был героем в их глазах и меня угощали вареньем. Прошло лето и настала осень. Выросли жёлуди в нашем Соловьёвском саду и тесно прижавшись к друг другу ждали своего освобождения из литровой банки. Мне нужно было учить уроки, а я сидел на подоконнике открытого окна и уроки делать очень сильно не хотел.

Вдруг, внизу, в шляпе с полями, я заприметил моего обидчика-папу космонавта Шаталова. Он с кем-то говорил под моим окном.

Отбомбился желудями здорово. После этого появилось желание учить уроки.

Таблица умножения и погружение на 20 метров

Рисунок автора

В первом классе меня отправляли в группу продлённого дня. Там было радостно. Когда мы делали большую часть уроков, то можно было развлекаться. Безобидно. Безобидно развлекаться можно было по-разному.

Я рисовал. У меня с бумагой была напряжёнка, поэтому свои рисунки я рисовал на тетрадных обложках. Тетрадные обложки были зелёненькими и синенькими. Для младших классов писали таблицу умножения, а для старших меры длины и веса и всякие полезные формулы.

На синеньких обложках можно было рисовать самолёты, а на зелёненьких-танки.

Ещё на синеньких можно было рисовать подводные лодки и утопшие вражеские корабли. А столбики с умножением не зарисовывались и не закрашивались!

Рисовал и заодно таблицу умножения запоминал!

В общем, я отлично знал таблицу умножения и поэтому закончил школу, и позже Академию, долетал до пенсии, а потом ещё поработал на земле, потому что не хотел дурью маяться. Так как у меня была пенсия и поганая болезнь, то меня хотели на пенсию окончательно отправить. Профсоюз лётного состава меня отстоял. Пока баталия продолжалась, я в Хургаду уехал.

А мой друг, тоже хорошо знавший таблицу умножения, стал Командиром Боинга, слетал в Шарм-Шейх (это на другой стороне Красного моря  от Хургады) и нырнул на 12 метров. Я. конечно, очень завидовал, потому что я глубже 10 метров без акваланга не погружался. А с аквалангом вообще не погружался.

Конечно, я нырял с инструктором. Коралловая гора уходила вверх, мимо плавали рыбки, а тишина не нарушалась даже вздохом и выдохом кислорода, который выбулькивался из моего лёгочного аппарата акваланга. Я испытывал такой же восторг, когда летел с парашютом или летел на самолёте сам.

Интересно, что инструктор  получил инструкцию не погружаться со мной более 2-3 метров, но он поверить не мог, что я до этого не погружался никогда!

С аквалангами я погружался действительно первый раз!

Мне надо было погрузиться на 15 метров.

Я шёл по рельефу дна, погружаясь всё глубже и глубже. Иногда я помогал руками, чтобы ещё больше погрузиться или не задеть за кораллы.

На высотомере-глубиномере, было 19,4 метра. Всплывали осторожно, чтобы не подхватить  кессонную болезнь. А её можно подхватить, даже погружаясь всего на 2-3 метра с аквалангом. В баллонах, которыми мы дышим состав газа несколько отличается  от земного, давление значительно выше.  В результате быстрого изменения наружного давления в крови и тканях образуются пузырьки газа, которые разрушают стенки клеток и кровеносных сосудов, блокируют кровоток. Это может привести к болевым ощущениям и даже очень неприятным событиям. Когда я спросил у инструктора о 19,4 метрах, то он сказал, что так глубоко погружаться было нельзя, и я понял, что эта глубина мне, видимо, померещилась…

Теперь, как и полвека назад, можно и нарисовать погружение на хорошей бумаге.  не беспокоясь о знаниях таблицы умножения.

Дима, Вот, как бывает!

“Ты волен, выбирай куда идти. Ты человек, рождённый быть раю.

Кто нас завёл в какое-то болото. Сам для себя творит всё человек.

Сейчас настало время ускорения каких-то процессов вселенских.

И те, чей образ жизни не соответствует естественным законам бытия, будут подвержены испытаниям сначала самым обычным способом, понятным и ясным, и эти испытания для них как добрый знак к осмыслению своих поступков, своего пути. У тех, кто осмыслить не сумеет, ещё невзгоды будут, а потом они из жизни должны будут уйти, чтоб здоровыми возродится снова через 9000 лет”

С Димой мы познакомились в “моём дворе” напротив пристройки, где жил отец космонавта Шаталова, по весне, когда нам было по семь . У Димки был такой же голубой велосипед, как у меня, поэтому эта общность нас сближала с первого взгляда.

Правда, Димка хотел стать десантником, а я лётчиком, но мне тогда казалось, что он передумает. Время ещё было!

