Отряд Асано. Русские эмигранты в вооруженных формированиях Маньчжоу-го (1938–1945)

Еще в 1930 году руководство Дальневосточного отдела РОВС приняло решение о формировании Урало-Приамурской военной группы, учету в которой подлежали бы все бывшие военнослужащие, проживавшие на территории Маньчжурии. После прихода в Маньчжурию новой власти отделы РОВС и КИАФ стали расширять свои территориальные структуры – районы и отделения – в тех местах, где размещалось большое количество эмигрантов. Первоначальное соперничество между отделами этих организаций в рубеже 1933–1934 годов уступило место сближению и некоторому сотрудничеству.

Значительная часть казачьего населения, объединенного в станицы по войсковой принадлежности, входила в состав Восточного Казачьего союза, выступавшего своего рода казачьим отделом Харбинского отделения РОВС (руководитель – генерал-лейтенант Е. Г. Сычев[27 - См. приложение.]), и «семеновского» Союза казаков на Дальнем Востоке (руководитель – генерал-лейтенант А. П. Бакшеев[28 - См. приложение.]).

Весной 1932 года начали действовать учебные подразделения РОВС и КИАФ. Учебное подразделение РОВС, следуя указаниям из европейского центра, сразу же открыло в Харбине повышающие курсы для офицеров, а также военно-училищные и унтер-офицерские курсы для эмигрантской молодежи.

Повышающие курсы позволяли бывшим офицерам получить новые знания в различных областях военного дела. Также существовала возможность заочно окончить Зарубежные высшие военно-научные курсы, организованные и работавшие под руководством профессора Академии Генштаба, генерал-лейтенанта Н. Н. Головина в Париже.

Военно-училищные курсы РОВС имели двухгодичный срок обучения. В программу обучения были включены такие предметы, как тактика различных родов войск, русская военная история, строевая и стрелковая подготовка, топография, инженерное дело и т. д. В качестве учебников использовались учебные материалы, издаваемые в Европе. Занятия проводились по вечерам, обычно два-три раза в неделю. На занятиях курсанты должны были присутствовать в форменной одежде: черные брюки навыпуск, коричневая гимнастерка с черными погонами, обшитыми серебряным галуном, пилотка. Количество обучающихся было невелико – 30–35 человек на курсе (взвод).[29 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 36447. Л. 49, 50.] Летом для курсантов организовывался учебный лагерь на специально отведенной территории, огороженной колючей проволокой, в харбинском пригороде Чинхэ. Здесь курсанты отрабатывали навыки строевой и тактической подготовки, караульной службы, осуществляли учебные стрельбы.[30 - Там же. Д. 20310. Л. 57.] По окончании курсов курсантам, хорошо выдержавшим выпускные испытания, присваивалось звание подпоручиков Русской армии с последующим зачислением их в списки личного состава подразделений РОВС.

Унтер-офицерские курсы РОВС были годичными и строились по образцу учебных команд Русской Императорской армии. После их окончания выпускники могли продолжить свое обучение на военно-училищных курсах.

Первым начальником учебного отряда Харбинского отделения РОВС, в который входили все военно-учебные единицы Отдела, стал полковник Генерального Штаба Яков Яковлевич Смирнов, в будущем последний командир отряда Асано. Смирнов являлся кадровым офицером, выпускником Елизаветградского кавалерийского училища. В годы Первой мировой войны служил ротмистром в 17-м гусарском Черниговском полку, имел пять боевых наград, включая орден св. Владимира IV степени с мечами и бантом. Окончил в 1916 году Военную школу летчиков-наблюдателей, а в 1917-м – ускоренный курс Николаевской академии Генштаба. Служил в кавалерийском корпусе генерала Крымова. Будучи назначенным начальником штаба Уссурийской казачьей дивизии, выбыл в ее составе на Дальний Восток. Всю Гражданскую войну Смирнов провел на Дальнем Востоке. Являлся начальником штаба 9-й Сибирской стрелковой дивизии, Владивостокской крепости и Уссурийской стрелковой бригады. Позднее в чине подполковника служил генерал-квартирмейстером штаба Приамурского военного округа и генералом для поручений 2-го стрелкового корпуса в Приморье. В декабре 1921 года уже в звании полковника возглавил один из кавалерийских полков Временного Приамурского правительства, с которым и отступил на территорию Маньчжурии в октябре 1922 года. После эмиграции жил с семьей на станции Куаньчэнцзы и в Харбине. Работал преподавателем Японо-Русского института и торговым агентом в акционерном обществе «Сунгарийские мельницы». В 1925–1926 годах служил инструктором в Русской группе войск Шаньдунской армии генерала Чжан Цзунчана. Принимал участие в работе Харбинского Общества ревнителей военных знаний и Харбинского отдела РОВС.[31 - Государственный архив Хабаровского края (ГАХК). Ф. 830. Оп. 3. Смирнов Я. Я.]