Потом мы учились в разных школах, но всегда были в месте. Димка рос без отца, с мамой, которая преподавала французский язык, во французской школе. А моя мама преподавала английский. Стандартные, заброшенные учительские дети. Правда у меня был папа, а ещё бабуля и дедуля, в Ленинграде но они все работали, а папа вообще уезжал на ходовые испытания своих подводных лодок.

Дима жил на второй линии, а я на третьей, напротив друг друга. Иногда мы даже не звонили по телефону, а просто пуляли из рогатки проволочными пульками по форточкам.

Вся наша жизнь с Димой проходила в наших дворах, на линиях Васильевского, Петропавловки и стадионе имени Ленина. Позже появилось Смоленское кладбище.

Поскольку я был более контролируемым, то учился лучше и Димкина мама, желая  добра, засунула Диму в Суворовское училище. Это было правильно, ибо Дима познал военную службу и служить не захотел, зато резко возросли результаты его учёбы.  Особенно меня радовали его успехи в написании сочинений. Мои результаты написания сочинений тоже возросли.

Он влюбился в электронику. Даже на своё толи 10-летие, толи 12-летие он попросил меня подарить паяльник.

Потом, мы лазали в разные дворы, особенно  завода Казицкого, и набирали с радио-детальных помоек детали для Диминых будущих устройств. Радиоэлектроника становится становится мощнейшим Диминым увлечением, а всё остальное второстепенным. Главным в его жизни был ещё я. Нас вообще называли Ромео и Джульетта. У нас возникали по этому поводу постоянные споры, но вообще, если судить по комплекции, то Дима больше подходило имя Ромео.

Позднее Дима вымахал до 190см. Он мог легко гасить лампочки в подъездах, правой или левой ногой, подпрыгнув, крутить сальто вперёд или назад, а ещё, в совершенстве владеть паяльником.  Вообще, Дима был молодцом!

Летом мы были на даче в разных местах, но по одной ветке с Финляндского вокзала и снова мы были вместе за исключением 75года, когда всё время я проводил на аэродроме в Лисьем Носу.

А так мы были всё время вместе. Мы даже велосипеды “Спорт” купили одновременно.  Причём, велосипеды были золотого цвета. Дима дольше гнал на больших скоростях, пристроившись в хвост попутному автобусу. Зато он искренне восхищался моему умению просчитывать всё так, что вроде и риска не было никакого.

Мы гоняли к разным озёрам на Карельском  перешейке, чтобы хорошо поплавать и по- загорать.

Потом я поступил в Академию Г.А., а Дима в ЛИАП (Ленинградский институт Авиаприборостроения). Всем было хорошо.

Потом мы стали встречать девочек, а может и девочки стали встречать нас.

Один раз, уже на втором, а может и на третьем курсе. Надо было изучить гетеродинный приёмник с пятью параллельными платами. Ну, не привык я иметь дело с какими- то дикими напряжениями, которые вообще не видны! А экзамен уже завтра. А я ничего не понимаю. Звоню Диме. А Дима  с девушкой встречался, так он распрощался со своей девушкой, чтобы мне гетеродинные приёмники объяснить!

Решил Дима жениться. Я, конечно, был против. Но, Дима очень упорным был, а девушка его выглядела хорошим человеком. В общем, женился, потом дочь появилась.

Дима вкалывал по ночам в хлебопекарне, а потом сидел в институте на занятиях.

Потом, конечно сломался. Супротив природы не попрёшь, даже если стройные научные теории рождаются в голове, как котята у кошки.  Вообще то у Димы головы не было, а был какой-то компьютер, который мог работать несколько суток, а потом вырубался с Димкой тоже на несколько суток, ну часов на 14-15. Но всё равно, по словам Димы он каждый день выигрывал какое-то время. А если за месяц, а если за год? Так было в его теории.

“Утро” когда на часах было 13-14 часов, у него начиналось с пол-литровой чашечки кофе и включался Pink Floyd. (автоматически или вручную) Колонки были самодельные, вероятно, одними из лучших в мире на тот период времени. Дима так говорил.

А знаете, как тот гений собирал электронный будильник, который был связан и с его самодельным магнитофоном, и колонками, и ещё чёрт-знает с чем?

Он соединял просто необходимые провода. Втыкал их куда-то и достигал нужного эффекта. Причём, он не использовал никаких чертежей! Его чертежи были только в его голове! Раз, он предложил открыть его дверь, при этом он дал мне спичку со словами- это ключ! В двери было просверлено с десяток отверстий диаметром 1-2мм в диаметре. Спичка пролезала и всё. Тогда Дима показал мне нужную дырку, но я так и не смог открыть его дверь. Тогда Дима сделал это сам, лишь повернув спичку пару раз!

Пришло моё время писать диплом. Я восхищался инерциальными системами навигации, о них   и писал.

Дима, с компьютером вместо головы, подбросил мне такую замечательную идею, что её реализация могла уже тянуть не только на диплом, но, к сожалению, идея только и осталась идеей по ряду причин