Смирнов Я. Я. ГАХК

Как показывают имеющиеся материалы, отношение к Смирнову в среде русской военной эмиграции было неоднозначным. Некоторые вменяли ему в вину службу «розовому» правительству Медведева во Владивостоке, при котором было уничтожено немало активных белогвардейцев, включая полковника В. Враштиля и его людей на реке Хор, а также связи с японцами. В разгоревшемся во второй половине 1920-х годов в среде бывших офицеров Генерального штаба скандале, связанном с генералом А. И. Андогским,[32 - См. приложение.] Смирнов вместе с большинством офицеров, окончивших ускоренные курсы Академии Генштаба, поддержал Андогского. Последний обвинялся в сотрудничестве с большевиками в начале Гражданской войны (участвовал в Брестских переговорах) и связях с советской разведкой, что подтверждается современными исследованиями.[33 - Алексеев М. Советская военная разведка в Китае и хроника «китайской смуты» (1922–1929). – М.: Кучково поле, 2010. С. 358.] Скандал привел к расколу офицеров Генштаба и образованию двух обществ, одно из которых, Общество ревнителей военных знаний, и возглавил Андогский. Смирнов входил в состав этого общества. В дальнейшем решением Центрального правления Общества Русских офицеров Генерального штаба в Белграде Андогский был исключен из состава Общества. Недовольство старших офицеров-генштабистов вызывало и то, что Андогский читал лекции по истории Первой мировой войны японским слушателям Военной Академии в Чаньчуне, что якобы освещало «недостатки нашей Родины».[34 - Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-6534. Оп. 1. Д. 5. Л. 9–12.]

Как можно судить по косвенным данным, полковник Смирнов принадлежал к тому слою русского офицерства в Маньчжурии, который считал, что освобождение России (или части ее) возможно только при сотрудничестве с японцами, поэтому и выступал за всемерное расширение контактов с ними. Такая позиция в 1933 году привела полковника к исключению решением Суда чести из состава Обще-Воинского Союза. После этого он некоторое время входил в Военно-монархический союз генерала Косьмина.[35 - Архив Музея русской культуры. Ф. А-43-1. Русские эмигранты на Дальнем Востоке. Кор. 1. Папка. Доклады, сводки о положении русских эмигрантов на Дальнем Востоке.]

Первый выпуск юнкеров военно-училищных курсов состоялся в июне 1934 года. Это событие было торжественно обставлено с большим стечением харбинской общественности, среди которой главное место занимали бывшие крупные воинские чины. Юнкера во главе с командиром роты полковником Генштаба В. А. Поповым были выстроены в зале помещения Союза (располагалось на Новоторговой улице в центре Харбина), где им был зачитан приказ начальника Отдела[36 - Вероятно, в 1933 г. произошла реорганизация Дальневосточного отдела РОВС. В частности, Харбинское отделение стало самостоятельным отделом, представлявшим Обще-Воинский Союз в «независимом» государстве Маньчжоу-го.] генерал-лейтенанта Г. А. Вержбицкого[37 - См. приложение.] за номером 43 о производстве их в офицеры. Среди выпускников первого набора военно-училищных курсов находился и майор маньчжурской службы Н. Б. Коссов.[38 - Часовой. – Париж, 1934. № 131–132. С. 38.]

В сентябре 1934 года, в праздник Воздвижения Креста Господня, состоялся дополнительный выпуск юнкеров, которым по уважительным причинам разрешено было перенести выпускные экзамены, а в 1935-м – последний, третий выпуск. Общая численность выпускников составила 40–50 человек.

Учебная деятельность КИАФ была еще более скромной. Первоначально под руководством учебного отдела Корпуса действовали повышающие курсы для офицеров и унтер-офицерские курсы (учебная команда) для молодежи. Военно-инструкторская (юнкерская) школа КИАФ в Харбине открылась только в мае 1934 года. Школа работала в вечернее время в помещении бывшей мельницы Тетюкова в Модягоу и была, как и военно-училищные курсы РОВС, немногочисленна.[39 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 33582. Шмейсер. Н/д. Л. 20; Грядущая Россия. – Харбин, 1934. № 9–10. С. 44.] Школа просуществовала около полутора лет и сделала, вероятно, только один выпуск молодых офицеров.

В 1933–1934 годах в некоторых крупных поселках на западной линии КВЖД со значительным казачьим населением были организованы казачьи учебные команды. В этих командах во время летних сборов казачья молодежь изучала конный и пеший строй, действия с оружием, гимнастику.

Ведущие молодежные политические организации, такие как Союз мушкетеров и Русская фашистская партия, также обзавелись военно-учебными подразделениями.

«Мушкетеры», объявив себя «резервом Русской армии», еще в 1931 году при поддержке Общества офицеров Генерального Штаба организовали военно-инструкторский учебный отряд, дававший унтер-офицерскую подготовку. Летом для курсантов действовал на окраине Харбина летний тренировочный лагерь. По договоренности с РОВС «мушкетеры», окончившие учебный отряд, могли продолжить обучение на военно-училищных курсах, однако возникшие в 1933 году трения между Союзом мушкетеров и РОВС закрыли такую возможность. Всего в 1932–1933 годах учебный отряд мушкетеров дал два выпуска. В 1931 году при Союзе мушкетеров действовал Морской отряд, сделавший не более одного выпуска. Позднее, в середине 30-х годов, военная подготовка была введена для всех членов Союза. Занятия по военной подготовке проходили на базе трех групп, на которые были разбиты все «мушкетеры», – офицерской, унтер-офицерской и подготовительной (кадетской).[40 - Мушкетер. – Харбин, 1932. № 7. С. 4, 5, 19; № 8. С. 19.]

Учебный отряд фашистской партии был сформирован в 1934 году. Военную подготовку в объеме унтер-офицерского курса возглавляли подпоручик А. Н. Попов, позднее капитан И. И. Якуш и подпоручик К. П. Агеев.[41 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 37484. Л. 30.] Ежегодно фашисты организовывали летний военный лагерь на Крестовом острове в Харбине. Форменная одежда членов Учебного отряда состояла из гимнастерки и брюк защитного желтоватого цвета, дополняемых сапогами и фуражкой со свастикой. На правом рукаве гимнастерки члены отряда носили повязку со свастикой.[42 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 35943. Л. 22.] Парадная же форма, так же как и у «мушкетеров», имела черный цвет. Но в отличие от «мушкетеров», которые носили рубашку-апаш с треугольной нашивкой на левом рукаве, расклешенные брюки, широкий пояс и пилотку, фашисты надевали гимнастерки, галифе, заправленные в сапоги, и фуражки. На смотрах и эмигрантских парадах и те, и другие выглядели очень эффектно, постоянно соперничая между собой.

Политизация и «военизация» эмигрантского сообщества в Маньчжурии в первой половине 1930-х годов проходила во взаимных склоках, противостоянии и борьбе между отдельными лидерами эмиграции и эмигрантскими организациями. «Семеновцы» боролись с «каппелевцами», «николаевцы» – с «кирилловцами», «мушкетеры» стремились «утереть нос» казакам, а казаки терпеть не могли фашистов и выясняли отношения между собой и т. д. Мощные противоречия между эмигрантскими лидерами и организациями, отсутствие единой идеологической основы, собственная финансовая слабость и незначительная поддержка извне, – все это делало перспективы политического объединения эмиграции и восстановления ее боевого потенциала крайне призрачными.

Постоянная политическая «грызня» эмиграции была на руку японцам, имевшим свои виды на русское население Маньчжурии в планах дальнейшей экспансии на материке. Японцам был нужен не столько политический союзник в лице эмиграции, сколько управляемое и послушное сообщество, принявшее идею «императорского пути» (ван дао) – направляющей, созидательной силы Японии в развитии Восточной Азии, и готовое к ее реализации под руководством Японии.

Японские власти были заинтересованы в консолидации русской эмиграции в Маньчжурии, поэтому, когда процесс объединения эмиграции из-за многочисленных внутренних противоречий зашел в тупик, японцы его возглавили и завершили. Согласно секретным сводкам Иностранного отдела ОГПУ, в конце 1934 года состоялось инициированное японцами совещание представителей основных политических сил русской общины Маньчжоу-го, в результате чего было принято решение о создании русского отдела «Дайнихон сейгидан» («Великого японского союза справедливости»), общественной организации, основанной на принципах «классового мира» и паназиатизма. Русский отдел «Дайнихон сейгидан» получил название «Русское национальное объединение борьбы за правду».[43 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 46300. Л. 274.] Создание этого объединения стало решающим шагом к организации в декабре того же года Бюро по делам русских эмигрантов в Маньчжурской империи (БРЭМ), эмигрантской администрации, ведавшей всеми сферами жизни русской общины Маньчжоу-го. В качестве «вождя» русской дальневосточной эмиграции японцами был выдвинут тесно с ними связанный атаман Г. М. Семенов, фигура которого была весьма непопулярна в широких кругах эмиграции.

Политические силы, принявшие непосредственное участие в оформлении Русского национального объединения борьбы за правду, были представлены легитимистами во главе с генералом Кислициным, казаками, признавшими верховенство атамана Семенова (Союз казаков на Дальнем Востоке), и фашистами (ВФП).[44 - Там же.] Представители этих же организаций заняли господствующее положение в руководстве БРЭМ: Родзаевский возглавил 2-й отдел, Бакшеев – 1-й, Гордеев и Грассе, члены Казачьего союза, – 3-й и 4-й, Кислицин после создания 7-го отдела стал его главой. Нужно отметить, что уже не безызвестный нам полковник Я. Я. Смирнов принял активное участие в организации БРЭМ и занял должность начальника канцелярии Бюро.

Эмигрантские организации, не желавшие играть по предложенным японцами правилам, оказались под пристальным вниманием японских спецслужб. В начале 1935 года ряд крупных политических фигур эмиграции были высланы из Маньчжоу-го. Прекратили свою деятельность Харбинский отдел РОВС, несмотря на все умение генерала Вержбицкого, по словам Дитерихса, лавировать,[45 - Архив Музея русской культуры. Ф. А-43-1. Русские эмигранты на Дальнем Востоке. Кор. 3. Папка. Дитерихс – Миллер.] Восточный Казачий союз, Партия младороссов. После «предательства» генерала Кислицина произошел раскол в легитимистском движении, и оно крайне ослабло. Дальнейшая политическая консолидация эмиграции привела к сохранению в 1938 году только двух идейно-политических образований – Российского фашистского союза и Монархического объединения, включившего в себя остатки организаций монархического толка. Монархическое объединение возглавил тесно связанный с Военной миссией идейный противник фашистов Б. Н. Шепунов.

После организации БРЭМ контроль над военной эмиграцией осуществляли созданный летом 1935 года в качестве 7-го отдела Бюро Дальневосточный союз военных в Маньчжурской империи (ДВСВ), возглавляемый генералом Кислициным, и Союз казаков на Дальнем Востоке (ДВСК), объединивший в своих рядах все казачье население Маньчжоу-го. Учету в этих организациях подлежали все бывшие военнослужащие, сотрудники охранных отрядов, молодежь, получившая военная образование.

Дальневосточный союз военных стал своеобразным наследником РОВС и КИАФ в организации русского военного образования за рубежом. Военно-учебный отдел Харбинского округа ДВСВ имел в своем составе военное (юнкерское) училище, учебную команду и повышающие курсы для старшего комсостава.

Военное училище ДВСВ, начавшее работу в 1936 году, было вечерним, со сроком обучения в два года. Первый начальник училища капитан Н. К. Бунякин и сменивший его в дальнейшем полковник Генштаба К. М. Александров являлись бывшими преподавателями военно-училищных курсов РОВС.[46 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 49059. Л. 16.] Изначально в составе училища предполагалось учредить стрелково-пулеметную и инженерную роты, эскадрон, сотню и батарею,[47 - Часовой. – 1936. № 163. С. 32.] но из-за малой численности курсантов (15–20 человек на курсе) реализовать это до конца не удалось. Училище даже не имело собственного помещения, для проведения занятий приходилось арендовать класс в здании Северо-Маньчжурского университета. Выпускники училища после соответствующих экзаменов получали звание подпоручика и зачислялись в специальную роту при ДВСВ. Военное училище действовало вплоть до начала 1945 года и выпустило из своих стен около 70 молодых подпоручиков.[48 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 36446. Л. 33.]

В 1938 году Казачий союз организовал в Харбине повторительные курсы для офицеров и вечерние военно-учебные курсы для молодых казаков со сроком обучения в два года. В летнее время предполагалась организация лагерных сборов, где курсанты на практике могли бы отработать полученные теоретические знания. Руководителем военно-учебных курсов был назначен полковник С. Ф. Стариков, в прошлом член КИАФ. Первый набор на курсы в том же году составил 92 человека.[49 - Зов казака. – Харбин, 1938. С. 54, 55.] Насколько долго просуществовали курсы ДВСК, неизвестно.

Помимо этого продолжали действовать казачьи учебные команды на западной линии Северо-Маньчжурской железной дороги (СМЖД), как стала именоваться с 1935 года КВЖД. Известно, например, что в казачьем празднике в Хайларе, главном казачьем центре Маньчжоу-го, в марте 1937 года приняли участие Учебная команда Хулунбуирского казачьего округа, полусотня Учебной команды Хайларской Мусульманской общины, Учебная сотня местной гимназии и Сводная сотня джигитов. На празднике присутствовали генерал Бакшеев, в то время начальник Главного БРЭМ, и секретарь Бюро, полковник В. Л. Сергеев. Командовал парадом войсковой старшина А. У. Акулов, начальник Хайларского отделения Союза казаков.[50 - Луч Азии. – Харбин, 1937. № 4 (32). С. 18–22.]

Попытки расширить свою военно-учебную деятельность предпринимала и фашистская партия, объявившая в 1935 году так называемую «фашистскую трехлетку», итогом которой должно было стать всеобщее антибольшевистское восстание в России. В 1937 году наряду с учебным отрядом фашистское руководство организовало специальные курсы военной подготовки в составе начальной группы и группы подготовки командиров. В качестве руководителей этих курсов были приглашены русские офицеры Генерального штаба – полковники Я. Я. Смирнов, Н. П. Топорков и А. А. Тихообразов.[51 - Нация. – Шанхай, 1937. № 10. С. 3, 4.]

Еще одним русским военно-учебным заведением в Маньчжурии являлось созданное в мае 1936 года на станции Ханьдаохэцзы Военно-полицейское (юнкерское) училище (ВПУ) со сроком обучения в шесть месяцев. Появление этого училища было вызвано, прежде всего, потребностями подготовки кадров для отрядов горно-лесной полиции Маньчжоу-го, которые несли охрану имущества и персонала лесных и угольных концессий на восточной ветке СМЖД.

В 1935 году властями Маньчжоу-го было принято решение об объединении всех русских и китайских охранных отрядов на востоке Маньчжурии в единую структуру – лесную (горно-лесную) полицию. В связи с чем предполагалось создание новых отрядов, увеличение их личного состава, обеспечение более высокой боеготовности полицейских подразделений.

Летом 1935 года начало работу Управление охранных отрядов, под чьим руководством шла реорганизация русских охранных структур. Возглавил Управление бывший начальник Яблоньского русского охранного отряда, осетин, ротмистр Александр Николаевич Гукаев (он же был первым начальником ВПУ).

Гукаев А. Н. ГАХК

Как и многие командиры русских отрядов, Гукаев являлся офицером военного времени. Будучи мобилизован по досрочному призыву в 1915 году, Александр был зачислен вольноопределяющимся в Осетинский конный полк Кавказской кавалерийской дивизии (имел полный курс гимназии), закончил полковую учебную команду. В июне 1916 года его с фронта направили для учебы в Екатеринодарское казачье военное училище, но за неимением вакансии позднее определили в 1-ю Тифлисскую школу прапорщиков, которую он и окончил в мае 1917 года. Оказавшись в начале 1918 года в Сарапуле, Гукаев принял участие в восстании, которое было организовано подпольной офицерской организацией. Позднее скрывался, примкнул к Ижевско-Воткинским повстанцам. Формировал и возглавлял конные части Воткинской армии, командовал эскадроном в рядах Ижевско-Воткинской дивизии, участвовал в Сибирском Ледяном походе. Был удостоен чина ротмистра, награжден орденами св. Анны IV степени и св. Владимира IV степени. Летом 1920 года был тяжело ранен, находился на излечении в Нерчинске и Харбине. После выздоровления работал кассиром в Восточном товариществе в Харбине. Желая возвратиться в родную воинскую часть, выехал в августе 1922 года во Владивосток, но в часть не попал и, не сумев эвакуироваться, добрался пешком до бухты Датта. Здесь Гукаев давал частные уроки, работал на заготовке рыбы и рубке леса. Находился под надзором ОГПУ и, опасаясь разоблачения (скрывал, что он бывший офицер), в конце 1925 года бежал в Маньчжурию через Благовещенск. Первые годы после побега жил в Харбине, сменил несколько мест работы, три года учился на Юридическом факультете, но так его и не окончил. В 1933 году Гукаев выехал на восточную линию КВЖД, где служил доверенным британского лесопромышленного товарищества на станции Вэйшахэ и руководил местной ячейкой ВФП. В начале 1935 года он по просьбе начальства концессии Кондо возглавил Яблоньский охранный отряд.[52 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 39580. Гукаев А. Н. Л. 15; ГАХК. Ф. 830. Оп. 3. Д. 11800. Гукаев А. Н.]

В процессе реорганизации в марте 1936 года русские охранные отряды были переименованы в отряды горно-лесной полиции Маньчжоу-го и получили порядковые номера. Яблоньский отряд стал именоваться 1-м русским отрядом горно-лесной полиции, Вэйшахэйский – 2-м отрядом, Шитоухэцзийский – пятым, Эрдаохэцзийский – восьмым, Мулинский – девятым. Появились отряды на копях Кейсэй (Лишучжэнь), в поселке Саньдаохэцзы и др. На вооружение отрядов помимо винтовок и гранат поступили пулеметы (в том числе тяжелые), гранатометы и автоматы. В три-четыре раза увеличилась численность личного состава. Согласно сводке штаба 3-й японской дивизии, размещавшейся на востоке Маньчжурии, в 1936 году общая численность служащих отрядов горно-лесной полиции, располагавшихся в семи уездах на востоке Маньчжурии, превышала полторы тысячи человек.[53 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 33286. Горюков. Л. 87, 88.] Большинство отрядов для патрулирования охраняемых территорий имели лошадей.

Для личного состава лесных полицейских отрядов была введена новая форма, идентичная форме других полицейских подразделений Маньчжоу-го, и номенклатура званий, имевших соответствия армейским чинам. Командир отряда обычно имел звание надзирателя 1-го разряда (или старшего надзирателя), что соответствовало званию старшего лейтенанта в армии Маньчжоу-го или капитана в японской армии. В ходе реорганизации русское руководство отрядов сохранилось, но настоящими хозяевами положения стали японские советники, назначавшиеся в каждый отряд.

Как и раньше, основной задачей горно-лесной полиции являлась борьба с китайскими хунхузами и партизанами. Последние, как показывают советские документы, особенно после начала японо-китайской войны, активно поддерживались советской стороной, предоставлявшей партизанам укрытие на своей территории и обеспечивавшей их боеприпасами и продовольствием. Кроме того, для китайских партизан было организовано обучение политграмоте.[54 - Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: сб. документов. Т. 1. Накануне. Кн. 1 (ноябрь 1938 – декабрь 1939 г.). – М.: АО «Книга и бизнес», 1995. С. 36, 37.]

Обычно русские полицейские, получив сведения о появлении китайских вооруженных отрядов от местных жителей или путем предварительной разведки, скрытно выдвигались к предполагаемому месторасположению хунхузского лагеря с целью окружения и ликвидации противника. Используя внезапность, имея хорошо подготовленных бойцов и более хорошее вооружение, нежели у бандитов, полицейские часто выходили из этих схваток победителями, несмотря на то, что численный перевес был нередко на стороне хунхузов. Одним из наиболее «результативных» и отчаянно смелых русских командиров являлся командир взвода Вэйшахэйского отряда (позднее начальник Шитоухэцзийского отряда) В. И. Майоров.

Описания боевых столкновений полицейских с хунхузами неоднократно размещались на страницах издававшегося с 1939 года Союзом полиции Маньчжу-ди-го журнала «Друг полиции». В этом же журнале приводились интересные подробности о жизни хунхузов, об организации и охране их баз и т. п.

Статистика количества боев, проведенных русскими полицейскими против хунхузов и партизан, отсутствует, но известно, например, что бойцы только одного Эрдаохэцзийского отряда в 1937 году приняли участие в 37 боях с хунхузами, в 1938 году – в 19.[55 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 33286. Горюков. Л. 89.] Среди крупных боев между русскими полицейскими и хунхузами (или партизанами) стоит отметить бой в зоне ответственности Вэйшахэйского отряда, произошедший в марте 1937 года. Тогда около 50 русских полицейских из состава Вэйшахэйского и Яблоньского отрядов под командованием полковника Федорова напали на китайский отряд, насчитывавший до 600 человек. Партизаны были разбиты благодаря внезапности нападения и слаженным действиям полицейских.[56 - ГААОСО. Ф. Р-1. Оп. 2. Д. 37244. Майоров. Л. 33.] Летом 1938 года Вэйшахэйский и Яблоньский отряды вели бой с партизанской группировкой, насчитывавшей до двух тысяч человек.[57 - Там же. Д. 36899. Матов. Н/д. Л. 17.]

Итак, русское Военно-полицейское училище разместилось на станции Ханьдаохэцзы. Это была одна из двух деповских станций на восточной линии СМЖД в 270 км от Харбина. Станционные постройки раскинулись между покрытыми живописной глухой тайгой невысокими сопками. До 1917 года здесь располагалась первоначально бригада, а позднее Штаб и войска 3-го отряда Заамурской пограничной стражи.[58 - Заамурский округ Отдельного корпуса пограничной стражи – территориально-организационная структура военной охраны Китайской Восточной железной дороги и ее служебного и технического персонала. Округ был создан в 1901 г. на базе Охранной стражи КВЖД. На момент формирования он состоял из 55 рот, 55 сотен, 6 батарей и 25 учебных команд, с общей численностью личного состава в 25 тысяч человек. В годы русско-японской войны части корпуса принимали участие в боевых действиях. После окончания русско-японской войны в связи с сокращением протяженности КВЖД численность войск Заамурского округа была сокращена. В 1910 г. округ был вновь реорганизован и получил военную организацию. Он включил в себя 6 пеших и 6 конных полков, 4 батареи, саперную роту и другие части. В период Первой мировой войны основная часть войск округа была направлена на юго-западный фронт. Недостаток сил для охраны КВЖД восполнялся организацией ополченческих дружин. Официально охранная стража КВЖД прекратила свое существование в июле 1920 г.] В 20-е годы на станции, включавшей в свой состав четыре поселка с численностью населения свыше четырех тысяч человек, действовали две электростанции, размещались охранные войска, полиция, суд и тюрьма. ВПУ занимало несколько зданий, когда-то принадлежавших Русской охранной страже, – в частности, здание Офицерского собрания, упоминающееся в произведениях известного разведчика, естествоиспытателя, писателя Дальнего Востока Н. А. Байкова.

Работу училища обеспечивали в основном русские кадры, хотя с 1937 года его начальником был японец. Русским заместителем начальника ВПУ практически на всем протяжении его существования являлся полковник В. Н. Федоров, бывший начальник Вэйшахэйского полицейского отряда. Курсовыми офицерами в разное время служили полковник Федоров, полковник Генштаба В. А. Попов, в прошлом командир роты военно-училищных курсов РОВС, подполковник Н. Н. Ильин, поручик Н. А. Ядыкин, подпоручик К. П. Агеев. Двое последних для нас особенно интересны, поскольку в дальнейшем они будут служить в отряде Асано.

Ядыкин Н. А. ГАХК

Николай Александрович Ядыкин родился в 1900 году в Тургайской области. В марте 1919 года после окончания Боровской лесной школы (станица Щучья Акмолинской обасти) он добровольцем вступил в армию Колчака, в 4-й Тюменский кадровый полк, окончил полковую учебную команду и был направлен для обучения в Челябинскую учебно-инструкторскую школу. В период обучения принимал участие в боях на Уральском фронте и за храбрость был награжден Георгиевским крестом IV степени. В сентябре получил производство в чин подпоручика и назначение командиром взвода в Отдельный Уральский егерский батальон 12-й Уральской дивизии. В боях на реке Тобол был ранен и эвакуирован в санитарном эшелоне на остров Русский. После окончательного излечения в конце 1920 года Ядыкин был включен в Отдельный Уссурийский имени атамана Калмыкова дивизион Гродековской группы войск, в 1921 году произведен в поручики. Участвовал в Хабаровском походе. Будучи раненным в бою под селом Монастырище в октябре 1922 года, попал во Владивосток, откуда с эскадрой адмирала Г. К. Старка был эвакуирован в Гензан. В дальнейшем лечился и жил в Чанчуне. Весной 1925 года Ядыкин поступил рядовым бойцом на службу в Русскую группу войск Шаньдунской армии. Позднее командовал ротой, являлся помощником командира полка по строевой части, начальником Отдельной офицерской роты и старшим инструктором 165-й бригады. Закончил службу весной 1927 года в звании майора. Возвратившись в Харбин, некоторое время работал на КВЖД, позднее десятником строительного товарищества на лесной концессии на реке Чол и полицейским-регулировщиком движения Новогороднего полицейского участка Харбина (1932–1935). Состоял членом КИАФ и ДВСВ. В мае 1936 года Ядыкин, в то время обер-офицер для поручений при Отделе генерал-квартирмейстера штаба ДВСВ, был направлен в качестве инструктора в Военно-полицейское училище на станции Ханьдаохэцзы.[59 - ГАРФ. Ф. Р-7044. Оп. 1. Д. 3. Л. 194, 284; ГАХК. Ф. 830. Оп. 3. Ядыкин Н. А.]

Агеев К. П. ГАХК

Константин Петрович Агеев родился в 1910 году в Бугуруслане, в 1919 году был вывезен родителями в Маньчжурию, где семья жила сначала на станции Вэйшахэ, позднее – на станции Ханьдаохэцзы. Окончив высшее начальное училище в 1926 году, Константин стал работать учеником лесопромышленного предприятия Кудрявцева, а в дальнейшем, освоив профессию телеграфиста, – телеграфным служащим на станциях Вэйшахэ и Санчахэ. В 1930 году Агеев уехал в Шанхай, где, как и многие другие молодые люди из Харбина, не имея достаточного знания английского языка, служил в Русском полку Шанхайского волонтерского корпуса.[60 - Шанхайский Русский волонтерский полк – первоначально как Русский отряд Шанхайского волонтерского корпуса был сформирован при непосредственном участии генерал-лейтенанта Ф. Л. Глебова в январе 1927 г. Целью его создания являлась необходимость привлечения русских эмигрантов для охраны объектов иностранных концессий в период борьбы прокоммунистически настроенных китайцев против иностранного влияния и войны между Северным и Южным Китаем. Основу отряда составили чины Дальневосточной казачьей группы в количестве 40 человек. Весной 1927 г. численность отряда выросла до 300 человек, позднее была несколько сокращена. С июля 1928 г. отряд был переименован в Отдельный русский отряд Шанхайского волонтерского корпуса. В начале 30-х годов в условиях разрастающегося японо-китайского конфликта численность охранных структур иностранных концессий Шанхая заметно выросла. В феврале 1932 г. русский отряд был переформирован в Шанхайский русский волонтерский полк 4-ротного состава численностью до 400 человек. Командирами Русского отряда последовательно являлись капитан 1-го ранга Н. Г. Фомин, полковник Г. Г. Тиме, полковник С. Д. Иванов. В декабре 1943 г. Русский волонтерский полк был преобразован в 4-й отряд обще-полицейского корпуса Шанхая. Подразделение прекратило свое существование в 1945 г.]